Когда вечером бомжи как обычно собрались у Каная, он сказал:
– Не захотел Митя возвращаться. Скажем так: боится он этого места.
– И я боюсь, – вздохнула Валька.
Митрич сдвинул на лоб вязаную шапочку, почесал затылок, оглядел всех острыми глазками и произнес:
– Я так думаю: не они Егорыча грохнули. Его же, когда он от Назгуль-эдже шел, поезд чуть не переехал. Так, Валька? А Руслан с Толяном раньше в машину сели, до поезда. Помните? А поезд вечером один был.
– Они, не они – какая разница? – вздохнула Ырыс. – Дядь Вову-то не вернешь…
– Хороший был мужик, – всхлипнула Валька. – Душевный… То-то Кукла вчера у оврага кружила.
– Разница большая, – заметил старик. – Теперь вопрос: кого следующего прирежут? – Наступила тишина. Митрич затянулся сигаретой, продолжил задумчиво: – Да, бомжи своей смертью редко умирают. Кого замочат, как Егорыча, как Склеротика. Кто замерзнет. Кто от болезни подохнет, без лечения-то…
– А вот почему больницы бомжей не берут? – перебила его Ырыс. – Ведь они десять процентов бесплатно должны лечить, я знаю. Тех, у кого бабок нет. Нас то есть. – Они выпили. – Все от властей зависит. При Союзе бомжей не было.
– Всегда они были, – махнул рукой Митрич. – Вы все на власть свалить готовы. А что она сделает, если страна нищая. – Он ткнул сигаретой в сторону ржаво-бурых металлических конструкций недостроенного корпуса, сиротливо смотревших в небо.
– За все ругать власти – это дурной тон, – как бы про себя заметил Доцент.
– Пусть еще такие приюты откроют как «Коломто». Побольше, – стояла на своем Ырыс. – Уж на это бабки нашлись бы. Не думают власти о народе, о том, что людям жрать нечего, что работы нет. Им лишь бы карманы набить.
Старик осклабился.
– Ага, особенно тебя безработица волнует. Ты без работы прямо изнываешь… А помнишь, Ырыс, летом мужик приезжал, работу предлагал. По благоустройству города вроде. Что же вы с Канаем не пошли?
– Что я, дура? За гроши горбатиться.
– На фиг нужно, – улыбнулся Канай. Он не отрываясь смотрел на западную часть небосклона. Ее закрывал цельный, какой-то плоский, с четко очерченными краями, массив темно-серых туч. Он словно был выпилен из фанеры. Недалеко от горизонта по этому массиву тянулись две строго горизонтальные, идеально ровные прорези. Сквозь них проглядывало огромное пунцовое солнце.
– Во-во, – усмехнулся Митрич. – Устройся, Ырыс, санитаркой. В любой больнице санитарки требуются. И жить где будет, в общежитие пристроят… Работы ей нет!
– Судна выносить? – фыркнула Ырыс.
– Без паспорта не примут, Митрич, – сказал Канай.
У них у всех не было документов. Кто-то потерял, у кого -то вытащили. Кто-то просто пропил.
– Эх, Егорыч, Егорыч, – тихо бормотала Валька, размазывая слезы по грязным щекам.– Беда не приходит одна. – Ее не слушали.
– Да что ты, Митрич, так власти защищаешь? – рассердилась Ырыс. – Что они тебе хорошего сделали?
– Пенсию тебе не платят, – поддакнул Канай.
– Защищаю? Да в гробу я их видал. Я правду защищаю… 7 апреля Бакиева свергли – жить лучше стало?
– Нам – точно нет, – засмеялся Канай.
– Пять лет назад Бакиев Акаева сверг – жить тогда лучше стало?.. Все дело а экономике.
– По государственному мыслишь, Митрич, – одобрительно кивнул головой Доцент.
– А она-то и пострадала,– продолжал старик. – И этой весной, и тогда. Сколько магазинов разгромили. Многие из тех, кто Белый дом штурмовал, потом магазины грабили. Молодежь из пригорода, из сел в основном.
– Страсть к разрушению пробудилась, – сказал Доцент.– Она спит до поры до времени во многих людях.
– Так разозлили же народ! – воскликнула Ырыс. – Снайперы с крыши по митингу стреляли.
– А ты думаешь, вооруженных в толпе не было? – повернулся к ней Митрич. – Менты должны были стрелять, должны были власть защищать. У них служба такая.
– Стреляли, когда еще никакого штурма не было. Сколько людей на площади погибло!
– В любом случае преступно было использовать снайперов, – заметил Доцент.
– Акаев без единого, скажем так, выстрела власть отдал, – добавил Канай.
– Акаев – интеллигент. Он за власть не цеплялся, – сказал Доцент. Они помолчали. – Да, видел я, как толпа потом по Киевской шла. Такой рев стоял! Крушили, поджигали. Торговцы писали наспех на витринах: «Биз эл менен»…
– Мы с народом, – перевел Канай.
– Да. Не помогало.
– Конечно, – кивнул головой старик. – Представьте: врываются в дорогой магазин. Они о таких вещах и мечтать не могли, а тут пожалуйста – можешь все, что хочешь взять. Или уничтожить. Это, может, еще приятнее.
– До того довели народ! – сказала Ырыс.
– А менты все попрятались, – усмехнулся Канай. – Двое суток город , скажем так, без охраны был.
– Попрячешься тут, – хмыкнул Митрич, – если Генпрокуратуру сожгли, если уж самого их главного, министра МВД, в Таласе избили.
– Назгуль-эдже говорит, по телевизору показывали. Живого места на нем не было, – вздохнула Ырыс.
После небольшой паузы заговорил Митрич:
– Потом во многих магазинах витрины стали кирпичами закладывать. А «Гоин» вообще в крепость превратили. Знаете же? Китайский магазин. На углу Советской и Жибек Жолу. Он и в первую революции сгорел, и в эту. Так теперь там окна на третьем этаже. Ниже – глухая стена.
Тихо подошла Наташа, молча села с краю. Канай поднял бутылку.
– Тебе налить?
– Чуть-чуть.
– А Светка где?
– Она теперь с мальчиками.
– Атаманша, скажем так, у них?
– Да нет, не похоже. У них Алик командует. – Наташа повернулась к Митричу.– Света просила передать: она в переход больше не пойдет. Стыдно ей, говорит.
– Ишь ты. А мне, она думает, не стыдно?
Все выпили.
– Дело не во власти, – буркнул Митрич, – а в экономике. И в людях.
– Люди хуже стали, – вздохнула Ырыс. – Прошлой зимой, говорят, один бомж во дворе многоэтажки замерз. Звал людей – никто не вышел.
Доцент взволнованно взмахнул рукой, хотел что-то сказать, однако передумал.
– А если бы в том доме жила, ты б его что, ночевать пустила? – ядовитым тоном поинтересовался старик.
Ырыс отвернулась.
– Он мне уже на нервы действует.
– Вот ты как здесь очутилась? – не унимался Митрич.
– Такие у меня обстоятельства, – отрезала она.
Пять лет назад Ырыс полюбила. Октябрьбек был старше ее на пятнадцать лет. Она слушалась его во всем. Продала дом в Токмаке, переехала к нему в Бишкек. Он жил со стариками-родителями в маленьком домике. Все деньги отдала ему. Он обещал добавить свои и купить приличный дом. Дом он не купил, деньги ушли неизвестно куда. Через два года Октябрьбек привел новую жену, красивее и моложе Ырыс, ее же под предлогом, что она не может родить ему ребенка, выгнал на улицу. Она не любила об этом рассказывать.
– Какие такие обстоятельства? – спросил Митрич и, не дождавшись ответа, продолжал: – Сюда приводят два обстоятельства. Или человек со сволочами сталкивается… С подонками. С жульем! – внезапно возвысил он голос. – Расстрелял бы их всех!.. Или это водка. А чаще то и другое вместе.
– Бухает тот, у кого живая душа есть, – задумчиво произнес Канай.
Сегодня все были настроены на философский лад.
– Можно сделать так, что бомжей не будет, – вступил в разговор Доцент. Он был взволнован, возбужден и поэтому не совсем еще пьян. – Ответьте мне на один вопрос. Почему бомжи – русские и киргизы? Вы бомжей-евреев видели? – Все рассмеялись. – Или кавказцев?
– А Руслан разве не кавказец? – спросила Ырыс.
– Нет, метис какой-то, – сказал Митрич.
– Подумайте и ответьте, – повторил Доцент.
Минуту они добросовестно думали.
– Простодырые мы, – сказал старик.
– Кыргызы и, скажем так, русские бухать любят, – высказал свое мнение Канай.
– А почему?
– У нас с вами душа беспокойная. Ищущая, скажем так.
– Заладил! – махнула на него рукой Ырыс. – Таджики вот не пьют, а тоже как бомжи. Раньше милостыню на каждом углу просили.
– Это не таджики, – поправил Доцент. – Это люли́ – таджикские цыгане. У них образ жизни такой, они веками попрошайничают. Люли не в счет.
– Насчет кавказцев: гонора у них слишком много, чтобы бомжевать,– решил Митрич.
– Совершенно верно! То есть их воспитывают по-другому. Для них стать бомжом – позор. Если они все же окажутся вдруг в такой ситуации – они все сделают, возможное и невозможное, чтобы бомжами не быть… А белоэмигранты! Они ведь тоже за границей вначале на положении бомжей оказались. Но смогли обосноваться. За любую работу брались. Генералы швейцарами служили. Один великий князь токарем устроился. Гордость не позволила им опуститься. Воспитание не позволило. – Доцент сделал паузу и произнес менторским тоном: – Главное – это вос-пи-та-ни-е!
– Ну, завел свою песню,– буркнул Митрич.
– Доцент, ты уже достал своим воспитанием, – досадливо отмахнулась Ырыс.
– Что же ты на помойках роешься, такой воспитанный? – с едкой усмешкой спросил старик.
– Это временно.
Бомжи засмеялись.
Доцент всегда искренне верил, что через неделю или две, в крайнем случае через месяц, вырвется отсюда. Даже на миг не допускал он мысли, что останется бомжом дольше. Этой надеждой и жил. И когда он вдруг вспоминал, что точно так же он думал и год, и два назад, ему становилось жутко. В такие минуты он ясно сознавал, как мало вероятности, что его жизнь через месяц изменится, что она изменится вообще когда-нибудь. И он старался поскорее напиться.
– А в школе что, не воспитывают? – допытывался старик.– Вот ты учителем был. Ты что, не воспитывал?
– В семье надо воспитывать. Личность ребенка формируется до пяти лет.
– Доцент все знает, – с умилением пролепетала Валька. В этот вечер она была в особенно сентиментальном настроении. – Эх, какой человек пропадает!
Они выпили. Митрич махнул рукой.
– Квартирный аферист попадется – и никакое твое воспитание не поможет… Или если запьешь.
– Хорошо, рассмотрим вопрос с этой точки зрения, – сказал Доцент. – Иногда, действительно, пьют, чтобы душевную боль заглушить…
– Красиво говорит, – снова умилилась Валька.
– Но большинство-то начинает пить от скуки, от низкой культуры, оттого, что все вокруг пьют. А если родители не пьют, если приобщают ребенка…
– Приобщают! – подняла палец Валька. Ырыс хрипло рассмеялась.
– …к настоящей культуре, он пьяницей потом не станет. Если только с горя запьет. Но тут уж…– Доцент развел руками.
– Путано объясняешь, Доцент, – проворчал Митрич.
– Ничего не путано, – возразила Валька. – Я и то догоняю.
Время от времени Доцент испытывал потребность произносить такие речи. Словно боялся, что иначе в нем атрофируется способность ясно излагать свои мысли да и вообще мыслить.
– Теперь о второй причине, о сволочах, – продолжал он. – Если ребенка правильно воспитать, он сволочью не вырастет. Главное – не лениться воспитывать.
Канаю и Ырыс стало скучно. Они это слышали не первый раз. Они заговорили между собой по-киргизски. Митрич насмешливо улыбался. Валька уже клевала носом. Зато Наташа смотрела на Доцента широко открытыми глазами.
– Внушить ребенку, когда он еще все как губка впитывает,– все больше вдохновлялся Доцент,– внушить на всю жизнь, что нельзя обманывать. Нельзя оскорблять женщину. Никогда, ни при каких обстоятельствах. Даже худшую на земле. Нельзя двоим бить одного. Если…– Он на миг осекся, заметив удивленно-восхищенный взгляд девушки.– Если все дети вырастут порядочными людьми… не только бомжей не будет – вся жизнь переменится. Не будет грабежей… Воровства… Не будет коррупции… Честь не позволит взятки брать…
Ырыс на мгновение повернулась к нему.
– Доцент, ты иногда таким занудой бываешь! Уши вянут. – И снова заговорила с Канаем.
– Дедовщина в армии исчезнет… Человек чести… издеваться над собой не даст… Скорее погибнет… Или убьет… Да никто и не станет издеваться…– Язык у него начал заплетаться.– Милиция совсем другой будет… Эх, какая жизнь наступила бы!.. И ведь надо для этого… совсем немного… Воспитать только в своих детях… благородство и честь…
– Родители, значит, должны воспитывать? – с ехидством спросил старик.
– Совершенно… верно…
– Как же они будут воспитывать, если их никто не воспитывал?
Доцент на миг задумался.
– Ценю, Митрич, твой пытливый ум… В самую точку… Да, в третьем поколении только… Эх, а ведь были такие люди… Дворянская интеллигенция… Дворянская – значит честь… Интеллигенция – значит само… ограничение… Лучше людей в истории не было!
– Заболтался ты, Доцент, – с неудовольствием проворчал старик и обратился к Канаю: – Ты что, правда, мешок дров нашел?
– Больше всего они боялись… неблагородно поступить…– бормотал Доцент.
– Ну. Обрезки в основном, – сказал Канай.
– Порядочность для них… дороже жизни… – продолжал Доцент, оглядывая всех осоловевшими глазами.
– Пятнадцать сомов дали, Митрич.
– Лучше бы сюда, Канай, приволок. Пригодились бы.
– Большевики их … извели… Не любили они… людей чести… Достоевский не зря… говорил… что революция… это право на… бесчестие… А если бы они… среди нас… жили!.. Эх! Другая бы жизнь тогда… Сознание общественное дру… – Доцент внезапно сник, свернулся калачиком, причмокнул два раза губами и заснул.
Бомжи допили водку. Митрич ушел к себе. Наташа осталась ночевать у Каная и Ырыс.
Продолжение следует...
- 7 часть (26.09)
Автор: Nolletoff
Источник: https://litclubbs.ru/articles/7992-bez-opredelennogo-mesta-zhitelstva.html
Содержание:
- 2 часть (21.09)
- 3 часть (22.09)
- 4 часть (23.09)
- 5 часть (24.09)
- 6 часть (25.09)
- 7 часть (26.09)
- 8 часть (27.09)
Публикуйте свое творчество на сайте Бумажного слона. Самые лучшие публикации попадают на этот канал.
#любовь #бомж #без определенного места жительства #криминал #убийство
Понравилось? У вас есть возможность поддержать клуб. Подписывайтесь и ставьте лайк.