Хмурые небеса поливали холодным проливным дождём остывшую, усыпанную опавшей листвой землю. Ванька тоскливо смотрел в небольшое, окрашенное белой краской окошко. Потом повернулся и с грустью в голосе произнёс: « Мам, а может не пойдёшь,а?»
- Не могу, сыночек. Наказали всем идти, чего уж. Кто-то же должен супротив энтих фашистских танков проклятых рвы копать. Некому больше то...
Десятилетний мальчишка тяжело вздохнул и опустил голову. Было немного боязно оставаться, но он храбрился, чтобы мамка не расстраивалась.
- А скоро ты вернёшся,– в сотый, наверное раз, спросил малыш,- а?
«Через неделю, сыночек мой»,- мама прижала к себе Ванятку и расцеловала его в щёки. Потом также крепко обняла и поцеловала в лоб его маленькую пятилетнюю сестрёнку, Марусю. Та расплакалась в голос. Анна утёрла набежавшие слёзы и, обращаясь к старшему проговорила: «Вы уж тут держитесь, мои хорошие, если что, бегите к теть Нине, поможет. Она будет вас проведывать. А к выходным можа и я вернусь уже. Нина приглядит за вами с Марусей. Еды вам должно хватить. Ты только экономно трать, сынок, ладно? Там, в сенцах, картошки маленько и лук, репа есть. Как сварить я тебе показывала, сможешь?». Женщина вздохнула, глотая слёзы.
- Смогу, мам, ты чё, конечно, я же не маленький!
- Большой, большой...
Она потрепала его льняную головёнку и вышла...
Маруся расплакалась ещё шибче...
- Не реви...
- К маааамке хочууу...
«Не реви говорю!» ,– сквозь набежавшие неожиданно на глаза слёзы проговорил Ванюшка.
В доме стало как-то совсем пусто. Ребята сели на кровати и так сидели тихонько, прижавшись, будто воробышки друг к другу. Потом, чтобы чем-то себя занять, Ваня деловито вышел в коридор и пересчитал запасы.
- Вот Маруся, получается по три картошИны на день каждому... Вечером ненадолго забежала соседка.
- Ну, как ребяты, не боитеся? Одни то... А то пойдёмтя к нам...
«Не... Мы тут сами управимся»,– по взрослому ответил Ваня.
К среде все сваренные мамкой картофелины и печёная в печи репка закончилась. Ваня деловито начал растапливать печку, как учила мамка. Открыл вьюшку, почистил от золы, набросал тонкого, сухого хвороста, сунул в печь и бросил на него зажжённую спичку. Не получилось. Попробовал ещё раз. Теперь хворост затрещал, заискрился. Ваня быстро, пока не прогорело подбросил дровишки. Поленья зашипели и, объятые огнём, начали гореть. В комнате сразу стало светлее и уютнее.
- Ваань, есть охота,– Маруся с надеждой смотрела на брата, -а ?
- Сейчас, всё будет! Погоди, Манька, такой картошечки наварим, закачаешься!
Он вышел в сенцы, достал из запылённого, старого мешка шесть картофелин.
- Как думаешь, Марусь, обойдёмся. И осталось ещё немного. Как раз до мамкиного приезда...
Он достал чугунок, налил туда воды, бросил туда картошку и две репы, поставил в печь. С лавки за ним следили пара восхищённых детских глаз.
- Вань, а скоро сварится?
- Скоро, скоро. Только ты сразу всё не ешь. Три сегодня и три завтра, поняла?
- Ага,Вань...
- По одной сейчас съедим.
Та только кивнула в ответ.
- А вечером по две, ладно?
- Ладно.
- Только ты больше не проси. Нету. Надо растянуть...
- Ага.
- А помнишь, как у нас Зорька когда была,а? Молока сколько хочешь!
- Не, не помню...
- Да куда тебе... Малая ты ещё... Хорошо было... Если бы не эти гады, всё бы у нас было... И папка бы дома был.
Оба повернулись к стене и уставились на портрет, висевший на стене в крашенной деревянной рамке. С портрета им улыбался папка... Ещё живой... Весёлый и добрый... Теперь его нет. И не вернётся он больше никогда, и не обнимет и не подбросит играючи к самому потолку свою маленькую дочурку, и не пожмёт крепко руку своему сыну... Теперь от него осталась только память, портрет на стене, да залитая мамкиными слезами похоронка...
Ваня вспомнил, как папка уходя на фронт, встал перед ним прямо на колени и крепко сжал между двух своих натруженных ладоней его детское, курносое лицо, будто хотел насмотреться, запомнить каждую его чёрточку, а потом обнял крепко-крепко. И как глаза его, синие-синие, наполнились слезами... Эти глаза Ванька будет помнить всю свою оставшуюся жизнь...
Картошка получилась вкусная, ароматная. Ваня насыпал соль горкой на столе и макая картофелину в соль, с наслаждением съел свою долю... Последние десять картофелин и две репки сварили в пятницу. Поделили на три дня. Но этого, конечно было катастрофически мало. Маруся заныла съев одну картофелину и половинку репки: « Ещё хочу!»
- Ладно. Вот тебе,– Ваня отдал сестре половинку,- держи.
И тут Ванятку осенило.
- Маруська, одевайся. Пойдём-ка мы с тобой в лес. Может грибочков насобираем,а? С картошечкой можно...
- А ты умеешь их готовить?
- Не,- он почесал в затылке и после недолгой паузы просиял,– а мы теть Нину попросим.
- Ладно...
В лесу пахло прелыми листьями и тем неповторимым ароматом, который бывает только осенью. Деревья тихо покачивали голыми ветвями, будто живые, зябко прижимаясь друг к другу на холодном, пронизывающем ветру...
- Ты, Маруся только не отходи от меня, ладно... А то знаешь, потеряться можно...
- Ладно... Ой, Вань, смотри там мальчик.
- Где?
- Вон сидит.
Ванюшка присмотрелся. Неподалёку, под большой разлапистой сосной и правда сидел худенький мальчишка примерно Марусиного возраста.
Они подошли поближе.
- Эй, ты чего тут?
Мальчик всхлипнул и поднял на ребят испуганные, полные слёз бездонно голубые, как летнее небо, глаза на чумазом лице. Пальтишко его было разорвано в нескольких местах. А на ногах почему-то только один ботинок...
- Я не знаю...
- А как ты сюда попал то?
«Мы с мамкой к бабушке ехали»,– сказал он сильно заикаясь. «А мамка где твоя?»,– наивно спросила Маруся. Мальчик затрясся, заплакал, но ответил сквозь слёзы: « Там на станции... Самолёт... И вот... Мамка моя упала... Я её звал, звал, а она не отзывается и не встаёт... Лежит и всё... А потом опять самолёт и вот... Я побежал... Всё ходил, ходил... Не помню я... Страшно было...
- А звать тебя как?
- Коолькаа...
- Ты это... Вставай. Пойдём с нами. Нет... Залезай на спину...
Шли они долго, с перерывами на отдых. Когда пришли домой, Ванюшка быстро нагрел воды, налил в таз и посадил малыша парить ноги. Потом достал из чугунка три картофелины. Разделил по одной на троих.
- Всё. Это на завтра.
Голодный, отощавший малыш набросился на еду. И через секунду перед ним на столе уже ничего не было. Ваня разделил репку пополам: «Держите». Малыши слопали и её. Он вздохнул, разрезал и свою единственную картофелину пополам.
-Ешьте, чего уж.
-А ты, Вань?
-А я чегой-то утром наелся... Не хочу... Ешьте, ешьте... Остальное завтра...
В воскресенье вернулась мама. Она долго обнимала своих рано повзрослевших малышей, крепко прижимая их худенькие спины к своей груди, будто хотела защитить, обогреть их израненное детство своими растёртыми до волдырей, мозолистыми руками.
- Мамка, смотри кто у нас.
Она взглянула в угол. Там у печки возился со старой деревянной Ваниной лошадкой Колька.
- Господи... Откуда?
Ребята наперебой стали рассказывать историю найдёныша.
- Как же вы... Что же ели то...
- А нам Ваня свою картошку отдал...
Она взглянула на своего сына. Несмотря на острую жалость к своему ребёнку, сердце её радостно забилось: « У неё растёт настоящий Человек!». Перевела взгляд на Колю.
- Ты, Коленька, у нас оставайся. Втроём выживали, выживем и вчетвером... И выжили... Выстояли... И победили...
