Да, летом 2000 года исполнилось 25 лет нашей совместной жизни. Кто читает мои воспоминания, наверное, помнит, как 10 июня 1975 года в Нарве мы со Славой торжественно бракосочетались. И вот через четверть века мы снова в Нарве. Начало лета, весь город утопает в цветущей сирени. Запах накрыл его полностью. Сиренью пахнет в магазинах, которые мы тщательно исследовали, ей пахнет в каждом доме. Все потому что, она здесь на каждом шагу. Нарва за пять лет, что я не была в ней, изменилась. Настроили новых магазинов с броскими вывесками на английском и эстонском языках. Появилось чувство прямо-таки заграницы.
Отмечали юбилей свадьбы скромненько дома.
Мы с Риммой Ивановной накрошили салатиков, запекли утку с яблоками, сделали салаку, прослоенную овощами. Торт купили на Ленинградской стороне в Ивангороде. Приехала Зоя, дочка Васильича, с мужем Виктором и дочками. А сам Васильич, муж свекрови - отдельная тема. Его разбил инсульт. Допился. Теперь ему врачи не разрешали пить алкаголя ни капли. Он не ходил, но сидел на своем диванчике, разговаривал нормально.
Дочка у Васильича одна, Зоя. В Эстонии приватизация проходила очень оригинально. Ваучеры выдавали соответственно трудовому стажу, на них можно было приватизировать квартиру, земельный участок. Если не хватало стажа, его можно было докупить. Римма Ивановна так приватизировала свою квартиру. Ей не хватило стажа и она докупала его. Васильич отказался участвовать. Отдал свои ваучеры дочери, а та на них купила домик с участком. Потом Зоя, после того, как ее отец отошёл в мир иной, решила претендовать на квартиру, даже документы выкрала какие-то, но суд постановил, что она ни на что права не имеет.
Наша Римма Ивановна одна дохаживала мужа. Дочка помочь категорически отказывалась.
- Нет, я не могу взять папу ни на день. Если вам надо самой лечь в больницу, обращайтесь в Красный крест, - был ее ответ Римме Ивановне.
А сейчас она, видя состояние своего отца, приехала со всем семейством мосты наводить. Сидим все за большим столом. Открыли маленькую пузатенькую бутылочку "Рябина на коньяке", отпили по глоточку Римма Ивановна, Слава и я. Витя подшитый, не пьет, Зоя за компанию с мужем тоже. Васильич все свое выпил, ему нельзя. У свекрови на спиртное сформировалась аллергия за время жизни с алкоголиком. Слава пьет только в компании, одному в горло не лезет. Никто не хочет пить Рябину на коньяке, кроме... меня. А я вдруг почувствовала, что хочу этот дешевенький напиток. Хочу, и все тут. Наверное, и такое бывает. А я тогда испугалась этого своего желания. Но не волнуемся! Я не спилась ни тогда, ни после.
Мы пробыли в Нарве дней десять, весь остаток отпуска мужа. Гуляли по городу, утопающего в цветущей сирени всех сортов и оттенков. "Плыл над городом запах сирени...", как поет один дворовый бард. На Кулге, где прошло детство моего мужа, мы нарвали большущий букет для матери Славы. Она очень любила сирень. В вазе она стояла у нее все время, пока мы были там (какой-то секрет знала наша бабушка Римма).
А ещё мы ездили в Усть Нарву, городок в устье реки Наровы. На побережье Финского залива берег песчаный, растут вековые сосны с красными ровными стволами, Шишкинская корабельная роща. Здесь жил и творил Игорь Северянин. Помните?
Это было у моря, где ажурная пена,
Где встречается редко городской экипаж...
Очень красивое и благоприятное для здоровья место. В Усть Нарве много санаториев, в том числе противотуберкулезный, кэмпингов, лагерей для детского отдыха.
Мы искупались в прохладной водичке Балтики, полюбовались морской гладью, чайками, яхтами и вернулись домой к Римме Ивановне и Васильевичу.
Свекровь была женщина очень чистоплотная. Пол в квартире нее всегда сверкал чистотой. Несмотря на то, что в доме находился лежачий больной, воздух был свежий. А Васильич мне рассказывал про то, как он страдает, плакал и время от времени кричал: "Римка, утку!" Утку ему приносили, а я с облегчением уходила, чтобы его не смущать. Жалко было его, очень. В тот же год Александра Васильевича не стало.
Время Славиного отпуска закончилось. Попрощавшись с Риммой Ивановной и Васильичем, на автобусе мы отправились в Питер, чтобы там сесть в поезд на Москву.
Ехали в раздолбанном вагоне, который долго стоял, говорят, в Чечне, и жили в нем беженцы. В вагоне не запирался туалет и из окон дуло так, что шевелились волосы на голове. Ехали ночью. Под утро я проснулась, пошла в туалет, умылась, кроме всего прочего. Иду назад и вижу, мелькают в окнах большие здания, едут машины, троллейбусы. А вот уже и вокзал, перрон зелёненький. Я подбежала к мужу: "Слав, вставай! Москва уже! Мы на Ленинградском вокзале!" Слава :" А? Что? Какая Москва?"
Тут выскакивает из своего купе проводник. Волосы взлохмачены. Он кричит на весь спящий сном невинности вагон: "Вставайте! Москва! Не сдавайте белье, я сам соберу! Быстро собирайте все свои вещи и выходите, а то вас увезут в тупик!" Все ринулись собираться, кубарем скатываясь с полок. Мы со Славой выскочили на перрон, а он мне говорит: "Что ж я в туалет не сходил? Теперь надо на вокзале искать". А я ему: "Так наш туалет не запирается! Сбегай незаметненько. Воду только не сливай." Он моментально слетал в вагон, вышел оттуда, счастливо улыбаясь. Проводил меня муж на Казанский вокзал, а сам потопал на Ярославский. Я поехала в Ульяновск к папе с Андрюшей, а Слава в солнечную Воркуту.