Пионер-герой Спиридон Гнатюк родился в 1928 году в селе Грива на Волыни. Его отец был крестьянином-бедняком. Старшие братья Михаил и Александр боролись за воссоединение Западной Украины с Украинской ССР. После воссоединения Спиридон учился в школе, стал пионером. Когда фашисты оккупировали Волынь, он стал членом подпольной организации, а впоследствии — партизанским курьером и разведчиком. По доносу предателя был схвачен гестаповцами и 25 июня 1943 года был казнен – закопан заживо – на берегу реки Стырь.
В начале войны семья Гнатюков оказалась близ местечка Торчин. Уже следующим утром, накинув на плечи поношенный пиджачок, нанялся Спиридон к «воскресшим» кулакам. Возвращался поздно, усталый, подавленный. Молча съедал жалкий ужин, шел к старой потрескавшейся колоде за хатой и сидел, уставившись вдаль неподвижным взглядом. Что ж это будет? Неужели вечно батрачить?.. Поле безмолвствовало, не отвечало...
Даже и не заметил, когда рядом оказался сосед, человек с серьезными, внимательными глазами педагога. В первый вечер сосед лишь посматривал на Спиридона и непрерывно курил. На следующий — уже завел разговор о погоде, расспросил про новости в Торчине... «Хозяин не обижает?» — проронил словно между прочим. «Гад! Кричит на батраков, бьет, как скотину, хвастает, что теперь фашисты будут до скончания века... Доносит в гестапо на активистов. Говорят — с них там кожу сдирают...» — «Да, сдирают, — вздохнул сосед, — довелось испытать...» — «Когда?» — встрепенулся паренек. «Еще при панской Польше», — скупо ответил тот. «Значит, вы... как мой брат, как Михайло?» — «А что твой брат?» — осторожно поинтересовался сосед. «Михайло? Коммунист! Был… убили немцы»… И неожиданно, глядя на потемневший небосклон, рассказал всё.
Так познакомились руководитель Торчинского подполья Павел Осипович Каспрук и тринадцатилетний Спиридон Гнатюк, ставший партизанским курьером-разведчиком.
...По колени в грязи ступил на волынскую землю октябрь 1941 года. Ни проехать, ни пройти по проселкам, топкими стали лесные дороги... Ах, как не хотелось Павлу Осиповичу отпускать Спиридона в дальний путь! Более пятидесяти километров должен был он одолеть, чтобы вручить важное донесение отряду Конищука, который базировался на Полесье. Каспрук вывел Спиридона на едва приметную лесную тропку, проверил, хорошо ли застегнуты пуговицы, просил мальчика не забывать об осторожности.
...На одном из хуторков в лесной чащобе советский офицер Соколов сколачивал отряд из военнопленных и заблудившихся окруженцев. До поры до времени партизаны пополняли силы, собирали оружие, ходили на мелкие операции. Но об отряде пронюхали фашисты, и командир бригады Бринский приказал немедленно переправить его на соединение с основными силами.
Спиридон тогда только возвратился после далекой утомительной «прогулки», но, услышав о новом задании, сразу же вызвался выполнять его.
Благополучно миновали село, где стояли вражеские солдаты, и подошли к железной дороге. Ее усиленно охраняли. Спиридон оставил группу в невысоком, но густом кустарнике, а сам пошел в разведку.
Земля чавкает под ногами, остаются черные четкие следы.
Посадки вдоль железнодорожного полотна жидкие, сквозные... Спиридон подкрался к насыпи, настороженно оглянулся. Вроде бы никого. Быстро перебежал через рельсы и... наткнулся на фашистов.
Его притащили в железнодорожную будку, избили… «Кто такой?» — «Пастух из Лишневки»,— голубые глаза смотрят невинно. Пучеглазый немец ухватил бумажку, стал изучать. Подпись старосты, печать — все в порядке (партизанский «паспортный стол» дело знал). Не поверили, послали за полицаем, опять избили... Вот и запыхавшийся полицай на пороге. Поглядел:
нет, мальчишку не помнит, а тетку его хорошо знает, безобидная женщина...
Выгнали Спиридона. Спотыкаясь, рискуя снова нарваться на гитлеровцев, он ходил вдоль насыпи, тихонько свистел... Безуспешно. Отряд Соколова словно растаял в тусклых сумерках. Тогда он переполз полотно и опрометью, несмотря на боль в избитом теле, кинулся к партизанам.
Когда добрался до своих, перед глазами плыли желтые и фиолетовые круги...
На двух подводах помчались к железной дороге. На передней, стоя на коленях, всматривался во тьму Спиридон. Группу Соколова встретили на полпути. Оказывается, услышав подозрительный шум, партизаны отошли в сторону и там переползли рельсы. Перебравшись, направились в лес по первой попавшейся дороге...
...Часовые на железнодорожном переезде уже привыкли к белокурому подростку, который, беспечно помахивая кнутиком, возил в Луцк на рынок пшеницу, сало. Да и он приветствовал их, как давнишних знакомых, прикасаясь к козырьку старенького картуза. И ни один фашист не догадывался, что в этом картузе путешествует партизанская почта и что веселый парнишка связывает Луцкое подполье с «лесовиками», а на подводе спрятаны мины или необходимые партизанам батарейки для карманных фонариков. Адские мины, заряженные их слабеньким током, крушили гитлеровские эшелоны...
...Казалось, Спиридон не знает усталости. Где бы он ни был, всегда возвращался в лагерь с шуткой, веселой песней. Даже об опасностях, нередко подстерегавших его на нелегких дорогах разведчика, рассказывал с улыбкой.
Однажды он направлялся в лагерь издалека, с трудного задания. Измученный конь лениво опускал копыта, на ходу пощипывая пыльный спорыш... Спиридон приостановился, увидев старушку, очень похожую на его покойную бабушку. Рядом паслась сухоребрая корова. Спросил просто так, для разговора: «Чего это вы, бабуся, не перегоняете корову вон туда, на лужок? Там же трава — по колено...» Старушка повернула к нему морщинистое лицо и ответила сердито: «Нет, пусть там немец свой скот пасет... Понакидывал те штуки, что из пушек выстреливают!»— «Снаряды?» — встрепенулся Спиридон. «Да кто его знает, как оно называется...»
С опаской оглянулся. Никого, кроме старушки, не видно. И повернул на зеленый луг. Проехал немного, обнаружил снаряд. А вот и второй поблескивает на солнце. Загорелись глаза у разведчика — да это настоящий клад дли партизанских минеров! Набрал снарядов, прикрыл их свежей травой. Переезд одолел благополучно. Минеры на радостях едва не задушили его в объятиях. Командир тоже благодарил, но и отругал. Разве можно так рисковать? А что, если бы часовому пришло в голову разбросать траву? Но Спиридон тайком снова отправился туда.
Вернулся бледный и возбужденный. «Ну и потеха! — рассказывал потом.— Снарядов столько накидал, что конь взмылился. Возле переезда немец остановил меня, смотрит подозрительно... «Чего конь мокрый? — спрашивает.— Груз тяжелый везешь?» — «Какой там гpyз, — говорю, — картошка! А конь отощал — с кормами туго». И язык прикусил — сижу-то на траве...
...Прибыла шифровка: в воскресенье луцкие подпольщики собираются освободить из концлагеря группу пленных. Просили прислать связного, чтобы переправил их в лес. Место встречи — развилка дорог на Львов и Владимир-Волынский. Задумались в штабе... Ведь недавно уже была освобождена большая группа. Теперь охрану концлагеря усилили. Не провокация ли?..
Тут как раз появился Спиридон. «Нюхом чую интересное задание. Правда, есть?» — лукаво блеснул глазами. Командир молча кивнул и рассказал о шифровке и о своих колебаниях. «Может быть, не следует идти?» — «Стоит рискнуть,— решительно ответил Спиридон.— Там ведь наши люди!»
Добрался до рощицы, осторожно выглянул. На развилке — ни души. Перевел взгляд на придорожные кусты. Сердце сжалось от тяжелого предчувствия, но разведчик отмахнулся от него и пополз к серой ленте шоссе. Вдруг из-за кустов выскочили гестаповцы, схватили его. Допрашивал Спиридона следователь, специально прибывший из Ровно. «Скажи, мальчик, имя, фамилию, ну и все, что знаешь о партизанах! — вкрадчиво говорил следователь, — отпущу сразу же!».
«Пастух я, нездешний. Никаких партизан не знаю»,— ответил спокойно.
И когда следователь, побагровев от ярости, избивал его резиновой дубинкой, и когда потом в застенке терзали разведчика озверелые палачи, он упорно твердил: «Пастух я».
А на следующий день произошло самое страшное. Следователь молча нажал на кнопку звонка, и здоровенный гестаповец втолкнул в комнату отца и брата. Спиридон впился в них взглядом и, словно подавая сигнал, повторил: «Пастух я, нездешний...» Сперва, на глазах у родных, пытали его, потом избивали их. Отец не признал сына, а Сашко — брата.
Ясным погожим утром Спиридона повели к реке Стырь. Он даже зажмурился, ослепленный ярким солнечным светом и синевой воды, а когда открыл глаза, увидел черную яму... По ту сторону стояли отец и Сашко... Взглядом простился с ними...
Отцу вскоре удалось бежать — помогли подпольщики. А брата отправили в Германию. По дороге бежал. Голодный, едва живой, проделал путь из далекой Польши до партизанского отряда, где встретился не только с отцом, но и со всей семьей. Беспощадно мстила за смерть Михаила и Спиридона, за горе всех советских людей партизанская семья Гнатюков.
Подготовила
Наталья ЗЛОБИНА,
первый секретарь
Кингисеппского райкома КПРФ.
Казалось, Спиридон не знает усталости. Где бы он ни был, всегда возвращался в лагерь с шуткой, веселой песней. Даже об опасностях, нередко подстерегавших его на нелегких дорогах разведчика, рассказывал с улыбкой.
Ни один фашист не догадывался, что в обозе пастуха путешествует партизанская почта, и что веселый парнишка связывает Луцкое подполье с «лесовиками», а на подводе спрятаны мины.
#пионеры
#герои
#спиридонгнатюк
#волынь
#война