МЯУ вам, дорогие мои!
Это я, Обожайчик, исследователь кото-человеческих отношений. Коротко сказано, но что за этим стоИт? Мучительно-длительные наблюдения и длительно-мучительные размышления! Прибавьте сюда скудость и малочисленность исследовательского материала — при моей одиночно-квартирной жизни. Видите теперь, насколько ценны все мои научные труды?
Так, опять я взялся за старое... настоящие исследователи не ноют! А ещё настоящие исследователи знают: исследуемое может ого-го как удивить...
И вот об одном таком удивлении я и хочу вам поведать. Правда, случилось оно не со мной (жаль, конечно, что не со мной), а с моим другом. Зовут его ЭЙНШТЕЙН. Он внушителен и отчасти суров, потому что он — настоящий курбоб. Самых чистых курильских кровей!
Вы можете подумать, что благодаря породистости за порчу лодки ему ничего и не было. Поверьте, это не так! Во-первых, вы ещё не знаете, чего именно ему не было. Во-вторых, Эйнштейновские люди так очевидно продемонстрировали свои качества, что и выцарапывать вывод не придётся — сам выпирает и просто бросается в глаза!
Ну вот, у Эйнштейна двое подконтрольных человеков: Папаня и Маманя. Ведут себя удовлетворительно, то есть удовлетворяют Эйнштейновские потребности. Не на «вау», конечно, но... приемлемо. Например, организуют натур-туры. Туры всегда состоят из двух частей: покидание владений (первая, неприятная часть тура) ради пребывания на природе (вторая, суперская, часть).
Так вот, однажды Папаня вытащил из маленького тёмного помещения (прозванием кладовка) огромное резиновое изделие. Подозвав моего друга, торжественно объявил, что «готовь желудок, завтра у нас рыбалка». Эйнштейн сразу понял, что произойдёт нечто особенное.
Маманя тоже нарисовалась около резинового изделия (кстати, его называют лодкой), хотя её и не приглашали. По тому, как Маманин взгляд прогулялся по лодке, мой друг сделал вывод: предстоящее мероприятие она не особо одобряет. Может, даже особо НЕ одобряет...
Ну а Папаня вытащил из кладовки ещё целую кучу необычных штук... у моего друга аж усы задрожали от предвкушения: событие обещало, много чего обещало! Маманя чего-то проворчала — типа, каждая рыбалка сьедает кучу её нервов, а потом кучу времени, но Папаня только снисходительно усмехнулся.
Вот... а событие началось на другой день, и началось очень рано: люди погрузили Эйнштейна сначала в его личное транспортное средство, затем в самодвижущуюся коробку, ещё затем погрузились сами, и — очередной натур-тур начался!
Ехали-ехали, наконец, приехали. Коробка остановилась в очень восхитительном месте: широкая песочная дорожка вдоль огромного горизонтально лежащего зеркала, которое сияло почти как солнце, которое, в свою очередь, сияло в небе. Вдали зеленел лес. Запахи, звуки... Мой друг был в восторге! Сначала поосторожничал, но быстро освоился.
Папаня вытащил изделие из коробки, прилепил сбоку небольшую штуку: штука зашипела, а изделие начало увеличиваться в объёме. Маманя повытаскивала из коробки много вещей, в том числе очень приятных носу. Несомненно, там было пропитание... мой друг заколебался — со всех сторон столько соблазнительностей!
Однако, будучи всё ещё сытым, решил пока посвятить себя Папане. Обошёл изделие, удивляясь его изменившимся размерам — по площади оно стало почти что больше кладовки, где так компактно лежало на верхней полке, и продолжало расти.
Ну, как было не потрогать его гладкие бока??? Лапы всё сделали за Эйнштейна. Сначала он едва коснулся лодки, потом ещё раз едва коснулся, а потом Папаня сказал: «всё», отлепил шумящую штуку, и похлопал лапищей упругий лодочный бок.
Пока он относил штуку откуда взял, мой друг тоже шлёпнул по лодкиному боку. Понравилось. Шлёпнул ещё и ещё... послышался тихий свист, а когти левой передней лапы застряли в лодкиной коже! Папаня уже нарисовался рядом — офигевший и разозлённый.
Эйнштейн мигом освободил лапу, и спрятался от человеческого гнева под самодвижущийся коробкой. Впрочем, Папане было не до расправы: сначала он прилепил на проколотую кожу кусочек прозрачной плёнки, а потом достал какую-то коробочку «для устранения повреждений».
Мой друг, увидев, что Папаня не обращает на него никакого внимания, глянул на Маманю. И — чуда-то какая, увидел на её физиономии подобие удовлетворения. Она предложила Папане отказаться от рыбалки, а просто посидеть у озера, а потом не спеша прогуляться до леска.
Папаня категорически не одобрил предложенное, и с упоением продолжил возню около покоцанного лодкина бока. Тем временем Маманя угостила Эйнштейна колбасой (так, чтобы Папаня не заметил) и попросила его искоцать лодку настолько, чтобы она стала непригодной для использования.
Ибо она ужасно переживает, особенно когда Папаня цепляет к лодке мотор (фиг его знает, что это) и быстро скрывается из виду. Таким образом, моему другу ничего НЕ БЫЛО за порчу изделия. Но это только от Мамани, и только в смысле наказания.
Да! Зеркало оказалось обыкновенной водой. Эйнштейн убедился в этом, когда Папаня таки залепил дырки от когтей, прицепил к лодке другую —ужасно громкую, штуку (наверное, это и есть мотор), и быстро растворился на блестящей глади. Мой друг с Маманей долго ждали его: первое время прогуливаясь по берегу, попозже — распаковывая всевозможные пищевые припасы.
А когда солнце уже склонялось к другой стороне озера, Папаня вернулся. Испереживавшаяся до невозможности Маманя выдохнула, побежала навстречу, и вытащила из лодки сеточку с восхитительным содержимым: живыми рыбами. Эйнштейн справедливо решил, что это ему... Увы, дорогие мои!
Папаня посмотрел на него чрезвычайно строго (типа, производил впечатление), а потом заявил, что из-за моего друга улов меньше, чем хотелось бы. А раз причина уменьшения в именно моём друге, то и никаких рыб ему не будет! И правда, НЕ БЫЛО... Так-то, дорогие мои!