– Кикосец, ты в богов веришь?
– Ну конечно верю! – самодовольно уточнил Кикосец и ударил по струнам, зажав поочерёдно мижорный и минорный аккорды. – Перед тобой сам бог музыки и поэзии! Ха!
– Как-то не тянешь ты на дочь Мнемосы, – засомневался Краснощёк.
– Наверное, потому, что я не её дочь, а её внебрачный сын.
– Вот сначала докажи, что ты великий музыкант и поэт, а потом…
– ...возгордись, – подсказал вредный теоретик.
– Да? – озадачился Кикосец. – Как же мне доказать свой гений, прежде не уверившись в нём?
– Гордыня приведёт тебя в тупик, – посулил Хейзозер.
– Но гордость заставит поднимать планку, – возразил бард, и снова тень грусти легла на его лицо. – Опять я никому не нужен. А так хочется понравится всем. Я ведь для того и сочиняю-то все эти смешные песенки вроде "Кородента без штанов", чтобы люди веселились, а я стал их любимым артистом, обрёл бы славу, разбогател, перед кородентом бы выступал.
– Лучше быть никому не нужным неудачником, чем неудачником нарасхват. По крайне мере, больше свободного времени Будешь стараться нравиться всем, так сам себе перестанешь нравиться, – пофилософствовал Зенниспар. – Так иногда бывает. Чего-то хочется так сильно, что принимаешь действительное за желаемое, порождая абсурд и горький опыт. Видим свет сквозь розовую кисею, в выгодном нам свете. Тогда-то и происходит самое главное дерьмо. Помнишь, что я часто повторял на лекциях на последнем году обучения, Кикосец?
– Э… – напряг недра памяти Ветрокрылый. – Будь собой?
– Именно, будь собой или станешь вместилищем пустоты. Ищи свой стиль, а не публику.
– А если я слишком уникален, слишком отличаюсь от других, и моя искренность окажется чужда для публики?
– Ох, – устало протянул Зенниспар. – Вам с Хейзозером определённо есть что обсудить.
– Что? – не понял Кикосец.
– Оставайся человеком. Этого вполне достаточно.
– Я и так человек.
– Твоя публика тоже люди.
– Но им нравятся весёлые глупые песенки и танцы!
– А тебе не нравятся?
– Я всегда больше тяготел к балладам, к более глубоким сюжетам и сложным мелодиям.
– Вот и играй баллады.
– Ну да, чтобы меня и с острова сжили.
– Ничего, не сживут. У призраков иной настрой. Да и люди все разные.
– Наверное, ты прав, Зенниспар. Я музыкальный и поэтический трус. Покинув академию, стал сочинять смешливые простенькие песенки в угоду подвыпившей публике. И сам же уверил себя, что нахожусь в кругу друзей, уважительно относящихся ко мне за мой творческий труд. Если честно, такие ляляки давались мне легко и удовольствия не приносили. Мне больше по нраву баллады, чтобы сердце щемило от тех настроений и сюжетов, что заключены в них. Но каково петь вечером в таверне такую балладу перед простыми работягами, уже успевшими назюзюкаться? Там ведь вслушиваться надо в слова, в звучание инструмента, вдумываться. Да меня бы давно уже отлупили и вышвырнули через заднюю дверь прямиком в ящики с помоями. С голоду бы подох, вот и все дела.
Все трое помолчали, глядя на серый залив. Хейзозер думал о богах, Зенниспар думал о Кикосеце, а Кикосец жалел себя и горевал о своей участи.
– Так что за мелодию ты намелодил? – нарушил молчание доктор.
– Натворил творение… – проворчал Кикосец и показал указательным пальцем вверх: – Но предупреждаю! – поднял указательный палец Кикосец, – Это тоскливейшая и нуднейшая мелодия. Не знаю как вам, но мне нравится.
И Кикосец Ветрокрылый, привычно подобрав нужные аккорды, с ходу заиграл сочинённую им на берегу мелодию, неторопливую, грустную, но каким-то необыкновенным образом бодрящую и вдохновляющую. Пальцы барда перебирали и щипали струны, щипая сердца слушателей.
Взгляд Хейзозера устремился в небо. Сейчас небо затянуто тучами, да и слишком рано для звёзд, но мелодия Ветрокрылого напомнила Хейзозеру сказание уиндов, далёкого северного народа, обитающего в тех краях, где моря круглый год покрывает лёд толщиной в рост взрослого человека, а снега столько много, что даже все медведи белые от него. В сказании говорилось, что звёзды на небе - это огромные души величайших представителей человечества, тех, кто больше думал о других и жил ради других, а не ради себя. И в награду боги разрешают душам таких людей отправиться в путешествие и самим выбрать мир для следующего своего воплощения.
Ерунда, конечно, понятно, что души попадают либо в Энжахиму, либо в Энженату. Либо, как выяснилось, запираются на Кладбищенском острове. Но сказание красивое и по-своему справедливое. Конечно, Хейзозер погорячился, самому себе подврал. Читал он не только Девятибожие. Редко-редко, но ему удавалось раздобыть другие книжки. К сожалению, ему, не знатному и не богатому, посещение храмовых библиотек запрещалось. Приходилось шерстить рынок, где иногда появлялась в продаже парочка-другая свитков либо чьих-то дневников. Особым спросом пользовались рукописи, найденные при мертвецах или в пещерах, давно заброшенных городах и святилищах древности. И этим вовсю пользовались торговцы. У них каждая третья рукопись была найдена в таких местах, о которых вообще никто не слышал.
И как-то Хейзозер купил “Описание странствия монаха монастыря Святого Латника Печатника на Дальний Север, к народам уиндов, чукчасов и хумимелей с целью познания особенностей их быта и вероисповеданий”. В книге говорилось, что ни один уинд не воспринимал себя как отдельную личность, он считал себя неотделимой частью своего народа. Радости и неудачи своих соотечественников он воспринимал как свои собственные и в случае необходимости помогал земляку, оказавшемуся в нужде. И не было ни у кого из уиндов, говорилось в книге, ни корысти, ни того, что мы называем эгоизмом, все владели общим имуществом, добычу делили поровну, и никто никому никогда не отказывал в помощи и не злоупотреблял чужой помощью.
Так ведь вроде и правильно живут, а сказание-то ерунда. Что же, мы живём на душе какого-то великого уинда?
– Как вам мелодия? – закончив играть, спросил Кикосец с откровенно ложной скромностью.
Зенниспар Мао-Ивен прижал руку к сердцу и склонил голову.
– А стихи напишешь? – спросил он.
– Да, – твёрдо сказал Кикосец. – И даже знаю, на какую тему.
– Тогда могу сказать, что если ты ещё потрудишься над мелодией, и стихи не подведут, получится песня наравне с лучшими творениями Семафоры Рамазатой.
Кикосец барственно улыбнулся.
– А ты что скажешь, Хейзозер? – снисходительно спросил бард.
– Я? – растерялся Краснощёк. – Да, да, хорошая игра, очень хорошая… меня… меня пробрало.
Почти вся мелодия прозвучала мимо ушей Хейзозера, задумавшегося об особенностях уиндского быта.
Ссылка на прошлую проду: Сага о призраках - 26
Ссылка на книгу: https://author.today/work/168329
Если понравилось, просьба добавить в библиотеку АТ и поставить лайк!) Спасибо!)