Случай этот произошел с моей прабабкой. С ней все время что-то происходило. Даже в почетном возрасте чрезвычайные происшествия неотступно следовали за ней. Некоторые вполне достойны нашего внимания.
Ветер гнал тяжелые темные тучи, висевшие так низко, что казалось они, цеплялись за ветки сбросивших листву высоких тополей аллейкой росших за хутором. В воздухе заметно похолодало. Бородатый мужичонка в стареньком тулупчике и поношенной заячьей шапке залихватски сдвинутой назад запрягал пегую кобылу. Тучная женщина в сереньком полушубке и разноцветном пуховом платке суетилась у повозки, расставляя и бережно укутывая разным тряпьем, горшки с маслом, крынки со сметаной и сливками. Рядом стояла девчушка лет десяти почти вся укутанная в серую шерстяную шаль. Она шмыгала носом и подергивала плечами всякий раз, когда очередной порыв ветра обдавал холодным сырым воздухом.
-В общем, так Палашка. Приедем к вечеру. Корову в обед подоишь, задашь сена. Телят управь так же. Если приедем поздно, вечером тоже подои и пойла задай. Все сама знаешь, чай не впервой, - женщина взглянула на девчушку. – Ой, горе ты мое, да ты совсем околела. Беги в избу, чай без тебя управимся.
Уговаривать девочку не пришлось. Кротко кивнув, матери и искоса взглянув на отца, возившегося с упряжью, девчушка засеменила к избе и скрылась за темной дверью. Скинув пуховой платок, она первым делом прижалась к печке, всем телом впитывая тепло. Обогревшись, некоторое время, девчушка услышала звук проезжающей мимо телеги. Кинувшись к окну, она успела заметить на облучке отца, погоняющего пегую кобылу и сидевшую с ним рядом мать плотнее кутавшуюся в старенький полушубок. Не успела скрыться телега родителей, как ей вслед покатилась повозка соседа дяди Пети. Проводив взглядом дядю Петю, девочка отошла от окна, постояла у печки, затем подошла к обеденному столу, и сама не зная, зачем протерла и без того чистую столешницу. Улыбнувшись своим девичьим мыслям, бросила полотенце на стол и вышла в соседнюю комнату. Здесь главной ее ценностью был небольшой сундук, в котором она хранила свое приданое. Красивая атласная материя для шитья платьев и сарафанов, разноцветные ситцевые и кружевные пуховые платки. Небольшая деревянная шкатулка с украшениями из деревянных бус, серебряных сережек, пары серебряных колечек и позолоченной брошки. Сверху лежали вышитые рушники, пяльцы с незаконченной работой, мотки цветных ниток. Девчушка провела тоненькими пальчиками по атласной материи, перебрала мотки ниток и, взяв рукоделие села на кровать.
От работы ее оторвало протяжное коровье мычание, Зорька требовала к себе внимания. Отложив вышивку, девочка еще некоторое время размышляла о чем-то сидя на кровати. Соскочив с кровати, девочка потянулась, расправляя затекшую спину и плечи. Корова возвестила о себе во второй раз.
-Ай, ну тебя! Подождешь чуть-чуть! – девочка махнула рукой и подошла к столу.
Наспех съела кусок хлеба, запивая его холодным молоком, надела старенький тулупчик, на голову повязала старый материн платок и хлопнув тяжелой дверью выскочила на двор.
В хлеву задирая морду вверх и хлопая себя хвостом по черным с белыми пятнами бокам – мычала корова. Две темно-красного окраса телочки просунули свои мордочки сквозь прутья клети, молча наблюдали за девчушкой. Та притащила огромную охапку сена и кинула корове, затем такая же охапка досталась и телочкам они обступили сено с двух сторон и вороша его мордами искали самую молодую и нежную травку. Доится корова у Палашки, не любила. То ли корова была вредная, то ли Палашка делала, что то не так, только корова все время топала задними ногами норовя перекинуть ведро, и больно хлестала хвостом, а иногда даже пыталась поддеть рогом.
-Ай, проклятая! – крикнула девчушка и вскочила на ноги после очередного удара хвостом. – Вот и стой недодоенная.
Корова с шумом выпустила воздух и подкинув мордой охапку сена как бы согласилась с девочкой.
Ветер стихал. Н улице заметно потеплело. Тучи светлели, из темных превращаясь в светло-серые, и казалось, опустились еще ниже. Палашка сидела на лавочке и щелкала семечки. К ней подсела девочка соседка, дочь дяди Пети.
-Что твои уехали? – спросила она.
-Да, - ответила, Палашка отсыпая часть семечек в протянутую руку соседке.
-И мой уехал, - вздохнула та.
-Я видела, в окно.
От пруда подняв шум, приближались гуси. Бабка Варя заслышав их отворила калитку и чуть отойдя наблюдала за ними. Первый гусак проскочил в калитку, за ним сгрудившись в кучу, перелезая друг, через друга гогоча и щиплясь, полезли остальные. Вслед за гусями приговаривая что-то, вошла в калитку баба Варя. Во дворе еще некоторое время слышался гусиный шум, который вскоре затих, и над улицей повисла тишина. То тут, то там над печными трубами начинал виться дымок. Вечерело. Где то вдалеке промычала корова, подхватила вторая только более грубо и протяжнее. Ветер стих совсем. Палашка с соседкой все еще сидели и смотрели на пустынную дорогу, ожидая, не появятся ли подводы их родных. Когда в окнах соседей замерцали огоньки и очертания дороги стали не видны первая снежинка, кружась, опустилась на реснички Палашки.
Накормив и кое-как, подоив корову, девочка все еще надеялась на приезд родителей. Не впервой им задерживаться с базара, но тревога помаленьку копошилась в груди. Почему то вспомнились рассказы деда Никодима о голодных волках нападавших ночью на задержавшихся путников, о замерших насмерть сбившихся с дороги, о лихих людях выходящих зимой к хуторам и караулящих на дорогах проезжающих. Девчушка пыталась отогнать дурные мысли, но они настойчиво возвращались, а детское воображение рисовало устрашающие картины. Печь она не растопила, все, что сделала, это зажгла масляный светильник и сидела за столом глядя на танец маленького огонька. Каждый шорох, каждый стук заставлял ее встрепенуться и напрягать слух, не раздастся ли следом скрип телеги или всхрап лошади и окрик отца, но на улице стояла гнетущая тишина, даже собаки попрятавшись в будках, не подавали голоса. Девочка подошла к окну. Густая пелена снегопада скрыла все: соседский дом, улицу, казалось, будто нет больше хутора, нет земли, неба, остался только ее дом и пустота вокруг наполненная кружащимися в ледяном танце хлопьями снега. Девчушка вернулась к столу. Она понимала, что родители не приедут в такой снегопад, но надежда не покидала девочку и она продолжала прислушиваться к тишине, пытаясь различить малейший шум. Огонек светильника задрожал, закоптил и стал чуть тише. Темнота в комнате задрожала вместе с ним будто живая и сгустившись в углах приблизилась.
-Кис-кис, Мурка, где ты? – тихо позвала девочка.
Кошка не отозвалась. Палашка позвала снова, только теперь громче и настойчивее, она даже заглянула под стол в надежде увидеть там притаившееся живое существо. Из-под стола на нее глянула темнота, такая же, как и в углах, живая шевелящаяся, ждущая, когда же, наконец, погаснет огонек, чтобы полностью заполнить комнату. Девочка больше не могла сидеть одна в темной комнате. Нужен был хоть кто-то живой. Хоть собака, кошка, да хоть кто, лишь бы живой, теплый, дышащий. Поправив огонек на светильнике, и прикрывая слабый огонек рукой, Палашка вышла на двор. Ветер стих совсем. В полной тишине огромными белыми хлопьями валил снег. Прикрывая огонек светильника, который сразу зашипел и закоптил девочка, быстро пересекла двор и вошла в хлев. Увидев свет и человека коровы сразу оживились, затопали ногами, зафыркали, послышались удары хвостов по лощеным бокам.
-Ну как вы тут? – ласково спросила девочка в ответ на их фырканье. – Я вот к вам пришла. Страшно мне дома одной. Мысли всякие тревожат.
Коровы фыркнули в ответ, как бы соглашаясь с ней и отвечая, что они вовсе не против ее присутствия.
Палашка поставила светильник на деревянный столбик яслей и, забравшись в сено, продолжила разговор:
-Вот уехали. А мне-то страшно одной. Кошка куда-то пропала. Поэтому я к вам. Подожду их здесь. А что, тут тепло, да и вы тут. Как-нибудь, дождемся их.
Коровы больше не фыркали и не топали ногами. Видимо привыкли к огоньку и к присутствию человека. Слышалось только их мерное дыхание и негромкие всхрапы как у глубоко уснувшего человека. Слушая монотонное дыхание коров, и рассматривая прыгающие тени, на потолке создаваемые танцующим огоньком девочка незаметно для себя заснула.
-Палашка! Ну что ты тут разлеглась дуреха? Пошли уже в избу. Мы уже давно приехали, тебя ищем, - сквозь сон услышала девочка голос матери.
-Сейчас иду, - ответила девчушка.
Снился девочке прекрасный сон, и забыла она все свои тревоги, и казалось ей, что она в своей кроватке и мать ее зовет, потому что уже утро и пора вставать, а ей так хотелось еще понежиться. Девочка потянулась и, перевернувшись на другой бок, продолжала спать.
-Палашка! Сколько можно ждать? Ступай в избу! – голос матери стал требователен.
Но сон Палашки после перенесенных страхов и переживаний был сильнее материнского гнева.
-Уже иду, - только и смогла вымолвить спящая девочка.
Девочку разбудили крики петухов доносящихся со всех концов хутора. Открыв глаза, она не сразу поняла, где находится. Решетчатая крыша, сено, фыркающие коровы. Постепенно события прошлой ночи восстановились в ее памяти. «Господи, да ведь меня мама звала. Приехали уже, небось, меня ждут» - вспомнилось девочке. Выбравшись из сена, даже не струхнув с тулупчика приставшую сухую траву, и оставив на столбике уже потухший светильник, девочка выбежала во двор.
Утро только начиналось. Ночная тьма отступала, пряталась за углами, серела, а потом пропадала вовсе. Снег уже не валил. Небо расчистилось. В воздухе тянул легкий морозный ветерок. Двор был пуст. Ни одного следа не отпечаталось на белой поверхности снега. Ни кошка, ни собака, ни тем более отец с матерью не прошли здесь с момента снегопада. В слепой надежде девочка вбежала в избу.
-Мама, мама! – крикнула она.
Ответом ей была тишина. Сев на лавку девочка расплакалась. С полатей спрыгнула кошка и принялась тереться о ногу девчушки и ласково мяукать, как бы успокаивая рыдающее маленькое существо.
Лязгнул запор калитки, а затем распахнулась дверь и в комнату вошла тучная женщина, на ее порозовевшем от мороза лице играла улыбка.
-Палшка мы приехали! Как ты тут родная?
Прошло много лет и, рассказывая мне эту историю, моя прабабушка спросила: «Кто звал меня тогда в коровнике? И что случилось бы, если бы я вышла тогда, во тьму?»