Глава 1. Начало
Глава 16. Проваленная операция
«Композитор Бородин» своевременно пришел в порт выгрузки. После окончания швартовки у борта теплохода на причале появились вооруженные охранники в военной форме. Такая суровая встреча не предвещала ничего хорошего. Капитан Постников с тревогой ждал появления на судне официальных сотрудников портовых властей и представителей грузополучателя. Когда многочисленные гости, поднявшиеся с берега, скрылись в каюте Юрия Александровича, весь экипаж напряженно замер в предчувствии продолжения неприятностей.
К счастью, наши мрачные предчувствия не оправдались. Портовые власти спокойно приняли все имевшиеся у капитана грузовые документы и прочие официальные бумаги, осмотрели состояние груза и сошли с борта. Охрану с причала быстро убрали, место солдат с автоматами заняли два автомобильных крана, которые приступили к разгрузке судна. К выгруженным на причал зеленым ящикам от компании «Техсервис» с оторванными пломбами никаких претензий от грузополучателя не поступило.
Мы спокойно простояли трое суток в порту выгрузки, латая повреждения обшивки корпуса, нанесенные пулями пиратского пулемета. В нужный час, как всегда, на борт поднялся лоцман, и мы с большой радостью пошли в родную сторонку.
Обратный путь оказался по времени более продолжительным, чем первая часть нашего путешествия. Но он оказался настолько спокойным и обыденным, что совершенно не сохранился в памяти. Только заметки в личном дневнике позволили восстановить цепь событий тех месяцев.
Из Ирана наше судно в балласте отправилось в Турцию. На выходе из Персидского залива мы попали в состав большого каравана судов, который, не торопясь, миновал Аравийской море без каких-либо эксцессов с пиратами. Из турецкого порта Исдемир в Средиземном море отвезли груз металлопроката в итальянский город Салерно. Потом с юга Франции груженные пшеницей пошли в Англию. И, наконец, со свежими овощами из Роттердама «Композитор Бородин» в разгар зимы направился домой в Петербург.
В этом месте я вновь прибегну к своим старым записям.
Запись из личного дневника
Судно миля за милей привычно режет балтийскую волну. Вдалеке слева по борту остаются острова Готланд с Эландом, справа приближается Моондзунский архипелаг. Завтра на борт поднимется лоцман и поведет в Морской канал к причалу Торгового порта. Бывает, конечно, что экипаж работает на линии и подходит к устью Невы каждые десять дней или раз в неделю. Тогда эмоции проявляются спокойнее, чем у тех, кто хоть пару месяцев не был дома. Ведь наплывающий издалека купол Кронштадского собора, открывающийся взору по расписанию, не дарит той остроты ощущений от ожидания встречи с родным городом, которую испытывают те, кто покинул его много дней тому назад.
Дни складываются в недели, недели в месяцы. Вокруг простирается только равнина моря, ее бескрайняя даль. И волны, которые разнятся всюду на протяжении долгого плавания. В океане – могучий накат, даже в спокойную погоду его гигантская плавная волна поднимает и опускает так, что может полностью спрятать из виду идущий навстречу огромный танкер или контейнеровоз размером с двадцатиэтажный дом. Из просторов открытого океана ближе к берегу морская волна иная: легкая, незаметная при слабом ветре и крутая, жесткая, когда свежеет. А в закрытой чаше Балтийского моря ветру с океана и вовсе не разгуляться, он гонит свою волну – короткую и злую, которая упорно лупит в скулу парохода, будто в отместку за то, что недавно здесь стоял полный штиль.
Порой морские волны беснуются, а ветер по-разбойничьи свистит в антеннах. Его напор настолько велик, что трудно вздохнуть полной грудью, оказавшись на палубе.
По внутренним коридорам приходится буквально карабкаться, держась за поручни вдоль переборок, когда волна швыряет с борта на борт. Судовое железо натужно скрежещет при подъеме на водяной вал. Затем следует провал в бездну, и палуба исчезает под бурлящей водой, которая с шипением в клочьях пены нехотя скатывается обратно. Ревущий ветер готов оторвать гребень подступающей волны и, словно мячик через сетку, перебросить тонны воды над палубой. Через минуту-другую форштевень вновь зарывается, и, кажется, что так будет до бесконечности.
Но у всего на свете есть начало и конец. Шторм стихает. Качка еще продолжается, а сосредоточенные лица членов команды уже светлеют, раздаются шутки, и ко времени обеда в кают-компании становится людно. Море успокаивается и меняет грозную черноту на присущий только ему собственный цвет. Ведь каждое из них имеет отличие в окраске, чем ближе к южным широтам, тем богаче оттенки. Лазоревые воды Ионического нельзя спутать с аквамарином Северного моря. И Балтика в спокойные часы под ясным солнцем тоже выглядит неповторимо. По ее нефритовым волнам мы идем курсом на Петербург.
Только что красивой белой птицей навстречу пролетел пассажирский паром, торопливо везущий в ганзейский порт Киль туристов с берегов Невы. Вчера вечером их, как обычно, шумно проводили в путешествие от стенки Морского вокзала на Васильевском острове. Раздавалось много добрых пожеланий, хлопали пробки, звенели стаканы. Правильно поется в песне, что морские волны – не то, что рельсы в два ряда. Проводы собравшихся в море всегда отличаются бесшабашностью. Провожающие излишней веселостью прикрывают естественную грусть перед долгим расставанием и невольные размышления о возможных превратностях дальнего пути. Уходящие сердцем еще остаются с теми, кто на берегу, но умом понимают, что пребывают уже не на земле, поднявшись на борт судна. Они переходят в новую стихию, а сидящие в их каютах друзья, оставаясь в привычной домашней обстановке, скоро будут произносить традиционный тост «За тех, кто в море!» и вспоминать о них. Память долго хранит в запасниках две-три истории о таких случаях.
Как-то раз судно наше стояло в ожидании отхода у причала Набережной Лейтенанта Шмидта, в центре города.
Вечером накануне подъехали мои старые друзья, Сергей и Саша, два боевых «капраза» в запасе. Желание соблюсти морскую традицию у офицеров оказалось столь велико, что джип, на котором они приехали, остановился вплотную к кромке набережной, левым колесом аккурат возле парадного трапа. Вахтенный матрос даже попросил их сдать машину назад, чтобы не повредить судовое имущество. Провожающие привезли в подарок огурцы домашней засолки, которые, несомненно, украсят жизнь в долгом переходе до Алжира. Крепко пожимая друг другу руки, мы решили порезать один огурчик на пробу под тост за уходящих в море. Через некоторое время, удобно устроившись в каюте на диване, весельчак-одессит подводник Саша увлеченно рассказывал о буднях своего атомохода в Гремихе, а его антипод, суровый противолодочник Сергей, топорща черные усы, убеждал, что на флотской службе пребывал в готовности топить все, что двигалось под водой. Перед тем, как откланяться, они традиционно пожелали мне «семь футов под килем». В банке на столе одиноко плавал последний огурец.
Запомнился необычный случай при отходе в рейс из Лесного порта, куда провожающим нет свободного доступа. На борту уже работала комиссия, дающая «добро» на отход. Вдруг к причалу подъехала черная машина, из которой на трап поднялся мой бывший сослуживец Станислав в форме с золотыми капитанскими шевронами на рукавах. На светло-бежевой парадной тужурке выделялись нагрудные знаки и орденские планки – напоминание о безупречной службе в военно-морском флоте. Проводить уходящего в море он примчался с торжественного мероприятия, которое по некому важному поводу проводилось в управлении порта. Румяное лицо и ощутимый запах марочного коньяка неопровержимо свидетельствовали, что неожиданный визитер только что покинул банкет, но ни у кого на судне язык не повернулся прямо упрекнуть его в нарушении порядка, запрещающего появление посторонних лиц во время работы комиссии. На неодобрительное ворчание кого-то из официальных лиц он, интеллигентно поправляя очки, твердо заявил, что непременно должен пожелать другу спокойного плавания и удалиться, так как совершенно не располагает свободным временем. Удивительно, но даже въедливая смена таможенников не стала чинить препятствий скупому проявлению морского братства.
Впрочем, петербургские таможенники – люди ко всему привычные. Не так давно один капитан крейсерской яхты и его экипаж уходили из нашего города в дальнее и непростое плавание. Перед отходом от пирса родного яхт-клуба друзья и близкие традиционно бурно проводили в путь трех смелых людей. Из Малой Невы лодка неспешно прошла в пассажирский порт к таможенному посту. С заполненными по всем правилам документами капитан поднялся в офис. Старший дежурной смены, взглянув на посетителя, подозрительно спросил: «Капитан, Вы выпивши?». Ответ прозвучал честно и лаконично: «Так точно. А у вас что, пост ГАИ? Если по таможенной части вопросов нет, честь имею!». Примирительно таможенники поинтересовались, куда следует яхта. Вопросы были сняты, когда узнали, что маршрут проложен к Северному Полярному кругу, как будто именно этого они ждали от морского волка. Через минуту яхта зарокотала дизельком и быстро отправилась своим курсом. В течение четырех последующих месяцев спортсмены поднялись к полярным широтам, прошли через многие испытания, и, в конце концов, мимо Архангельска Беломоро-Балтийским каналом вернулись в Питер.
Вот и мы к нему все ближе и ближе. Еще десяток лет назад многие из экипажа накануне возвращения в родной порт шли в штурманскую, склонялись над картой и циркулем вымеряли по курсу время прибытия. Теперь проще: вахтенный в рубке нажмет кнопку нужного прибора, на дисплее которого выскочат цифры даты и времени подхода к приемному бую. Впрочем, уже прозвучало сообщение: «Завтра – Петербург!». Сегодня мы еще остаемся членами единого судового коллектива, от слаженности действий и профессионализма каждого зависит общий конечный результат. А завтра произойдет смена экипажа и начнется долгожданный отпуск. Мы, наконец, окажемся дома, среди самых близких людей. Атмосфера этого события психологически очень точно отражена в стихотворении поэта-мариниста Бориса Орлова, капитана 1 ранга в запасе:
Конец походу – рюмки всклень полны.
В квартирах наших – жены, а не вдовы:
Вернулись все – ни мертвых, ни больных!
И флаг трепещет, и скрипят швартовы.
Зачеркивали дни в календаре –
И жизнь быстрей летала, чем в романе.
Нас берегла любовь – на корабле
Кружились тени из воспоминаний.
Святое дело – выпить двести грамм,
Приправив парой боцманских историй.
Мы пили за любовь, за милых дам.
И только после – тост: «За тех, кто в море!»
Слова написаны о военных моряках, но их может считать своими любой, кто ходил в море.
Завтра мы сойдем на берег и растворимся в сутолоке огромного города. Появятся десятки дел и забот, которых мы долго не касались, находясь в плавании. У старпома плохо учится сын-семиклассник, совсем от рук отбился, пока отца не было дома. У «деда» дочка замуж выходит, его нетерпеливо ждут, чтобы организовать свадьбу. Капитан кряхтит: жена обмен жилплощади затеяла, а проценты по старому кредиту не выплачены. И так у каждого, потому что мы, наконец, приходим домой.
Завтра – Петербург…
И.Дроканов. Редактировал Bond Voyage.
Глава 18. Московские тайны (О чем мы не знали-4)
Ставьте лайки. Подписывайтесь на канал.