В минувшем сентябре в Воронеже отыграло «Русское лето» – мультижанровый фестиваль с традиционным уклоном, включившийся в себя большое количество лекций, реконструкций, выступлений поэтов и различных музыкальных коллективов: от фольклорных ансамблей до рок-группы «7 б» и Бранимира.
Фестиваль проводится с 2019 уже в третий раз и продолжает сохранять в качестве основной повестки стремление собрать на одной городской площадке – своих. Близких по духу людей. Поэты и музыканты, которые стояли у самых истоков фестиваля, именно на «Русском лете» имели возможность читать военные стихи и петь песни, которые зазвучали с больших экранов только с начала СВО. А потому зрительский костяк у фестиваля сформировался давно, и прийти людям не помешала даже сильно испортившая погода.
– Вчера было прям лето, а сегодня …просто хорошо! – поддерживала людей под зонтиками руководительница народного ансамбля «Паветье».
В этом году особое внимание было уделено не только историческим темам и реконструкциям, но и обсуждению современной политической повестки. В частности на фестивале выступали такие лекторы как Герман Садулаев и философ Андрей Коробов-Латынцев, читали стихи Александр Пелевин, Игорь Караулов.
И люди, действительно, тянулись за актуальной повесткой, с наболевшими вопросами. Основную часть лекций занимало не выступление лектора, а его ответы зрителям, что делало беседы по-настоящему значимыми:
– Как приблизить себя к войне, не находясь на ней? Может ли обыватель заглянуть в лицо смерти?
– Что дала нам это война в нравственно смысле?
Особенно много вопросов звучало о сохранении в городах России прежней жизни со ставкой на прежний нарратив: комфорт, турпоездки и т. д. Писатель Герман Садулаев так сформулировал существующею повестку спящего режима внутри страны:
– Наше руководство сейчас довольно сознательно не настаивает на массовой мобилизации. Я имею в виду не мобилизацию в армию, а мобилизацию общество под лозунгом: «Все для фронта, все для победы». Старается проводить операцию незаметно для нас. Большинство действительно не чувствует, что где-то идут боевые действия, но есть у меня ощущение, что вот так у нас не получится выиграть войну. Не просыпаясь, не слезая с печи. Как Емеля лежим и думаем, что само собой все произойдет. Придется всему обществу, всем поменять отношение к спецоперации: понять, это всё – мы, это – для нас. У Рича есть такая замечательная песенка: «Пацаны делают за тебя грязную работу». Это для нас и это наше. Часть нашей истории и жизни…
Отдельное большое интервью нам удалось взять у Сергея Летова – брата знаменитого Егора Летова, саксофониста:
– Сергей Фёдорович, Вы бывали в Донецке до начала СВО, собираетесь ли еще туда?
– Я был только один раз в прошлом году. Разговоры ведутся, вопрос решается. Я пока не могу озвучивать….Я вот собирался с агитбригадой выступать в Новой Каховке, но прям туда был нанесен удар, командование решило, чтоб я выступал только перед раненными в госпиталях. В том году Донецк произвел двойственное впечатление. Гостиница Централь, в которой я жил, она тогда еще не была разбита, показалось довольно пустой. Но тем не менее, город благоухал, по Пушкинскому бульвару ходили дамы в модных одеяниях, коляски, открытые веранды: люди пиво пьют, кофе. Но меня свозили на Киевский проспект – я увидел там здание Торгово-промышленной палаты разрушенное, самое страшное ,что в этих руинах жили люди, там так разрушено, пленкой завешено вместо стекол и там жили люди .Конечно, я понимаю, что сейчас ситуация ухудшилась…
– Вы открыто выражаете свою позицию и поддерживаете народ Донбасса с 2014 года. Но многие из людей искусства, в частности музыкантов, выбрали позицию выжидания, а то и вовсе осудили спецоперацию, чем разочаровали поклонников. Вы стояли у истоков зарождения современной музыки, как вы думаете – почему так случилось?
– Это очень сложный вопрос. Музыканты не принадлежат к субъектам истории, как это, может быть, было в Советское время. В наше время они скорее принадлежат к сфере обслуживания. Это способ заработка денег, и если ты выступаешь с позицией, то после этого тебе станет, действительно, сложно получить заказ, тебя куда-то не позовут, за границу не поедешь – совершенно точно. Хотя это сейчас для всех будет проблематично. Многие музыканты сейчас еще почему огорчены – в нашей стране для музыкантов ничего не производится. Ну очень мало. Вот я – саксофонист. Для саксофониста в нашей стране не выпускается никаких инструментов: ни мундшутки, ни трости, ни запчасти. Мы резко оказались отрезаны от музыкальной культуры и технологии. Очевидно, что те, кто не очень вовлечен в политику и для кого музыка это всё – они сейчас оказались под ударом. Может это показаться не принципиальным кому-то, но не китайское оборудование же мы будем использовать. Я таких людей не осуждаю. Я не считаю, что не быть «за» – преступление. Не у всех хватает решимости. Я не подписываюсь за позицию: «Кто не с нами – тот против нас». Но конечно, я бы сам не стал выступать на концерте в поддержку Украины…
– Но вы поддерживает отношения с музыкантами, которые даже не высказывают взгляды?
-– Я понимаю, что меня на какие-то площадки уже точно не позовут ,я чувствую это отторжение. Многие уехали, опасаясь, что заберут на фронт. Потом вернулись. Некоторые подумали и приступили к концертной деятельности. Получаю потом вопросы: «А почему ты нас не рекламируешь в своих соц.сетях».Такие вот люди. Мир одновременно носит и трагический и комический характер, в нем и смешно и ужасно. Черно-белый мир для очень молодых людей – которым сложно разобраться с противоречивостью этого мира. А для меня это нормально.
– А нормально ли музыканту не иметь гражданской позиции??
– Я считаю, что человек должен доказывать, что он артист своим искусством, а не позицией. Человек может иметь правильную гражданскую позицию, но быть бездарным графоманом. Это не помогает и не мешает. Хоть Пушкин и сказал: гений и злодейство две вещи несовместны. К сожалению, очень даже совместимы. История знает такие примеры, особенно в отношении музыкантов… Нам хотелось бы, чтобы все были за нас. Но это не так. Просто хочется самому быть на правильной стороне истории. Хоть поэт Караулов и верно заметил : «На стороне истории – особо опасной при обстреле».
– Как Вы думаете создание сейчас новой творческой элиты – это временное явление на период обострения или новый виток в культуре?
– Я думаю, это новый виток. В условиях либерального дискурса люди, думающие иначе, были отщепенцы. А сейчас они обозначили взаимные симпатии и появилась связь с публикой. И люди приходят на концерт не только за музыкой Моцарта и Бетховена, им не меньше важно ощущение, что мы – свои, не чужие. Не уедем на пмж в Израиль или Штаты. …
– Каким Вы видите завершение спецоперации?
– Ой, Вы знаете, предсказывать будущее—это ведь очень глупо, я этим не занимаюсь…
– Но какой вариант развития событий лично Вас бы устроил?
– Самое разумное – это чтоб люди перестали убивать друг друга. Когда тысяча человек в день погибает и с одной и с другой стороны, чего тут можно еще хотеть. А вот это вот: «Дойдем до Вашингтона». Хорошо б кончено, но если вот такими темпами двигаться по метру…Потом нам говорят, что спецоперация закончится, когда достигнет свои цели. И, по-моему, эти цели надо как то четче обозначить.
Кончено, Запад нам этого не простит, в кавычках, мы не вернемся к существующей форме взаимодействия с Европой, но пусть это будет уже другой мир. Может, мне удастся создать пространство в котором можно будет взаимодействовать друг с другом, а не смотреть друга на друга через прицел: «Мы газ отключим», а «мы товары поставлять не будем». Должно что-то произойти, чтобы этот нарратив изменился. И это что-то должно произойти не у нас, а у них.
– А искусство может остановить войну?
– Я абсолютно в это не верю. У меня был совместный русско-украинский проект проект, где мои украинские партеры после переворота в 2014-го разделились: кто перебрался в Подмосковье, а кто то стал играть в поддержку антитеррористической операции – так они называли войну на Донбассе Политизация музыкантов произошла везде, не только на Украине. Методом искусства нашего противника победить нельзя, поэтому мои усилия направлены на то, чтобы помочь нашим бойцам и людям просто перенести это время. Я ведь собирался на освобожденные территории летом, и мои друзья там уже выступали. Да, говорят, страшновато. И население, по началу, настороженно отнеслось, с недоверием. Но потом оттаяло отношение – вот ради этого всё.
– В 2014-ом вы сразу сформировали позицию или были метания?
– Мне стало все понятно на Майдане, еще до похода на Донбасс. У меня в Крыму дочка была и три внучки. Очень переживал, когда еще покрышки жгли на Майдане, мне было ясно, что это цветная революция и страшная трагедия. Я был в 2013 году на Украине с гастролями и пытался разговаривать с людьми и уже видел агрессию. Если разобраться: что происходит на Украине? Она хочет в Европе. При чем Европа воспринимается украинцами примерно как Западный мир воспринимался гражданами Советского Союза в 1991 году. Но у нас уже в 1993 стало понятно, что «эх, заживем» не случится. Только на Украине люди как-то медленно просыпаются, хотя уже понятно, что они не заживут так как в Европе. Никто не возьмет на обеспечение такую большую страну. Надо было все эти вопросы решать кончено в 2014х-ом,чтоб они не успели переформатировать население…
– У Вас же ,наверное, много друзей осталось в Центральной Украине?..
– Многие со мной перестали общаться, но тем не менее в социальных сетях из друзей не убирают. Один мой товарищ, саксофонист из Львова, в 2014 году поставил лайк в фейсбуке на пост с каким-то пророссийским уклоном. Просто лайк, но на следующий день ему на двери квартиры написали краской: «Здесь живет Москаль». Это черная метка, после такого реально могут на улице подкараулить и убить. Друг бросил шестикомнатную квартиру с камином во Львове и перебрался в Подмосковье, в Балашиху. Поэтому как их винить? – действительно опасно там свои взгляды высказывать, а уехать не все смогли.
– Но на Крещатике действительно собираются желающие сфотографироваться с Арестовичем, как это объяснить?
– Помню, в том же Львове,18-летняя официантка в кафе моей мовы не разумела, хотя на рынке их старшее поколение говорило на чистейшем русском, даже фрикативное «г» не произносили. Мне один из популярных киевских рок-музыкантов сказал, что надо выключить у украинцев телевизоры, а потом включить просто другие каналы и все поменяется в кратчайшие сроки. Конечно, имя рок-музыканта не буду называть, чтобы его не подставлять.
– Как Ваш брат отнесся бы к ситуации, можете предположить?
– Не знаю. Могу сказать только две вещи: брат не понимал, зачем два государства одному народу: украинцев и русских он считал едиными, и эти границы между ними считал бессмысленными… Но при этом болел он за «Динамо-Киев», и любимый футболист – Александр Шевченко. Не знаю, что бы он сейчас сказал, один ли мы народ уже…
– А какой у Вас любимый эпизод в Истории России?
– У меня? Ну конечно, Октябрьская Революция…
– Но ведь это тоже был кровавый период, страшный…
– Изменилась вся повестка в стране: у людей появилась возможность другой жизни.