Седьмой день Сталинградской битвы обещал быть невыносимо жарким. Солнце уже с утра, едва показавшись над горизонтом, начало припекать, как из печки. На высотке, где окопались четверо бойцов, зной ощущался особенно явственно.
Остаться в живых вряд ли суждено
Никто из них, конечно же, не знал, что началось и продолжается сражение, которому предстояло стать величайшим в истории человечества. Ещё не существовало самого понятия — Сталинградская битва. Просто в степи под станицей Клетской загорался вместе с палящими лучами солнца день 23 июля 1942 года, и для этих солдат он, по всем статьям, должен был оказаться последним на Земле.
Командир роты, когда посылал их на высотку, ничего не скрывал, не приукрашивал. Они вызвались выполнить заведомо невыполнимую боевую задачу добровольно и имели полное право на правду. Два расчёта противотанковых ружей: Пётр Болото с Иваном Алейниковым и Константин Беликов с Григорием Самойловым. Двое — русские, двое — украинцы.
Они должны были задержать немецкие танки, не дать им обойти позиции полка, взять его в клещи. И командир, и они четверо понимали, что остаться в живых им вряд ли будет суждено. Но и по-другому было никак.
Командиром маленького гарнизона был назначен младший сержант Болото. Он и по возрасту был самым старшим — как-никак 33 года уже, четверо детей остались на Донбассе под немцами. Остальные трое — совсем зелёные ребята, хотя и повоевавшие, и пороха нюхнувшие вдосталь.
С ночи отрыли два окопа, соединили их ходом сообщения. В ниши аккуратно сложили фляжки с водой, кое-какой перекус, гранаты, обоймы — всё, что нужно для ведения боя. Короткого ли, длинного — как получится, а всё должно быть под рукой, год войны многому научил.
По флангам их позиции встали: с одной стороны пулемёт, с другой — миномёт. Вышло, вроде, убедительно, как на тактических занятиях. Вот только экзамен будут принимать не отцы-командиры — немецкие танки, а у них спрос беспощадный, часто смертельный.
Алейников рано утром успел сбегать на кухню, приволок по полкотелка каши — себе и командиру. Только пристроились позавтракать, гул поплыл в воздухе — низкий, басовитый. Танки! Не меньше трёх десятков.
Пошли вражины. Как нарочно подгадали сволочи, чтобы солдата законной каши лишить. Котелки — в нишу, потом, коли приведётся, доедим, сами — к ружью.
И у Беликова в окопе, слышно, зашевелились.
Ну, держись, славяне!
Танки огромными тараканами поползли мимо высотки, бока подставив. Вот и ладно. Болото первым же выстрелом подбил головную машину, прямо под крест ей всадил. Задымил гад, встал, дорогу запер другим. Тут и Беликов шарахнул от души. Второй зачадил чёрным.
И пошло-поехало…
Бойцам повезло, что перед их окопами расстелился густой бурьян: они танки видели, а те их — нет, оттого били вслепую. Снаряды рвались в стороне, не причиняя вреда. Расчёты вошли в раж. Ружья раскалились от частых выстрелов. Болото снял пилотку, обмотал руку, чтобы не жёг ствол. Тут же горячая от солнца каска начала жечь затылок. Терпи солдат, жар— не пуля, не убьёт.
На склоне горели и дымили уже шесть танков. Остальные спешно поворачивали, пятились от высотки, бухая в белый свет.
Кадр из фильма "Они сражались за Родину". Ружьё - то самое. И съёмки проходили в тех же местах, под Клетской
И вдруг стало тихо. Болото, не теряя времени, свернул толстенную цигарку. Некурящий Алейников потянулся за котелком с недоеденной кашей…
Противный визг распорол воздух, содрогнулась земля, взметнулись чёрные кусты разрывов. Невидимые пушки били часто, будто старались выбить всякую надежду на спасение. Болото увидел, как справа, кувыркаясь, взлетел высоко пулемёт, а с ним и то, что было человеком. Миномёты слева захлебнулись, там тоже бушевали сплошные разрывы.
Артобстрел, казалось, длился бесконечно. Но закончился и он. Гарнизон не пострадал. Только каша под сыпанувшим в котелок песком погибла безвозвратно, очень горевал о ней Алейников.
Болото и Беликов перекинулись парой фраз: «Ну ты как там, друг?» «Всё нормально, друг, воюем».
И всё. О чём тут говорить, когда всё ясно и ничего ещё не кончилось?
Иноземное железо не выдержало
Снова показались танки. На этот раз они не ползли, двигались вперёд уверенно, как на параде. На высотке после жестокого обстрела не должно было остаться никого и ничего.
Ошиблись фрицы — ружья ударили слаженно и точно. Ещё четыре машины застыли на месте, фигурки выпрыгивали из люков, бежали, пытаясь найти спасение в траве. Карабины Алейникова и Самойлова валили их на бегу, фигурки дёргались, застывали на земле тёмными холмиками. Оба ружья продолжали свой гибельный огонь.
И опять иноземное железо не выдержало, танки включили задний ход. Из-за их корпусов выкатились шеренги пехоты, строча из автоматов, побежали к высотке. Гарнизон пустил в ход гранаты. Расчётливо, прицельно. Откатились немцы.
Снова вступила их артиллерия. Долбила, долбила, долбила… Яростно, не считая снарядов. Видно, досадили наши бойцы по самое не могу. Ранения получили все. Хорошо, тяжёлых не было.
За всей этой катавасией не заметили, как упали сумерки. Перед высоткой чернели останки 15 танков. Бойцы и сами удивились. В горячке боя некогда было заниматься подсчётами, а сейчас не поверили даже своим глазам — пересчитали раз, другой. Да, по всему выходит, сожгли 15 штук, как с куста. Пришлось поверить, что случилось невероятное, и совершили это невероятное они: четверо воинов из 84 гвардейского полка 33 гвардейской дивизии 62 Армии.
Их было четверо
Под утро их, вразнобой ползущих к своим, подобрали санитары, гвардейцы попали на госпитальные койки. Потом война разбросала их по разным частям. Болото оказался везунчиком, оборона высотки попала в сводки, ею заинтересовался сам Константин Симонов — один из виднейших и популярнейших писателей, любимец самого Сталина. Его очерк, главным героем которого стал Пётр Болото, был опубликован в журнале «Огонёк», в газете «Красная Звезда».
По обычаям того времени из младшего сержанта стали лепить образец для всех и каждого. Как тогда говорили, «зажигали маяк». Был выпущен специальный плакат, где опять же центральное место отводилось Петру Болото.
Наконец, наверх пошло представление командира полка подполковника Барладяна, заверенное командармом Василием Чуйковым, где описание подвига под Клетской подавалось на самых высоких тонах. О том, что стояли насмерть четверо, упоминалось вскользь, основная часть представления звучала эпически: «Героической обороной своих позиций товарищ Болото не допустил вражеские танки во фланг и тыл 3-му батальону и во вторые эшелоны полка, предотвратив тем самым прорыв немцев к Сталинграду».
В завершение следовал вывод, что «за проявленные героизм и мужество, исключительную храбрость и высокую стойкость товарищ Болото Пётр Осипович достоин присвоения звания «Герой Советского Союза» с вручением Ордена Ленина и медали «Золотая Звезда».
Указ о награждении Петра Болото состоялся 5 ноября 1942 года. Имена трёх других героев не упоминались. О дальнейшей их судьбе сведения остались скудные и противоречивые.
Пётр Болото воевал дальше, был ещё не раз отмечен высокими наградами, дослужился до капитана, был участником парада Победы 24 июня 1945 года. После войны вернулся на родину, работал. Его часто звали на разные собрания. Он выступал, всегда подчёркивая, что выдающийся подвиг под донской станицей Клетской был совершён не им одним.
Их было четверо…