Ледяной взгляд Никиты и презрительная усмешка Наташи окончательно стерли их прежнее «доброжелательное» обличие. Настя инстинктивно отпрянула назад — но тут же ощутила железную хватку на своих запястьях. Двое крепких мужчин, до этого незаметных в толпе, плотно сомкнули вокруг нее кольцо.
— Отведите её в комнату Покоя, — прозвучал спокойный голос Никиты. — Пусть подумает о своём поведении. А мы, друзья, продолжим наш прекрасный вечер!
Зал взорвался аплодисментами. Комната оказалась в самом дальнем углу здания — так, чтобы даже крики не долетели до остальных. Настя огляделась: голые стены, узкая кровать с жестким матрасом, стол, шкаф с потрёпанными книгами.
"Зачем я им?.." — мелькнула мысль. "Квартира в ипотеке, старая дача, жалкие сбережения… Ни родных, ни друзей. Только противный бывший муж, который рад забыть о её существовании."
Рука судорожно нащупала в кармане телефон. Слава Богу, не отобрали!
Пальцы дрожали, набирая номер.
— Алло, Матвей, это Настя… — её голос сорвался. — Стой, не кричи! Знаю, что обещала не звонить, но я в опасности!
На другом конце — тяжёлое дыхание. Потом — резкий смешок.
— Я попала в секту! «Жёлтый Ангел»! Меня держат насильно! Вызови полицию, я не шу—
Гудки. Она попыталась перезвонить — «Абонент временно недоступен».
Настя уже набирала «112», когда дверь распахнулась. В проёме вырисовывалась массивная фигура охранника.
— Э-эй! — она рванулась в угол, но мужчина одним движением швырнул её на кровать.
Телефон выпал из рук.
— Отстань! — Настя вцепилась ему в руку, но он лишь усмехнулся, легко выкрутил мобильник и вышел, щёлкнув замком.
Дверь захлопнулась. Удары кулаков по дереву звучали глухо, будто похоронный стук.
Настя сжалась в комок на жесткой кровати. "Какая же я дура... Всё, конец."
Время потеряло смысл.
Когда дверь наконец скрипнула, в комнату вошел тот же мужлан с подносом. Настя рванулась к выходу — и получила смачную пощечину, от которой звонко хлопнуло в ушах.
Еда осталась нетронутой. Она отвернулась к стене, вжавшись в холодную штукатурку, и затихла.
Дни тянулись однообразной чередой: шаги за дверью, скрип подноса, уходящие шаги.
Настя объявила голодовку.
Но еда пахла так коварно — её любимые блюда, те самые, что готовила мама... На третий день живот сводило судорогой, в глазах плавали черные пятна. Когда тошнота от пустоты стала невыносимой, она сдалась — жадно, по-звериному набросилась на еду.
Часов не было. Окон — тоже.
Только тусклая лампочка да полки с книгами — будто кто-то специально подобрал всё, что она любила: Диккенса, Брэдбери, даже редкий сборник Цветаевой.
Чтение стало единственным спасением.
Пока однажды мозг не начал играть с ней в жестокие игры.
В углу комнаты появилась мама.
Такая же, какой запомнилась — в синем домашнем халате, с теплыми руками. Она молча садилась на край кровати, гладила дочь по волосам.
— Мам... что мне делать? — всхлипывала Настя, прижимаясь к призраку.
В ответ — лишь объятия, от которых по телу разливалось странное тепло.
Но когда Настя пыталась вглядеться в лицо — мама таяла, оставляя после себя только запах духов и ледяное одиночество.
Дверь распахнулась внезапно, и ослепительный свет ворвался в темноту, обжигая незащищённые зрачки. Грубые руки вцепились в Настю, выволакивая из камеры. Она попыталась сопротивляться, но её просто потащили по длинному коридору, где спокойно сновали сотрудники в белых халатах — никто даже не поднял бровь при виде этой сцены.
Новый зал оказался просторным, но от этого не менее жутким.
Безумие в белом.
Около двадцати человек в одинаковых пижамах заполняли помещение. Одни сидели на полу, качаясь и бормоча себе под нос, другие забились в углы, обхватив колени. Нечёсаные волосы, пустые взгляды, подёргивающиеся губы — здесь пахло антисептиком и человеческим страхом.
И тогда она увидела их.
Матвей.
Он сидел, обняв за плечи девушку с длинными рыжими волосами. Настя узнала её сразу — Галка. Та самая, что разрушила её брак.
— Матвей! Что... — она бросилась к ним, хватая бывшего мужа за плечи, — Как вы тут оказались? Отвечай!
Но в ответ — лишь бессмысленное мычание и бегающие зрачки. Галка ухмыльнулась и что-то прошептала на непонятном языке.
— Да что тут вообще происходит?! — Настя закричала, тряся Матвея.
Громкоговорители ожили.
— Дорогая, это бесполезно, — раздался знакомый бархатный голос Никиты. — Все здесь, кроме твоих милых друзей, — участники эксперимента. Мы испытываем новый препарат. Через некоторое время после введения... в человеке просыпается нечто удивительное.
Тень улыбки скользнула в его тоне.
— Добро пожаловать в "Метаморфозы".
— Муж оказался здесь по твоей вине. Теперь смотри, как он будет страдать.
Голос Никиты звучал почти сожалеюще, но в его словах не было ни капли сочувствия.
— Отпусти нас! — Настя вцепилась в холодные прутья двери. — Я клянусь, ничего не расскажу о вас!
— Увы, это невозможно. Ты всё ещё не понимаешь, насколько важна? Всё, что мы построили в этом городе — ради тебя.
— Я… я обычный человек! — её голос сорвался.
— Ты — оружие.
Пауза.
— Но не сейчас. Смотри внимательно. Представление начинается.
Тишина. Люди в пижамах, как по невидимому сигналу, выстроились в шеренгу.
И началось.
Тела задрожали, будто под током. Кости хрустели, суставы выворачивались. Кожа натягивалась, обнажая синие, пульсирующие вены.
А потом — крики. Нечеловеческие.
Волосы клочьями падали на пол. Глаза затягивало молочной плёнкой.
"Зомби-апокалипсис", — мелькнуло в голове Насти. Она медленно попятилась к двери.
Первым атаковали Матвея.
Существа — уже не люди — впились в него зубами. Кровь брызнула на стены. Галка закричала, пытаясь отбиться, но её просто разорвали на части.
Хруст костей. Влажные звуки рвущейся плоти.
Через минуту от них остались лишь окровавленные скелеты.
Слезы сдавили горло. "Я следующая..." Настя зажмурилась, ожидая удара когтей, разрыва плоти...
Но ничего не произошло.
Она осторожно приоткрыла глаза.
Существа — нет, уже снова люди — стояли, тяжело дыша. Их тела медленно возвращались к человеческому облику: кожа затягивала раны, глаза прояснялись. Но они оставались покрыты кровью и, дрожали, будто после страшного бреда.
Громкоговорители ожили.
— Сохраняйте спокойствие! — новый голос, резкий и официальный.
Но в зале началась паника. Люди метались, орали, царапали себя. Дверь распахнулась — вбежали врачи с шприцами. Настя увидела, как иглы вонзаются в шеи буйных...
Потом — темнота. Очнулась в своей камере.
И — мама. Настоящая? Нет... Но такая реальная.
— После увиденного... ты кажешься мне единственной правдой, — прошептала Настя, хватая её за руки.
— Так и есть. Твоё подсознание послало меня, — ласково ответила мать, гладя её волосы.
— Никита сказал... что я оружие. Что это значит?
Тень боли скользнула по лицу матери.
— Я думала, мы навсегда ушли от этого кошмара... Что ты сможешь жить обычной жизнью. Но, видно, судьба решила иначе.
И тогда воспоминания хлынули обрывками — будто кто-то рвал киноплёнку и склеивал её в случайном порядке...
"Воспоминания": Маленькая Настя, лет пяти, сидит под огромным письменным столом, окруженная мигающей аппаратурой. В руках — потрепанная кукла. В комнату входит мужчина в белом халате.
— "Вот ты где! Пойдем, я покажу тебе кое-что интересное", — говорит он, легко подхватывая ее на руки.
Он усаживает ее на колени, достает шприц с переливающейся жидкостью — красивой, как радуга.
— "Ай!" — девочка морщится. Плечо жжет.
На следующий день — снова укол. И снова.
Почему она всегда в этом кабинете? Где мама? Где другие дети?
Инкубатор: Видение меняется. Теперь она — крошечный младенец, запертый в стеклянном боксе, опутанный проводами и трубками. Врачи склоняются над ней, что-то записывают, шепчутся.
Лес. 12 лет: Теплый солнечный день. Настя идет по лесу, крепко держа за руку женщину. В корзинке — грибы. Женщина смеется, ласково называет ее "доченькой".
Но это не мама. У палатки их встречает мужчина — отец.
— "Вы загулялись. Я начал волноваться. Ребенку пора делать инъекцию", — говорит он строго.
Женщина вздыхает:
— "Прости, я просто хотела, чтобы она хоть немного порадовалась. Такая хорошая погода… Нельзя же вечно держать ее взаперти!"
Отец хмурится:
— "Мы должны контролировать ее состояние. Если пропустим укол даже на секунду — можем выпустить смертоносное оружие".
— "Она всего лишь ребенок!"
— "Она не ребенок. Она чудовище, которое мы создали. И будь добра — не нарушай инструкции".
Настя бледнеет.
Реальность: Видения исчезают. Мать замолкает. В голове — миллион вопросов…
Дверь темницы скрипит. Входит он — седой, с тростью.
— "Ну, здравствуй, дочь. Рад тебя видеть. Вижу, ты начинаешь вспоминать".
Настя встает. Глаза горят холодной яростью.
— "Я знаю, кто ты. И знаю, что тебе нужно. Спасибо… маме", — ее голос звучит, как лезвие.
И она делает шаг к отцу.
