Боже, прошу тебя, сделай так, что бы все это было неправдой. Пусть, все окажется сном, просто дурным сном. Я проснусь, и все закончится. Все будет по-старому, как прежде. Я редко прошу тебя о чем-то. Пожалуйста, помоги мне.
Эмбер знала - помочь себе может теперь только она сама. Больше никого не было за ее спиной, никого не осталось.
Тело отца нашли в подворотне за баром. Полиция считала, что его зарезали в пьяной драке, и не особо усердствовала в расследовании убийства.
- Мэм, - устало вздохнул детектив, когда она, не дождавшись обещанного звонка, в конце рабочего дня ворвалась в его кабинет, - мы делаем все возможное. Но поймите - это Бронкс. Там нет ни камер, ни свидетелей.
- Как нет свидетелей? - оторопела она. Детектив ухмыльнулся. Эмбер с трудом подавила в себе желание ударить его, стирая отвратительную усмешку с этого лощеного лица. - Разве не вы говорили, что бар был полон людей?
- Это Бронкс, - тупо повторил он, поднимаясь с кресла и надевая пиджак. - Да поймите же вы, наконец, там могла быть сотня людей, но никто из них и слова не скажет. В таких подворотнях происходят вещи и почище убийства. А те, кто болтают, долго не живут. Мой вам совет, держитесь подальше от этой истории, - он поправил манжету и, тяжело вздохнув, добавил, - Мне нравился Боб. Он был хорошим парнем. Помогал шушере выбраться в жизнь. Он понимал, что рано или поздно все так и закончится. Не удивлюсь, если его зарезал бывший клиент. А теперь простите, я должен идти. Я распоряжусь, чтобы вам как можно скорее передали тело. И... Мне жаль...
Она похоронила отца через две недели после этого разговора. На похороны пришло совсем мало людей и для Эмбер это стало еще одним ударом. При жизни отец был государственным защитником и спас немало жизней тех, кто не мог раскошелиться на платного адвоката. Теперь у разверстого края могилы стояло не больше дюжины человек и никого, кто бы остался с ней после скорбной церемонии.
- Твой отец был замечательным парнем, - сказала ей Марша Уикс, задержавшаяся на кладбище дольше остальных. Она аккуратно промакивала бумажным платочком уголки глаз, и, кажется, была единственным человеком, не считая Эмбер, кто по-настоящему скорбел о Бобе. - Я проработала с ним бок о бок пятнадцать лет, и ни разу за это время не услышала от него плохого слова. Мы с мужем были в шоке, когда узнали... - ее голос стих и плечи затряслись в рыдании. - Ох, Бобби, как же это так... Поверить невозможно! Я так тебе сочувствую.
- Спасибо, Марша, - бесцветным голосом поблагодарила ее Эмбер, желая, и не находя в себе силы, утешить женщину. Та громко высморкалась и подняла на нее покрасневшие глаза.
- Ты решила, что будешь делать дальше? Если мы можем чем-то тебе помочь...
- Я на некоторое время уеду из города, - прервала ее Эмбер. Ложь сорвалась с ее уст так легко, что не вызвала никакого удивления. Марша одобрительно закивала и, пробормотав еще несколько слов соболезнования, удалилась, оставляя Эмбер наблюдать за тем, как могильщики закапывают гроб.
Уже дома она снова мысленно вернулась к этому разговору. Эмбер и в самом деле не знала, чем себя занять. До начала семестра в колледже оставалось два месяца. Шестьдесят дней скорби и воспоминаний. Она не представляла, как с ними справится. Желания общаться с друзьями, даже включать интернет, у нее не было вовсе. Снова отвечать на многочисленные вопросы, выслушивать соболезнования и неловкие слова поддержки. Ничто не могло заполнить ту пустоту, что образовалась с уходом отца. С тех пор, как умерла мама, он был для нее всем, но вот и его не стало.
Не в силах сидеть, сложа руки, она направилась в единственное место, которое все еще напоминало о нем. В спальне отца царил привычный беспорядок. Бумаги, разложенные стопками, возвышались на письменном столе и подоконнике, на кровати валялись спортивные штаны, брошенные здесь в его последний день. Как же он устал после пробежки, как же радовался тому, что преодолел извечную лень!
Две недели она остерегалась заходить в эту комнату, но теперь находиться здесь казалось таким естественным. Вещи хранили память о нем, в комнате стоял едва уловимый запах сигарет. Отец часто забывался и курил прямо за письменным столом, после чего поспешно открывал окно, не желая снова слушать лекцию от дочери. Сложив штаны, Эмбер открыла шкаф и потянулась к верхней полке, когда на ее голову упали какие-то бумаги. Она невольно усмехнулась - даже здесь отец умудрялся хранить документы. Она склонилась, чтобы поднять их и замерла.
Билет на Каилуа-Кона! Гавайи! Слезы против воли набежали на ее глаза и Эмбер села на пол, прижимая к ладони к глазам. Вот о каком сюрпризе говорил отец! Он знал, как она мечтает посмотреть мир, уехать туда, где всегда тепло и солнечно, шумит океан, устремляются в голубое небо высокие пальмы. Папочка, милый! Вот почему он задерживался на работе последние месяцы! Подобная поездка стоила немало, не говоря уже о том, чтобы купить билеты для двоих. Вылет намечался на послезавтра и, если бы Эмбер не зашла сегодня в спальню, не решила бы убрать штаны на место, то все усилия отца пропали бы зря.
- Папа, - прошептала она, - папа...
Возможно, Боб и планировал купить экскурсии и арендовать номер, но не успел этого сделать. Прилетев на Каилуа-Кона, Эмбер забросила свои вещи в самый дешевый студенческий хостел и прежде, чем кто-то решил с ней познакомиться поближе, направилась к океану.
Она никогда еще не видела океан. Робко войдя в его воды, она забыла обо всем на свете, ощущая, как песок уходит из-под ног, а кожу ласкает теплая волна. Ее боль, страхи, отчаяние отступили, наполнив душу блаженной тишиной. Глядя на то, как солнце склоняется все ниже и ниже к толще воде, расчерчивая горизонт коралловым и лиловым, Эмбер ощутила себя едва ли не счастливой. Ей показалось, что отец сейчас стоит рядом с ней, наблюдает, и его лицо озаряется улыбкой, видя, в какой трепет подвергает ее увиденное. Этой ночью она впервые спала спокойно, а утром, вооружившись камерой, отправилась в путешествие по острову.
Раньше они часто уезжали с отцом за город. Боб в студенческие годы подрабатывал фотографом и всю жизнь не расставался с камерой. Эмбер никогда не удавалось превзойти его, но им нравилось фотографировать, а позже часами просматривать отснятое, споря, кто какую фотографию сделал. Придерживая ладонью тяжелый «Canon» отца, она вышла на пыльную дорогу и села в подъехавший автобус, разглядывая пассажиров.
В такой ранний час приезжих почти не было, лишь местные жители, одетые самым непривычным для Эмбер образом. Пожилые дамы в длинных цветастых юбках и с тюрбанами в тон, женщины помоложе, увешанные бусами, точно рождественские ели, мужчины в ярких рубахах с самыми невероятными рисунками. Эмбер с трудом подавила в себе желание сделать пару фотографий пассажиров. Ей совсем не хотелось задеть чьи-то чувства.
Бороться с соблазном стало еще тяжелее, когда на очередной остановке в открытый салон поднялся пожилой мужчина, лицо которого было целиком покрыто татуировкой. Эмбер никогда в жизни не доводилось видеть ничего похожего. Линии и точки пересекали лоб и широкий нос, спускались к шее от полных губ. Заметив, как она его украдкой рассматривает, старик приветливо улыбнулся, и она ответила тем же.
Люди переговаривались на смеси языков, но понять что-то из разговоров можно было с большим трудом. Даже английская речь, из-за акцента, звучала странно и непривычно. Голоса островитян тянулись мягко и гортанно, обволакивая каждый произносимый звук. Слова их звучали музыкой в ушах Эмбер и, закрыв глаза, она жадно впитывала их в себя, как иные, вынырнув с глубины, хватают ртом воздух, не в силах надышаться.
Солнце уже поднялось над горизонтом, лаская первыми лучами ее кожу, тёплый ветер играл с прядями волос и Эмбер, к своему стыду, почувствовала себя невероятно счастливой. Боль по отцу ещё не утихла в ее сердце, Эмбер знала, эта рана никогда не затянется, но с той минуты, как она вышла из самолёта в Кона, она ощущала присутствие отца так остро, словно он, невидимой тенью, стоял у неё за плечом, разделяя впечатления. Наверняка, будь он сейчас рядом, то подбивал бы сфотографировать татуированного старика и подтрунивал над ее нерешительностью.
Автобус в очередной раз затормозил. На этот раз его покидали почти все пассажиры. Поймав взгляд старика, Эмбер кивнула на камеру, побоявшись произнести свою просьбу вслух. Гораздо проще было бы выдать молчаливый вопрос за случайный жест, если бы тот рассердил бы попутчика. Но старик лишь снова улыбнулся и кивнул. Пользуясь тем, что полная дама в ярко-канареечном платье и синем тюрбане никак не может насчитать мелочь, Эмбер быстрым движением сорвала крышку с объектива и отсняла с десяток кадров. Старик подмигнул, и автобус снова тронулся в путь.
В этот день она ещё несколько раз снимала прохожих. Некоторые предпочитали игнорировать ее молчаливые просьбы, другие охотно позировали и вместе с ней просматривали снимки. Эмбер особенно расстроилась, когда продавщица морепродуктов, которая невероятно колоритно смотрелась на фоне разделанной ею туши непомерно огромной рыбины, раздраженно замахала руками, на смеси ломаного английского и местного диалекта веля ей убираться прочь.
- Вам лучше ее послушать, - раздался за ее спиной безукоризненный английский язык. Обернувшись, Эмбер встретилась взглядом с невысоким плотным мужчиной, в котором легко можно было узнать туриста. Лицо его ещё не успел тронуть загар, он был одет крайне сдержанно по сравнению с местными жителями - в легкую светлую рубашку и парусиновые штаны. Волосы его были едва тронуты ранней сединой, и трудно было сказать навскидку сколько ему лет тридцать пять или уже под пятьдесят.
- Да, наверное, - пробормотала Эмбер, несколько смущенная тем, что ее застали врасплох.
- Вчера вечером я попытался сфотографировать продавца фруктов, вон он, с попугаем сидит, колоритнейший тип. Так такое началось... На силу убрался. Благо, недалеко припарковался.
- Буду иметь ввиду, - отозвалась Эмбер, не зная, что ещё сказать. Она послушно направилась прочь от торгового ряда, но незнакомец последовал за ней.
- Вы туристка? Или приехали пофотографировать?
- И то и другое.
- Понимаю. Уже были на Мауна-Кеа? Нет? Что же вы так? Это самое потрясающее место на этом острове. С горы открываются такие виды, что можно рассудок потерять. Честное слово, если вы не побываете на Мауна-Кеа, считайте, поездка прошла зря. Там есть обсерватория... - он осекся, привлеченный сигналом клаксона.- Простите, боюсь, мне пора. Рад был встретиться.
- Хорошего отпуска, - пожелала ему Эмбер и вздохнула с облегчением, когда собеседник вновь оставил ее в одиночестве. Хотя душа Эмбер потихоньку начала оживать, ей по-прежнему не хотелось ни с кем общаться. Одиночество странным образом не усугубляло ее боль, напротив, тишина приносила успокоение.
Но чем больше проходило времени, тем охотнее она шла на контакт с людьми. Хозяйка хостела, которой Эмбер рассказала о причинах, побудившим ее отправиться в отпуск, прониклась к ней огромной симпатией. Это была красивая рыжеволосая европейка чуть за пятьдесят, которая в прошлом похоронила дочь. Сейчас той было бы столько же, сколько Эмбер, и мисс Джули взяла над своей постоялицей шефство. Во-первых, нашла более спокойную комнату, в которой остановилась пожилая супружеская пара из Британии, невесть как затесавшаяся в общество студентов, а, во-вторых, составила огромный список мест, которые, на ее взгляд, Эмбер просто обязана была посетить.
Мауна-Кеа, о которой говорил незнакомец на рынке, оказался вулканом, самой высокой точкой острова, с которой, казалось, можно шагнуть прямо в небо. Купив самую дешевую из доступных экскурсий, Эмбер поднялась на его вершину на пятый день своего пребывания на Каилуа-Кона, и потеряла голову.
Восторг заполонил все ее существо. Она забыла, как дышать, вглядываясь в великолепные виды острова, открывающиеся с высоты птичьего полета. Ее группа ушла далеко вперед, к обсерватории, но Эмбер не делала попыток их догнать. Она забыла обо всем на свете, даже о камере, охваченная благоговейным трепетом, в который может повергнуть лишь великолепие созданного богом мира.
Когда приблизилось время заката, море, пики и буквально все вокруг точно погрузилось в синеватую думку. Солнце запылало особенно ярко, и небо расчертили самые невероятные краски - коралловые, розовые, золотые. Там, где земля и небо встречали друг друга, небо расцвело лиловым и сиреневым, становясь все темнее и гуще к едва различимой линии горизонта.
Эмбер обернулась, желая увидеть больше, и сердце замерло в ее груди. Там, за спиной, точно пенка на латте, клубились низкие облака. Солнце подсвечивало их золотым сиянием, и казалось, что по ним можно дойти до волшебного града, как Элли из Канзаса дошла в Изумрудный город по дорожке, вымощенной желтым кирпичом.
Вернувшись обратно в хостел, Эмбер не могла думать ни о чем другом. Ее непреодолимо тянуло обратно на Мауна-Кеа, и во сне она снова стояла на его вершине, а облака клубились под ее ногами.
Мисс Джули, которая на время экскурсии дала ей свои теплые вещи, ничуть не удивилась тем впечатлением, которое произвел на девушку вулкан. Она тихонько посмеивалась, когда Эмбер в восторженных красках расписывала ей за завтраком увиденные красоты.
- Мауна-Кеа похищает душу и овладевает сердцем, - улыбнулась она. - Почему бы тебе не съездить на ночную экскурсию в обсерваторию? Я была там, когда только приехала на Гавайи, ночью с пика звезды кажутся такими близкими, как нигде в мире. Уж поверь мне, я много где успела побывать.
Эмбер только покачала головой. Ее совсем не манили звездные дали. Вид океана и острова, открывающийся с вершины, проплывающие под ногами облака - звали ее, наполняли своими образами сознание.
Ничто на острове - ни океан, ни местный рынок, ни даже жители не радовали Эмбер. Мауна-Кеа манил ее и, подсчитав оставшиеся деньги, Эмбер пришла к неутешительному выводу, что сможет позволить себе только одну поездку. Подниматься на вулкан разрешалось только организованной группой, а возле обсерватории и вовсе было запрещено передвигаться пешком.
- Глупости, - заявила мисс Джули, когда Эмбер поделилась с ней своим неприятным открытием, - Думаешь, местные платят за подъем? Посмотрела бы я, как чинуши попытаются содрать с них деньги. На северо-востоке есть тропа, которой пользуются островитяне. Конечно, подъем там куда круче, да и идти придется через лес, но, оно того стоит. Места там красивейшие. В прошлом они и вовсе были закрыты для посещения, но лет пятнадцать назад вновь стали открыты для публики.
Эмбер не нашла слов, чтобы поблагодарить хозяйку. Проснувшись задолго до рассвета, она собрала теплые вещи в удобный рюкзак, забытый здесь много лет назад кем-то из постояльцев, и поспешила покинуть комнату, пока не проснулись соседи.
Дорогу, ведущую в город, она уже хорошо запомнила, и ничуть не боялась заблудиться, идя по ней в предрассветном сумраке. Вокзал в Калаоа открылся лишь через полчаса после ее прихода, и Эмбер купила билет на самый первый рейс до Ханейпо. Мисс Джули объяснила, что из этого городка проще всего добраться до заветной тропы, которую, по ее выражению, там знала любая собака.
Три часа поездки показались ей вечностью. Ханейпо, небольшой городишко, совсем не заинтересовал Эмбер. Выйдя из автобуса, она обратилась к первому встречному с вопросом о тропе и тот, в самом деле, охотно объяснил, как до нее добраться.
- Думаете подняться на пик? - со страшным акцентом поинтересовался он. - Это вряд ли. Белая гора выматывает и крепких мужчин, а вы такая худенькая. Вам лучше вместе с другими туристами поехать на экскурсию.
- Я справлюсь, - пообещала ему Эмбер. Мужчина пожал плечами.
- Вы потратите на восхождение много времени. Белая гора - четырехтысячник, да и тропа не для слабых. К тому времени, пока вы дойдете до подножия, лес уже измотает вас, нет, мисс, нельзя идти. Да и погода что-то портится, - он посмотрел на небо.
Эмбер только пожала плечами. Облачка не сулили ничего страшного. Да и осадков, как она читала, на острове выпадает совсем немного.
- Спасибо, - поблагодарила она сердобольного островитянина и направилась в указанном направлении.
Лес начинался сразу же за трассой, по которой они ехали в город. Перебежав дорогу, Эмбер пошла вдоль нее, высматривая тропу. Та нашлась уже через пять минут - широкая просека, по которой легко бы прошли три человека. Заблудиться, как и говорила мисс Джули, здесь было совершенно невозможно, и успокоенная, Эмбер немного сбавила шаг, наслаждаясь видами.
Она понятия не имела, как называются окружающие ее растения. Серо-зеленые раскидистые деревья, которых тут было невероятно много, украшали яркие красные цветы. Эмбер подошла поближе и встала на цыпочки, пытаясь разглядеть их получше. Теперь она видела, что те скорее походят на пушистые красные шарики, с каждой иголочки которого стекает сок. Эмбер не была уверена, не ядовит ли он, а потому, сделав фотографию, поспешно обтерла руки о штаны и продолжила путь.
Мир, окружающий ее, не походил на те леса, в которые они так часто ходили с отцом. Боб пришел бы в полный восторг, разглядывая густо цветущие алыми шариками деревья и дикие заросли гибискуса. Дорога устремлялась вверх по склону, и природа медленно менялась. Появились папоротники и заросли ярких цветов самых разнообразных оттенков, приглядевшись к которым, Эмбер узнала орхидеи.
Она все чаще делала остановки. Островитянин не обманул - идти и в самом деле было сложно. Воздух был невероятно влажным, какой бывает после обильного летнего дождя, когда на смену живительной прохладе приходит удушающий зной. К тому же его наполняли ароматы влажной коры, сладковатый запах гибискуса, пряный и терпкий папоротников и сандалов. От их смешения голова Эмбер кружилась, она все чаше подносила к губам бутылку с водой, и ее одежда уже промокла от пота.
В иных условиях она бы предпочла изменить планы - сделать тысячу фотографий поразительного мира, открывшемуся ей, а затем повернуть назад, в Ханейпо, в баре которого, непременно, найдется прохладный коктейль с маленьким зонтиком и ломтиком манго. Но Мауна-Кеа манил ее. Он обещал ей упоительную прохладу, и Эмбер снова прибавляла шаг.
И в самом деле, совсем скоро удушающий зной остался позади. Идти было легче, хотя дорога стала еще круче, и майка быстро высохла. Эмбер почувствовала себя гораздо увереннее, и к ней вернулось прежнее расположение духа.
Чем выше она поднималась, тем прохладнее становился воздух. Спустя еще сорок минут, Эмбер сняла с плеч рюкзак и надела ветровку. Погода начинала портиться. Мужчина и с этим не ошибся - небо посерело и скрыло за тучами солнце. Мир вокруг принял совсем иные очертания. Казалось, что она смотрит на все через серо-зеленый фильтр. Мир обрел тени, глубину, погрузившись в туманную дымку. Теперь он мало походил на яркие тропики. Эмбер пришло на ум сравнение с Исландией, и она удивилась подобному сравнению. Где Исландия, а где Гавайи?
Забыв обо всем на свете, она принялась за съемку, пытаясь поймать этот невероятный мягкий свет, вдыхающий жизнь в замерший лес, тонкие, едва различимые клубы тумана. Когда первые капли упали на землю, Эмбер этого не заметила, всецело поглощенная фотосъемкой. Лишь когда дождь усилился, и лес наполнился звуками, она удивленно опустила камеру, не в силах понять, когда разбушевалась стихия.
Дождь тем временем набирал силу. Под ногами заструились потоки воды, скользящие вниз по склону вулкана, ветер усилился, и Эмбер моментально продрогла. Теперь тонкая ветровка не могла справиться с холодом. Поспешно уложив камеру в рюкзак среди вороха сухих вещей, она извлекла из него куртку. Мисс Джули с трудом уговорила Эмбер взять ее с собой, ведь на высоте температура всегда гораздо ниже, чем внизу. Теперь Эмбер с благодарностью закуталась в бесформенное одеяние, все еще сохранившее тепло долгого пути.
Теперь перед Эмбер возникла проблема посерьезнее, чем холод - что делать? Повернуть обратно или переждать дождь? Едва ли он продлится долго. С одной стороны с каждой минутой дорогу размывает все сильнее и сильнее, с другой безумно жаль упускать подобную возможность. До конца поездки осталось шесть дней. Что, если это последний шанс подняться на Мауна-Кеа? Она умрет от разочарования, если отступит. Едва ли когда-нибудь снова она окажется на Гавайях. А раз так, нечего и думать! Нужно подниматься дальше, выше пояса облаков. Там будет сухо, быть может, даже теплее.
Но прийти к внутреннему соглашению оказалось гораздо проще, чем совершить подъем. Потоки воды не стали меньше, напротив, теперь под ними с трудом можно было различить тропу. Ее сильно размыло, и ноги то и дело скользили по грязи, так, что Эмбер с трудом удавалось держать равновесие. Едва не упав в очередной раз, она решила сойти с тропы и идти вдоль нее через лес. Решение это было не самым удачным. Здесь было не так мокро и скользко, но продираться сквозь папоротники и кусты было непросто. Силы оставляли ее, от решимости не осталось ни следа. Все, что она теперь хотела, оказаться внизу, в городе, где тепло и сухо.
Но путь назад был отрезан. Идти вниз по скользкой тропе казалось самоубийством, а продираться сквозь лес значило окончательно себя измотать. Оставался лишь путь наверх. Пока хватит сил.
Понять сколько осталось до пояса облаков не представлялось возможным. Небо было абсолютно серым и поверить, что там, выше, сейчас сияет солнце, было невозможно. Эмбер упорно продолжала путь, стараясь не обращать внимание на боль в ногах и хлюпающую в кроссовках воду. Она промокла до нитки, не спасала даже куртка. Дыхание дано сбилось и перед глазами все начало плыть.
- Так нельзя, - вслух произнесла она, останавливаясь. Нужно переждать дождь, а там уже решать, спускаться вниз или продолжить восхождение. Оглядевшись по сторонам, она увидела темнеющую вдали густую копу деревьев. Там ветер будет не так силен, да и от дождя, быть может, найдется убежище. А, даже если нет, уйти с открытого участка дороги, продуваемого со всех сторон, уже будет неплохо.
Так она и поступила. Ветер и впрямь стал немного тише, а надежда на укрытие придала ей сил, даром, что до деревьев было приличное расстояние. Пройдя еще немного, Эмбер удивленно остановилась. не веря своим глазам. Там, где она ожидала увидеть временный приют стояла хижина. Время и природа сильно износили ее, сделав почти неприметной среди леса. Доски позеленели и рассохлись, но все же домик упорно возвышался на склоне, не уступая природным стихиям. Не веря собственным глазам, Эмбер ускорила шаг.
Петли протяжно заскрипели, когда она потянула за ремешок, служивший здесь дверной ручкой.
- Кто там? - донесся до нее глухой мужской голос. Эмбер испуганно замерла, но затем ответила.
- Меня зовут Эмбер. Я поднималась на вулкан, когда пошел дождь..
- Какое совпадение.
Она с опаской вошла внутрь. В хижине оказалась одна комната, выглядевшая так, словно в ней останавливалась лихая компания. Всюду разбросаны бутылки, пакетики от чипсов и прочей снеди, угол обожжен, точно кто-то пытался разжечь огонь прямо посреди дощатого домика, но его вовремя остановили. В стороне, у противоположной от единственного окошка стене сидел мужчина. Увидев ее, он в приветственном жесте приподнял лежащую на согнутом колене ладонь и пододвинул поближе к себе туго набитый рюкзак.
- Выходит, я не один такой дурак выбрал для подъема самый неподходящий день. При всем уважении к вам, мисс.
- Выходит, так.
Эмбер подошла ближе и с изумлением признала в невольном компаньоне давешнего знакомого с рынка. Тот, кажется, тоже ее узнал.
- О, вы же та девушка с камерой. Помню вас. Хотели сфотографировать сердитую даму с каранксом.
- Чем? - не поняла Эмбер.
- Каранксом. Рыба. Я ловил такую в прошлом году, недешевое удовольствие, вам скажу. У нашей фирмы здесь проходил коуч-тренинг. Да вы присаживайтесь. Кажется, мы здесь надолго.
Эмбер не придумала ничего лучше, чем последовать его предложению. Несмотря на страшную грязь, здесь все же было лучше, чем на снаружи. Хотя домик выглядел хлипким, вовнутрь не попадало ни капли дождя. Точно читая ее мысли, мужчина сказал,
- Хорошо, что окно не с подветренной стороны и в хижину ничего не влетает.
- Как вы думаете, что здесь было раньше?
- Не знаю. В прошлом эта часть вулкана была закрыта, и здесь находился заповедник. Наверное, осталось с тех времен. Строили, должен признать, на совесть.
Эмбер согласно кивнула. Подумав, она сняла с себя мокрую куртку и повесила ее на торчащий из доски гвоздь.
- Правильно, - прокомментировал мужчина. - мне повезло больше - я нашел это место час назад, когда дождь не так люто стучал по крыше. Почти не намок. Костер тут не развести, так что остается разве что на чудо надеяться. совсем не хочется провести остаток отпуска с ангиной. Ох, - он улыбнулся, - простите, я так и не представился, я Джон.
- Эмбер, - повторила она свое имя.
Компания Джона была ей неприятна. Нет, разумеется, остаться совершенно одной в хижине было бы, пожалуй, страшно, но и присутствие незнакомца сильно ее волновало. Во-первых, по всему было видно, что Джон принадлежит к той категории людей, которая живет в приличном материальном достатке. Опыт подсказывал Эмбер, что от таких персон лучше держаться в стороне. Они не привыкли в чем-то себе отказывать и общаться с ними крайне неприятно. Да и кому понравится, если на тебя будут смотреть сверху вниз, точно ты неразумное дитя, к тому же с головы до ног вымазавшееся в грязи?
Во-вторых, манера поведения, интонации, взгляд, с каким он сопровождал каждое движение Эмбер, выдавали в нем дамского угодника. Впрочем, едва ли подобный эвфемизм было правильно к нему употребить. Его мысли сейчас явно были далеки от спасения, и это нравилось Эмбер еще меньше. Легко представить, на что способен мужчина, обличенный властью, когда в радиусе сотни миль вокруг нет ни одного человека, а ей некуда убраться.
Вот ситуация от которой следовало держаться как можно дальше. Но что делать? Возвращаться в лес? Глупо!
Она поморщилась и присела.
- Значит, вы решили подняться на Мауна-Кеа? - спросила она, не в силах терпеть его пристальный взгляд.
- Да. Я буквально одержим Белой горой. Услышал от одного аборигена о дикой тропе и решил попробовать свои силы. Не думал, что какой-то дождик собьет меня с пути.
Словно в ответ на его слова, капли еще неистовее замолотили по крыше.
- Вы любите ходить в горы?
- Я? Нет, - он рассмеялся. - У меня астма. Особенно не разгуляешься. Но тут с подъемом справится даже новичок, к тому же я запасся всем необходимым, - он хлопнул ладонью по боку своего рюкзака, и Эмбер бросила взгляд на кожаный ярлычок с именем, вытесанным красивым витиеватым шрифтом.
Дж. Норридж.
Эмбер показалось, что воздух в хижине внезапно похолодел на десятки градусов. По ее спине побежали мурашки, и, если бы она уже ни сидела, то едва ли удержалась на ногах.
- Вы в порядке? - нахмурился мужчина, взволнованный ее внезапной бледностью. - У вас кровь от лица отхлынула.
- Просто давление упало, - пробормотала она, протягивая руку к своему рюкзаку.
- Да, так бывает на высоте, - понимающе кивнул Норридж. - Признаться, мне самому здесь очень тяжело дышится. А ведь тут даже нет и тысячи миль. Правильно, попейте, вам станет легче.
Дрожащей рукой Эмбер открутила крышку и жадно прижалась к горлу бутылки. Ее всю трясло. Нужно было взять себя в руки, тем более, что Норридж не сводил с нее внимательного взгляда, но Эмбер это не удавалось. В последнее время она только и делала, что прятала эмоции, и теперь налаженная система давала сбой.
- Расскажите о себе, - попросила она.
- Хотите, чтобы я отвлек вас разговорами? - по-своему истолковал он свою просьбу. Лицо его расплылось в самодовольной усмешке. Норридж картинно сложил на животе руки и еще сильнее откинулся на дощатую стену хижины.
- Как меня зовут, вы уже знаете. Я юрист, живу в Нью-Йорке. Тридцать восемь лет, женат не был, детей, - он усмехнулся, - насколько я знаю, нет.
- Вы работаете нотариусом?
- Нет, боже правый, нет, - Норридж от души рассмеялся. Ему было лестно внимание девушки. Тем более, что она ждала ответ с неподдельным интересом. Норридж любил внимание женщин, к тому же его случайная знакомая была весьма недурна собой.
Высокая, крепкая, такие отлично смотрятся на волейбольной площадке, но не кобыла, которых он на дух не переносил. Черты лица приятные, не красавица, но милая. Только нос немного крупноват, хотя это придает ей особый шарм. И волосы красивые. Норриджу нравились блондинки, на рынке он сразу обратил на нее внимание, но толком не успел рассмотреть - приятель позвал в машину. Теперь, разглядывая промокшую и замершую в ожидании Эмбер, он мысленно поздравлял себя с везением. Девчонка явно заслуживала его внимания, и у него был прекрасный повод продлить их знакомство. Что-что, а производить впечатление на противоположный пол он всегда умел.
- Я работаю на фармакологическую компанию - "Synthes Pharm". Не слышали о ней? Ничего, скоро весь мир услышит, - он рассмеялся. - Бренд сравнительно молодой, но мы уже на протяжении десяти лет занимаемся разработками в самых различных направлениях, начиная от обычного храпа, и заканчивая нейромоторными заболеваниями. Я представляю их интересы в суде.
- В суде? - переспросила Эмбер. Чувствуя ее интерес, Норридж продолжил с еще большим воодушевлением.
- Видите ли, Эмбер, для развития любой технологии необходимы те, кто будут испытывать ее на себе.
- Подопытные кролики.
Норридж осекся на полуслове. Его белозубая улыбка померкла.
- Я бы это так не назвал.
- Я не хотела вас обидеть. Просто неудачно выбрала слово.
- Да, - кивнул он. Как человека далекого от сантиментов, подобное объяснение его вполне устроило. - По сути своей вы правы. Но на таких, как наши подопытные, строится будущее медицины.
- Так вы занимаетесь бумагами.
- Не только. Иногда, такое случается, я представляю нашу компанию в суде.
- Как? - Эмбер изогнула бровь. - Расскажите.
- Охотно. Понимаете, бывают люди, мошенники, назовем их прямо, которые, заключая договор, планируют за наш счет разжиться. Вот против таких людей я и выступаю в суде.
- Неужели такое случается?
- Случается и часто. Вот вам свежий пример. Совсем недавно на нас подал в суд молодой человек. Он пришел в нашу компанию испытывать новую разработку от гипертонии. К сожалению, он, желая заработать легкие деньги, не указал в своей анкете, что у него проблемы со свертываемостью крови. В итоге все закончилось трагически, а его мать подала на нас в суд.
- И что? - слабым голосом прошептала Эмбер.
- Мне удалось выиграть дело, - самодовольно осклабился Норридж. - Конечно, жаль мальчишку, он едва справил совершеннолетие, но нам удалось избежать многомиллионной выплаты, а разработка продукта продолжилась. Когда-нибудь, он спасет жизни тысяч людей, не говоря о тех, чье качество жизни благодаря нему станет в разы выше.
- Наверное, трудно было выиграть это дело?
- Трудно, - согласился мужчина. - Но мои методы никогда не дают осечек. Наша компания готова на все, чтобы конечный продукт дошел до потребителя.
Эмбер улыбнулась, кивая своим мыслям.
- А погибший парень? - неожиданно для Норриджа спросила она. - Как его звали?
- Адам. Адам Баркс. Слышали про эту историю?
- Нет.
Некоторое время они сидели молча, прислушиваясь лишь к вою ветра и стуку дождя по деревянной крыше. Норридж, несколько обескураженный тем, что история его успеха произвела на девушку скорее негативное впечатление, пытался придумать новую тему для разговора. Вот уж современные дамы! Так расстраиваться из-за незнакомого парня. А все вокруг только и говорят как о возрастающем феминизме и эмансипации. Нет, еще не созрели.
Эмбер ни о чем таком и не помышляла. Перед глазами ее стояло заплаканное лицо пожилой чернокожей женщины, сидящей в кресле посреди их гостиной.
- Мистер Ренфорд, я умоляю вас, - сквозь всхлипывания причитала она, - помогите. В прошлом году вы вытащили Эдди из тюрьмы. Я не знаю больше никого, кто бы мог мне помочь. Не откажите!
- Миссис Баркс, я понимаю вас, и сочувствую, - отец склонился над ней и успокаивающе коснулся вздрагивающего плеча посетительницы. – Но и вы поймите. Я – государственный адвокат. Я защищаю обвиняемых, а не выступаю на стороне истца, борясь с фармакологической кампанией. Я буду вам бесполезен.
- Мистер Ренфорд, - женщина подняла на отца заплаканные глаза и крепко сжала его руку, все еще лежащую на ее плече, - я никому в этом мире не пожелаю испытать то, что сейчас ощущаю. Адам – был моим единственным ребенком, у меня больше не осталось никого из родных. Я должна попытаться восстановить справедливость. Их лаборатория сама проводила анализы и не нашла ничего, что могло бы помешать ему участвовать в эксперименте. Я отговаривала его, но он упрямился. Ничего не хотел слушать. Хотел подзаработать. Мы мечтали, что однажды сможем продать свою квартиру в Бронксе, машину, оставленную ему отцом, добавить деньги и уехать куда-нибудь прочь отсюда. Поэтому мой мальчик... – лицо ее исказила мука, она спрятала его в ладонях и застонала, сгибаясь пополам от невыносимой, терзающей душу боли.
- Миссис Барк, я сделаю все, что смогу. Принесите завтра документы, я их просмотрю.
Отец бился над делом Адама Баркса ни один месяц. Он впервые выступал на стороне истца, и защитник ответчика, некий Джон Норридж, вовсю пользовался этим. Правда была за отцом, это было понятно любому, но бюрократическая машина не знает жалости.
Он проиграл дело. Помешало нарушение процедуры – договор, прямо доказывающий ответственность "Synthes Pharm" за смерть Адама оказался скомпрометирован. Дело закрыли, и отец намеревался подавать апелляцию.
В ночь своей гибели он возвращался от миссис Баркс, с которой они обсуждали, что еще можно предпринять. Детектив считал, что произошло банальное ограбление, но что, если...
- Прошу прощение, мисс, боюсь, мне нужно выйти. Ох, и льет же! Думаете, к ночи успокоится? Надеюсь.
Он поднялся и, набросив на плечи куртку, вышел из хижины. Толком нет понимая, что делает, Эмбер опрометью склонилась над его сумкой. Темно-зеленый ингаляционный баллончик нашелся в боковом кармане. Действуя точно по наитию, Эмбер подошла к окошку и, со всей силой, на какую только была способна, бросила его вдаль. Она не слышала, как тот приземлился в траве. Дождь заглушал все звуки.
- Ну и холод! - пожаловался Норридж, вернувшись обратно в хижину. Он, точно пёс, потряс головой, и с его волос во все стороны полетели капли дождя. - Кто бы мог подумать, что здесь бывает так холодно. Впрочем, - он широко улыбнулся, - в такой компании и жаловаться грех.
Эмбер натянуто улыбнулась.
- Вы не будете против, если я немного закрою окно своей курткой? Сильно дует.
- Только сперва я кое-что сделаю, - он сбросил с плеч куртку, и, повесив ее на освободившееся место, склонился над своим рюкзаком. Эмбер в страхе замерла, но к ее удаче Норридж не заметил отсутствия ингалятора в кармане, а занялся содержимым внутреннего отделения.
- Мы с вами, определённо, везунчики, - он извлек с самого дна высокую толстую свечу. - Купил ее вчера в подарок коллеге, а утром, собирая вещи, забыл выложить.
Он водрузил свечу на пол и чиркнул зажигалкой. Хижину тотчас наполнил мягкий рассеянный свет. Эмбер растянула на гвоздях свою куртку и шум стихии стал тише.
- У нас прямо рай в шалаше, - со смешком заметил Норридж, - Присаживайтесь, огонёк маленький, но руки согреть можно.
Эмбер последовала его предложению.
С той секунды, когда она осознала, кто перед ней, Эмбер словно одеревенела. Разум ее, растерзанный потоком сознания, подчинился инстинкту, а тот, звериный по своей природе, взывал к отмщению. Никогда прежде он не вырывался на свободу, Эмбер вообще была склонна к альтруизму и прощению, а потому, охваченная в плен незнакомых чувств, она точно перестала быть самой собой.
С ощущением затаенного торжества, она подмечала тонкий аромат корицы, исходящий от свечи, тяжесть с которой приподнимается грудь Норриджа, когда тот делает вдох, чтобы продолжить свой рассказ о путешествиях. Эмбер видела это и прежде, гостя в Балтиморе у тети Джейд. Та страдала от астмы, как и Норридж. Осталось совсем недолго.
Адвокат был так увлечён своим рассказом, что не заметил приближение приступа. Лишь, закашлявшись, он прервался, и жадно втянул воздух носом. Но это лишь ещё больше усугубило ситуацию. Норридж закашлял ещё сильнее и, бледнея, потянулся за рюкзаком. Руки его, дрожа, расправились с молнией, но заветного баллончика не оказалось на месте.
- Окно! - просипел мужчина, - откройте окно!
Он принялся вытряхивать содержимое рюкзака на пол. Выпавший из него бумажник опрокинул свечу и хижина мгновенно погрузилась во тьму.
- Быстрее! - взмолился он.
Эмбер медленно поднялась на ноги, и, осторожно ступая в темноте, подошла к окну, распахивая пустой проем. В хижину ворвался поток холодного воздуха. Норридж, которому пока что удалось побороть кашель, глубоко задышал. Даже стоя у окна Эмбер слышала свистящие звуки и хрипы, рождающиеся при его дыхании. Выдыхая, он каждый раз замирал и немного наклонялся вперед.
- Баллончик, - с трудом управляя голосом, пробормотал он. - Не могу найти. Помогите.
Эмбер кивнула и подошла ближе. Норридж старался не двигаться. В груди его клокотало при каждом выдохе, лицо стало еще бледнее.
- Его здесь нет, - спустя минуту сообщила она. Ужас, мелькнувший в его глазах, принес ей такое удовлетворение, что Эмбер с трудом подавила жестокую улыбку. Вспоминал ли сейчас Норридж Адама Баркса, истекшего кровью прежде, чем скорая успела добраться до его дома? Едва ли.
Эмбер продолжала перебирать вещи, но уже и Норриджу стало очевидным - баллончика среди них нет.
- Он должен быть. Я не выхожу без него, - он говорил короткими предложениями, дыхания на большее не хватало.
- Должно быть, выпал, пока вы поднимались.
- Он был здесь, - хрипы становились все громче. Норридж склонился вперед, обхватив ладонями колени, - Был, когда я свернул к хижине. Найдите, - его скрутил новый приступ астмы, и мужчина зашелся в кашле.
Эмбер кивнула и вышла. Сердце ее неистово колотилось в груди. Прижавшись спиной к стене хижины она слышала, как внутри задыхается от кашля тот, кто стоял за смертью ее отца. Не бывает таких совпадений, чтобы адвокат истца умер от нападения в тот момент, когда готовилась апелляция. Норридж сам признался в этом - "компания готова на все, чтобы конечный продукт дошел до потребителя".
Дождь становился тише. Эмбер выглянула из-за хижины, на дорогу, но вместо нее взгляд ее пал вниз, туда, где у подножия острова распластался океан. Высота была слишком небольшой, чтобы открыть взгляду достаточную картину острова, но его вид вновь вернул Эмбер к воспоминаниям о вершине Мауна-Кеа. Как счастлива была она стоя там, на краю мира, взирая сверху вниз на стелющиеся под ее ногами золотисто-белые облака. Душу ее переполняло благостное умиротворение. А что будет теперь? Найдет ли она покой, если стоящий за смертью ее отца... умрет?
Норридж закашлял еще громче. Теперь он кашлял почти без остановки, время от времени шумно со свистом вдыхая, и вновь содрогаясь в приступе.
Отец не одобрил бы это. Да и сама она прежде содрогнулась бы от подобной кощунственной мысли. Но именно, - прежде.
Когда не было этой сосущей пустоты в груди.
Когда все можно было исправить.
Когда она не была совершенно одна.
В хижине раздался стук, с каким что-то тяжелое падает на деревянный пол. Норридж уже не кашлял, а отчаянно хрипел. Эмбер коротко вздохнув, сделала шаг к раскидистому папоротнику, туда, где часом прежде скрылся темно-зеленый баллончик ингалятора. В своей душе она уже нашла ответ и знала, что делать. Она сможет примириться со своим выбором.
На вершине Мауна-Кеа было холодно. Ветер безжалостно терзал полосатый флаг штата, поднятый высоко вверх над серебристыми куполами обсерватории. Небо было безукоризненно чистым, ни одного облачка не проплывало над безмятежной громадой океана, не возвышалось над темнеющими в предрассветном сумраке очертаниями острова.
Выпрямив перед собой ноги, Эмбер сидела на обломке магматической породы, пристальным взглядом всматриваясь в далекую линию горизонта. Там, далеко, в самом сердце океана, зарождался новый день. Небо уже окрасилось мягким розовым светом, но солнца по-прежнему не было видно.
Она шла всю ночь, упрямо карабкаясь в гору. Спотыкалась на размокшей от дождя земле, падала, больно ударяясь, но продолжала восход в свете ярких южных звезд. Прошлое осталось за спиной. Она уходила прочь от опасных подворотен Бронкса, от удушливой пустоты их квартиры, от Норриджа, жадно вдыхающего спасительное лекарство ингалятора.
Это было ее искупление. За минуты отчаяния и уныния. За мгновения, едва не стоившие жизни человеку. Падая, она ощущала, что боль, прежде терзавшая ее душу, уходит, растворяется в ночи. Каждый шаг исцелял ее, наполнял благостным умиротворением.
И, сидя теперь на вершине Мануа-Кеа, обессиленная, Эмбер ощущала себя свободной, точно птица, расправившая крылья после долгого заточения в клетке. Пылающий край солнца поднялся над океаном, и ночная тьма рассеялась, уступая место мягкому утреннему свету. Начался новый день.