Они ехали в машине бас-гитаристки Назаровой вдвоем, дворники ходили туда-сюда, смахивая с лобового стекла потоки воды, низвергаемые с до безобразия хмурых небес.
- Есенька, а тебе кто-нибудь сказал, что ты очень красивая? - Даниэль сидел рядом с белокурым водителем, и с нескрываемым и даже нескромным интересом рассматривал ее лицо, шею… короче, всю.
- Ну, конечно, говорили.
- Кто?
- Родители, бабушка, дед, когда жив был...
- Ну так не считается. Предки всем детям так говорят.
- Точно знаешь?
- Ну, я так думаю. А мужчины?
- Саша.
- Алекс? Он когда все успел?
- Саша сказал, что я похожа на Сергея Есенина, а тот в свое время считался общепризнанным красавчиком.
- Ну так тоже не считается.
- А что считается?
- То, что я тебе сейчас скажу: Есенька, ты... mind-blowing... умопомрачающая красотка!
- Да ну, - усмехнулась та. - И как мне на это реагировать?
- Да как хочешь.
- То есть, кукушка может в ответ не хвалить петуха?
- Кукушка петуха? Зачем? - не понял Даниэль. - О, yes! Это басня такая есть! У нас дома много было книг на русском языке, я их все перечитывал, даже эти басни. Хотя не люблю такие стихи.
- А какие ты любишь?
- Вот, как раз такие, как у Есенина:
"Я московский озорной гуляка,
По всему тверскому околотку,
В переулках каждая собака
Знает мою легкую походку..."
или вот:
"Не жалею, не зову, не плачу,
Все пройдет, как с белых яблонь дым.
Увяданья золотом охваченный,
Я не буду больше молодым..."
Я его чувствую. Чувствую его грустность, тоску, одиночество, любовь, его смысл и... я хочу по русски, как это... разочарование...
Есения внимательно посмотрела на своего болтливого попутчика, на мгновение оторвав взгляд от дороги.
- Ты тоже очень красивый, - произнесла она с какой-то грустью в глазах, внезапно почувствовав огромную нежность к этому дерзкому, самоуверенному и нагловатому парню. Почему-то захотелось плакать. Она испугалась... "Нет, это должен быть не он... Только не он. Я не позволю себе. Ни-ког-да!"
- Есенька, - расчувствовался и Даниэль, дотронувшись до ее волос. - Я так хочу... - провел рукой по ее плечу, - тебя всю... - спустился ниже...
- Руки убери! - она резко притормозила, остановив машину, и строго уставилась на неугомонного обольстителя. - Я не из этих.
- Из каких из этих? - он послушно убрал руку.
- Из тех, кто на тебя вешаются, а потом с разбегу прыгают к тебе в постель.
- Я уже это понял, - молодой человек продолжал смотреть на нее с желанием в глазах, облизнув свои пересохшие губы. - Есенька, ты мне очень нравишься...
- Даня, не надо! - решительно осадила того девушка. - Если бы я не обещала Дурневу привести тебя в порядок до завтра, ты бы уже прохлаждался снаружи, - она отвернулась от него и нажала на газ.
Оставшуюся часть пути они ехали в полном молчании, каждый думал о своем и в то же время об одном и том же. О любви... Каждый из них думал о любви. Любовь... Что это такое? Простое влечение? Страсть? Или что-то большее? Как узнать, что такое любовь? Этого нельзя просто знать. Можно только прочувствовать. "Любить стоит только достойного. В моем случае будет именно так! - уверяла себя Есения. - Любовь - это не секундное желание, это вечное. И ничего не имеет общего с безумием. Мой избранник будет самым лучшим". "Что это? - размышлял Даниэль. - Настоящее, что я хочу разглядеть в очередной девчонке или... flüchtig... мимолетное увлечение. Может, я никого никогда так и не полюбил, а только всегда хотел. А как узнать? - он сидел, откинувшись на спинку кресла и смотря на ручьи из дождя, стекающие по окну. - А если отказаться от нее? Ну и, оставить в доску правильному и keusch... целомудренному Алексу? - при этой мысли его всего тряхнуло изнутри так, что он почувствовал, как к горлу подкатил комок, готовый вот-вот попроситься наружу. - Nein! Это буду не я. Я не откажусь. «И вечный бой. Покой нам только снится. И пусть ничто не потревожит сны. Седая ночь, и дремлющие птицы качаются от синей тишины...» (И. Бродский). Плохо вы меня еще знаете! Я получу свое! А там: будь, что сбудется!"
Продолжение следует...