XXI.
Но всё же блюдам кухни местной,
Был отдан весь приоритет.
Еде и вкусной, и полезной,
Оказан должный пиитет:
Окрошка, щи, борщи, свекольник,
Похлёбка репная, рассольник,
Солянки, каши, пироги,
Сметана, яйца, твороги;
Сушёных ягод целый строй:
Изюм, малина, ежевика,
И курага, и голубика;
Настой с брусничною водой;
Блины, икорка и кисель -
Десерт неведомый до сель.
XXII.
Всеслав, поправив рукава,
Немедленно взялся за ложку.
Он, как большой семьи глава,
Есть начал первым. Понемножку,
Отпробовал борща, окрошки,
Рагу вкусил чуть с края ложки.
За ним супруга принялась:
За щи и бок свиной взялась;
А следом оживились дети:
Меньшие, ёрзая на лавках,
Как-будто сидя на булавках,
Хватали явства те и эти,
То гомоня, то утихая,
То спор по-новой начиная.
XXIII.
Ждан с блюда ухватив кусок,
Уже тянул его к себе,
Но Сбыни тонкий голосок,
(Мальца, готового к борьбе),
Звучал обиженно-серьёзно,
По-детски деловито-грозно:
"Ты, братец, самый лучший взял..."
Так Сбыня Ждану пояснял.
"... На нём-то ягод, посмотри,
Намного больше, чем на тех...
На остальных кусках на всех,
Всего-то ягод: раз, два, три...
Не смей, кусок тот не кусай!
Ты лучше мне его отдай!
XXIV.
От пирога кусок не твой!
Я на него давно смотрел,
А это значит, что он мой..."
" Ты что же, Сбыня, ошалел?"
Воскликнул недовольно Ждан,
Порывом гневным обуян.
"Его я первым увидал,
Вот оттого-то первым взял,
А ты бери любой другой;
А я такой хотел на ужин.
Пирог без ягод мне не нужен.
Вон, не побрезгуй курагой."
Затеялись с мальцом малец,
Но тут вмешался их отец.
XXV.
"А, ну-ка, цыц, вы - горлопаны!"
Что разорались за столом?
Что завелись, как ураганы?
Щас взбудоражите весь дом.
Почтение к еде имейте,
И за столом орать не смейте!
Ты после мне напомни, мать,
Что надо розог им поддать,
По их седалищным местам;
А то, гляди-ка, разошлися...
Откуда только вы взялися?
Задам я нынче крикунам!"
И пальцем, чтоб их дрожь взяла,
Он постучал о край стола.
XXVI.
Но братья не угомонились.
Они притихли лишь на миг;
Перед отцом не повинились;
Не испугал отцовский крик;
И только лишь Всеслав замолк,
Они угроз не взяли в толк,
Опять по-новой загнусили,
Да про пирог заголосили.
Всеслав на этот раз спокойно,
На время трапезу прервав;
Двум старшим указанье дав,
Немногословно и достойно,
Велел им вот как поступить,
Чтоб младших братьев вразумить:
XXVII.
"А-ну, Добрыня и Невзор,
Скорее ложки оближите,
И пусть не будет вам в укор,
Вы мне их тут же покажите...
Ну, что же, хорошо, сойдёт;
Глядишь, хоть так до них дойдёт,
Что старшему нельзя перечить,
Тем более противоречить.
Коли хоть раз отец сказал,
Немедля выполни, смирись,
Не разглагольствуй, и уймись,
Пока в сердцах не наказал.
Вы дерзновенно продолжали,
И так не кстати оплошали.
XXVIII.
Невзор, Добрыня, удружите;
Возьмитесь - не великий труд,
Братишек младших проучите,
Быть может, так они поймут:
По разу ложкой двиньте в лоб,
Ученье закрепилось чтоб..."
Невзор и вместе с ним Добрыня,
В руках которых Ждан и Сбыня,
Притихли, чувствуя беду;
Старшие, замахнувшись, враз,
Исполнили отцов наказ.
"Ну, что, отведали еду?" -
Жалея их, спросила мать:
"Зачем же свору затевать?!"
XXIX.
Все есть тихонько продолжали,
Негромко говоря о том,
Как ткани вновь подорожали;
И, как за трапезным столом,
Всё вкусно и великолепно;
Кухаркам вознося хвалебно,
Простые добрые слова,
От явств отпробовав едва.
Лишь мальчуганы тёрли лбы,
Насупившись на всех невольно;
Казалось бы, уже довольно,
Пытать терпение судьбы,
Но Сбыня снова рот раскрыл;
Сказать готов, уж, что-то был,
XXX.
Но мать, подав Добрыне знак,
Чтоб брата он остановил,
И, изловчившись как-то так,
Ладошкой рот ему прикрыл;
Произнесла спокойно, внятно,
Рушник поправив аккуратно:
"Ты слышал, что сказал отец?
Молчи. Покушай лучше щец.
Да, не кривись. Возьми, покушай.
Свой рот от болтавни займёшь;
И с пользой время проведёшь;
Ну, а пока жуёшь, послушай:
Коль с малолетства ты к порядку,
Приучишься, всё будет гладко;
XXXI.
Жизнь равномерно потечёт;
Как в масле сыр кататься будешь;
И уваженье и почёт,
Придут, совет коль не забудешь;
И добрым словом ты не раз,
Взрослея, ещё вспомнишь нас."
Речь Ярославна завершила,
И трапезничать поспешила,
Ещё кусочек хлеба взяв.
Всеслав, остыв же понемножку,
Держа над своей миской ложку,
Свой гнев отцовский, уж, уняв,
Слегка к жене поворотился,
С вопросом к ней он обратился:
XXXII.
"Как Велимудр? Что нынче с ним?
Чего ж к вечере не явился?"
"Сынок наш горюшком томим;
Опять в хоромах где-то скрылся.
Ушёл, наверно, в терема...
Как хорошо, что не зима,
Стоит давненько на дворе.
Морозно было в январе,
А он и в холод там сидел,
В окно округу изучая,
И в одиночестве скучая,
С тоской на этот мир глядел.
Как видно, тяжко на душе;
Измаялся совсем уже.
XXXIII.
Скучает милый по супруге,
И боль в груди своей ютя,
Страдает денно о подруге,
Которая забрав дитя,
Ушла в мир Навий с ним навечно;
Её он нежно и сердечно,
Со дня знакомства полюбил;
Как долго он по ней скорбил;
Ни как не может отпустить,
В душе лелеет образ нежный;
Осунулся чуть-чуть сердешный;
Не хочет он её забыть.
Боюсь, по ней совсем иссохнет;
Так жизнь и в нём самом заглохнет."