… Семейная легенда гласит, что вслед за словами «мама», «папа», «дай», я сказала слово «дальше»…
Это было так: меня учили ходить, мама сидела на диване и протягивала руки, а я топала навстречу спасительным объятьям. Почувствовав, что попа предательски тянет вниз, я замирала, пытаясь обрести равновесие. А мама подбадривала: «Ну, давай дальше! Дальше, дальше!» И я резко бросалась вперёд, к маминым рукам, хохоча и визжа от восторга. Мама тормошила отчаянного «клопика» в ползунках: «Ну, молодец же, молодец!» А клопик подпрыгивал от счастья: «Дасе! Дасе! Дасе!» Что, конечно же, означало «дальше»…
Первый кризис
Слово «дальше» имеет магическую силу в нашей семье, оно звучит, когда кто-то растерян, расстроен, испуган. Обычно этот «кто-то» я, а маме отводится роль утешителя. Например, мне было 17, за окнами бушевал невероятно тёплый апрель, а между мной и ровесником Вовкой бушевали нешуточные страсти. Мы влюбились, оба не знали, что с этим делать, поэтому предсказуемо делали ошибки. Вовка ревновал, я щедро подливала масла в огонь, давая новые поводы. Казалось, чем яростнее он стёсывает кулаки о стены подъезда, тем трагичнее и правдивее наша история. В 17 лет любовь измеряется слоями бинтов на мужских руках, а у кого по-другому, тот слабак…
Итак, я кокетничала с парнями – главное, чтобы мой мавр видел. Отказывалась от прогулок с ним из-за «срочных дел»: на самом деле нужно было изображать загадочность и недоступность, без этого ни в жизнь не стать роковой женщиной. А если вы не стали ею, считайте, понапрасну переводили кислород…
В один далеко не прекрасный день Вовка озверел, сказал, что я пропащий человек, не пригодный к серьёзным отношениям, и ушёл к Ирке. У неё имелись два неоспоримых достоинства – шикарные волосы и покладистый характер. За подаренную шоколадку Ирка могла бы целый вечер послушно сидеть дома, за ящик шоколадок – выйти замуж…
Впервые увидев их вместе, я решила, что это назло. Сердечную рану рубцевала с помощью давнего очкастого поклонника: мы как раз целовались на лавочке, когда Вовка шёл «последний раз серьёзно поговорить». Увидел – и замер.
- Ну-ка, пойди-ка сюда…
Терпеть не могу, когда он говорит таким опасным голосом. Но подошла. И выслушала сполна – и про себя, и про весь женский род.
Через 15 минут я рыдала дома на кухне, а Вовка нёсся делать предложение Ирке – правда, это потом выяснится, спустя много-много лет…
Итак, я ревела, кусая кухонное полотенце, разрисованное морковками и прочими овощами, которые своим комизмом рушили любовную трагедию. А мама капала валерьянку в ложку, приговаривая «это пустяки, всё пройдёт…»
Через пару часов, насытившись успокоительным и красотой момента, несчастная дочь сонно всхлипывала на материнском плече, а та гладила несчастную по спине.
Дочь подняла зарёванную физиономию:
- Мам, а что дальше?..
За окном занимался рассвет, весной ночи короткие, в доме горел свет и звучали умиротворяющие слова:
- Дальше, доченька, у тебя целая жизнь. Поступишь в вуз, найдёшь новых друзей, встретишь любовь, переживёшь радости и беды. О том, что было сегодня, станешь вспоминать с улыбкой. Всему своё время, солнышко. Хорошо, что Вовка был. Хорошо, что не был. Дальше будет ярче и интереснее…
Дальше!
… Она напророчила, точнее, сказала чистую правду. Дальше было так, что только держись!
Мы писали рефераты, готовили курсовые, сдавали сессии, некоторые ходили на переэкзаменовку. Попутно успевали массу дел: подрабатывали, влюблялись, расставались, женились. Студенческая пора прекрасна тем, что ты всесилен, а в сутках неимоверное количество часов: всё успевается, на всё хватает сил… Наверное, это помогло пережить страшный этап, когда мы с мамой поменялись местами. В первый и последний раз…
Беда пришла откуда не ждали, фортель выкинул наш папа. Вообще-то папка у нас здоровский, и с мамой они жили душа в душу. Но всему виной бес, поселившийся в папином ребре. Инородный подселенец толкнул его прямо к молоденькой барышне. Да как толкнул!.. Прямо скажем, до того дотолкал, что папе пришлось разводиться, поскольку на стороне у него образовалась настоящая семья. И до последнего никто не догадывался. Свет истины пролился, только когда барышня родила симпатичного мальчика и сама сообщила нам, позвонив…
…Я в тот день пораньше пришла с занятий. С порога услышала, как в гостиной причитает мама: «Как ты мог, как ты мог…» А растерянный папа: «Я не хочу уходить от вас, не прогоняй…» Тихонько развернулась и снова ушла, бродила до глубокой ночи.
… Я не знала, что говорить маме. Как смотреть папе в глаза. Она, естественно, спросила бы моё мнение. И я бы ответила, как любой ребёнок, даже взрослый: «Хочу, чтобы все были вместе». И мама уступила бы, как любая мама, даже обманутая. И все остались бы вместе, но никто ни был счастлив…Тогда это ещё не понималось и уж точно невозможно было сформулировать. Однако ощущение, что произошло нечто очень дурное, глобальное, было…
… Обнаружив, что ушла к чёрту на кулички, я испугалась и побежала домой. Ночь, тишина, в огромном многоквартирном доме свет горит только в одном окне, в нашем… Захожу, в гостиной мама. Сидит, будто из неё весь воздух выкачали, будто вместо глаз у неё стекляшки…
- Мамочка!
Бросилась к ней, упала на колени, обняла за ноги, бубню что-то сумбурное. А она мягко отстранила, смотрит стеклянно, говорит механически:
- Доченька, что дальше?.. Дальше-то как, родная?..
Я вдруг поняла, что говорить про «всё будет хорошо, заживём как люди» в этот момент – невероятная пошлость. Что ничего хорошо не будет, а если и будет, то мама не поверит. А нужно что-то такое, что прямо сейчас – и настоящее…
- Дальше, мам, мы пойдём завтракать, пить чай. Ты не спала ночь, может, после еды в сон потянет…
С тех пор запомнила: в сложных ситуациях спасают простые действия, крошечные шаги. Принять душ, съесть йогурт, полить цветы. О глобальном думать нельзя – расплющит.
Вдвоём
Мы справились. Правда, мамины настоящие глаза, живые, сияющие, я увидела лишь спустя полтора года. Но ведь увидела же, ведь получилось!
Когда мама совсем ожила, я завела сложный разговор – что делать с профессией. На носу диплом, который написан и, конечно же, будет достойно получен. А вот работать по профессии я абсолютно расхотела… Думала, мама пожурит, скажет, что годы учёбы выкинуты на ветер, и я безответственно отношусь к будущему… Но она беспечно поливала цветы в горшках, махнула рукой: «Не хочешь по специальности – не работай. Когда дело не по сердцу, это каторга…»
- Мам, - ошеломленно пролепетала я, - но если не по профессии, что делать-то? Что дальше?
Мама опять убила философским спокойствием:
- Ничего. Искать, что понравится. А пока зарабатывать чем-то другим, платят ведь не только за призвание…
И всё у нас получилось. Диплом, подтверждающий унылую финансово-кредитную специализацию, лежал в столе. А я продавала машины, рекламные площади, сидела за кассой и много ещё чего… Пока однажды не пришла на радио. Да там и осталась.
Жизнь продолжается
В следующий раз знаковые слова прозвучали, когда я насмерть влюбилась. Мужчина ухаживал эффектно, и я увлеклась красотой момента. Очнулась, когда популярный симптом с тягой к солёному уже нельзя было игнорировать. Сказала мужчине… А тот вдруг запричитал, мол, «я ещё не готов, как это получилось…»
За тягостными раздумьями, как пережить личный конец света, меня и застала родительница.
- Ну, деточка моя ясноглазая, рассказывай, что на этот раз гнетёт…
Честное слово, хотела её подготовить, не вываливать сразу. И тут же выпалила: «Мам, я ребёнка жду. А он жениться не предложил».
Впервые на моей памяти мама не улыбнулась, не махнула рукой, мол, пустяки. Молча вышла на кухню, я поплелась следом…
- Мам, мне страшно.
- А чего боишься?
- Ну… Боюсь, что жизнь под откос, что всё не как у людей. Боюсь, что останусь одна с ребёнком… Я не знаю, что дальше, мам, оттого и боюсь.
- Доченька, материнство ещё ничью жизнь не пустило под откос, наоборот, в голове что-то проясняется. Одна ты не останешься, с малышом вас как минимум двое будет, а есть ещё я, наш папа, да и отец ребёнка тоже. У меня два вопроса. Ты любишь этого мужчину? Ты хочешь от него ребёнка?
… Я набрала в лёгкие воздуха, зажмурилась и дважды кивнула.
Кирюха родился спустя полгода. Мы с его папой пять месяцев, как были женаты.
***
… Все больницы пахнут одинаково – отчаяньем. Несмотря на престижность, орхидеи в холле и первоклассный персонал. Мы не первый раз приходим сюда, даже не первый месяц. Курс лечения уже заканчивается, ждём мнение врача, который изучает результаты…
Мама сидит в соседнем кресле. Похудела, но ей идёт, черты обрели благородство. Она всегда была хороша, а теперь явно проступил аристократизм… Господи, зачем я сравниваю её нынешнюю и другую, до болезни? Почему говорю в прошедшем времени?
… Какая же она сильная. Бровью не ведёт, ничем не выдаёт страха или смятения…
- О чём думаешь, дочь?
Вопрос застаёт врасплох. Нести чушь про погоду, природу и прочую мелочь будет глупо, мама вмиг распознает фальшь. Поэтому признаюсь:
- Думаю, что дальше…
Она улыбается.
- Дальше целая жизнь, дочь. У тебя будут ещё дети. Ты будешь учить их ходить: расставишь руки, а кнопка потопает навстречу. Научишь их дружить. Быть смелыми. Любить. Помнить старших…
Её голос дрогнул, выдавая волнение. Говорит только обо мне. Не верит, что у неё будет «дальше». Обе умолкаем, смотрим перед собой, избегая встречи взглядами.
… Спустя целую вечность распахивается дверь кабинета, на пороге наш доктор. Улыбается и машет, подзывая нас. Я выдыхаю и надолго прикрываю глаза.