Неприятности настигли нас с Марком в переулке, едва только мы успели отойти от музея шагов на полсотни. Сначала впереди, из узкого прохода между домами, возникли две ссутуленные фигуры - заторопились к нам навстречу. Руки того, что сзади были в карманах и мне это чрезвычайно не понравилось. Я быстро обернулся – ну точно, ещё двое, вынырнувшие из подворотни. Гопники – и надо же было так попасть! Почти ведь при свете дня, в пять утра над Москвой уже светло, хоть газеты читай… А дворников, как назло, ни одного!
Марк замер – на лице у него был написан откровенный испуг. Те, что впереди приблизились, и я смог отчётливо разглядеть их лица. Заискивающе-наглые улыбочки, возраст - на год-два старше нас. У заднего во рту золотая фикса. Типажи более, чем характерные…
- Чего это вы по чужой улице ходите? – поинтересовался тот, что шёл впереди.
Я посмотрел ему прямо в глаза.
- А что, нельзя.
- Можно, а чё ж? – гопник осклабился. – Баблосики только оставь – и гуляй, сколько влезет! У нас швабода!
Он так и сказал, издевательски коверкая это слово – «швабода»
- Пусть гимнастёрки сымут. – прогундосил второй. Вона они какие, сукно тонкое, целое! На Новом Сухаревском за такие рублёв по десяти дадут!
Вот когда я по-настоящему пожалел, что отложил оставил чистку «Браунинга» на потом. Будет мне урок…
Нож рыбкой прыгнул в ладонь
- Да у него перо, пацаны!
- Тот, что стоял впереди, испуганно отшатнулся. Второй наоборот, шагнул навстречу – на костяшках пальцев у него жёлтым металлом блестел кастет
- Ты того… не балуй, а? Нас четверо, и пёрышки тоже найдутся. Порежем или покалечим, так что лучше карманы сам выворачивай!
- Ну, это мы ещё посмотрим. Одного-то я уж всяко на пику посадить успею. Кто хочет первым, может, ты?
Гопник гадостно ухмыльнулся, блеснув фиксой, и стал заходить сбоку. Плевать он хотел на мои угрозы
Второй гопник приятель выдернул и кармана руку с ножом – насколько я успел заметить, довольно убогая переточка обычного кухонного ножа. Однако – лезвие длинное, узкое, не дай бог получить такое в печень…
Лопатками я почувствовал спину Марка и на миг обернулся. Те двое тоже разошлись по сторонам – у обоих в руках поблёскивали ножи.
Первый всё приближался. Если удачно попасть носком башмака в пах, прикинул я, то можно будет, не глядя резануть по физиономии и заняться вторым. Только вот Марк – как то он продержится против тех, двоих?
-Бах! Бах!
В узком переулке сухие выстрелы раскатились оглушительно, многократно отражаясь от стен зданий. Передний гопник испуганно присел, ножик звякнул по брусчатке.
И зычный, привыкший отдавать команды голос:
- А ну, брысь отсюда, шантрапа!
- Атанда, пацаны! Он, гад, из шпалера шмаляет!
Злодеев как ветром сдуло: только что они обкладывали нас со всех сторон, словно собаки загнанного кабана – и вот, только топот стихает где-то в подворотне. Если бы не валяющийся на мостовой «кухонник», можно было бы подумать, что всё это нам вообще пригрезилось.
Я развернулся к новому действующему лицу, успев спрятать финку в рукаве – мало как дело обернётся? Это был мужчина, лет тридцати или немного старше, характерной еврейской наружности – курчавые волосы, усы и бородка; поверх кожаной куртки затянут ремень, на ногах – синие бриджи и высокие английские ботинки со шнуровкой и надетыми поверх кожаными, на ремнях, крагами – здесь такие обожают автомобилисты. В руке дымится маленький плоский пистолетик, как бы не старший брат моего ствола, «браунинг №1».
Я собрался заговорить, но Марк меня опередил.
- Дядя Яша? Вы? Откуда?..
- Я, Марк, я самый, собственной персоной! – мужчина широко улыбнулся и принялся запихивать «Браунинг» в карман щегольских бриджей. – Наконец-то я вас отыскал!
Он огляделся.
- Так, ребята... У меня тут, неподалёку, автомобиль. Пойдёмте-ка скорее, пока не налетели… архангелы!
Незнакомец (хотя, собственно, почему это – «незнакомец»? Теперь-то я знаю, кто такой «дядя Яша») пошёл к углу Большого Лёвшинского. Мы с Марком без слов поспешили следом. Дойдя до перекрёстка он свернул направо, и только тогда со стороны Пречистенки вдоль переулка донеслось сдвоенное цоканье копыт. резко прибавил шаг и дойдя до, повернул за угол. «Дядя Яша» прибавил шаг, свернул на следующем углу влево – т остановился возле чёрной открытой машины незнакомой мне марки. Шофер, одетый, так же, как и наш спутник в кожанку и чёрное, хромовое, блестящее, словно паюсная икра, кепи, открыл, перегнувшись через спинку сиденья, заднюю дверку. «Дядя Яша» пропустил нас, потом плюхнулся сам, заставив автомобиль слегка качнуться на рессорах.
- Езжай по Денежному до Арбата, там свернёшь – и на Смоленку. Скомандовал он и добавил, обращаясь уже к нам:
- Документы-то у меня в порядке, ничего бы они нам не сделали. Не хотелось просто лишний раз светиться…
Автомобиль фыркнул, затарахтел и покатился, подпрыгивая на брусчатке. Я, едва придя в себя, стал озираться по сторонам – как и в Кропоткинском, ныне Штатном переулке, здесь большинство домов были мне знакомы. Особенно – вон тот, роскошный, с резным, облицованным серо-жёлтым песчаником фасадом особняк…
Я в своё время изучил историю старой Москвы. До профессиональных краеведов мне было, конечно, далеко, но всё же историю многих примечательных строений исторического центра я знал недурно. И, конечно, вот этого здания – бывшей городской усадьбы миллионера и промышленника Берга, в которую в далёком 1918-м году заселилось посольство Германии, несколько месяцев назад заключившей с Советской Россией «похабный», по выражению Ульянова-Ленина Брестский мир…
Шестого июля 1918-го года, в два часа пятнадцать минут пополудни у подъезда германского посольства остановился тёмный «паккард». Из него вышли двое; один нёс в руках плоский кожаный портфель. Предъявив швейцару посольства удостоверения ВЧК, двое потребовали личной встречи с послом. Чекистов провели через вестибюль в Красную гостиную особняка и предложили немного подождать. Граф Мирбах был заранее предупрежден о возможном покушении, а потому избегал лично принимать посетителей. Но тут случай был особый: узнав, что приехали официальные представители ВЧК, посол ответил, что выйдет к ним. К Мирбаху присоединились советник посольства доктор Курт Рицлер и адъютант военного атташе лейтенант Леонгарт Мюллер - он выполнял функции переводчика.
Один из чекистов, тот, что представился Яковом Блюмкиным, предъявил Мирбаху бумаги. Посол наскоро их проглядел – это были свидетельства шпионской деятельности некоего Роберта Мирбаха, военнопленного австро-венгерского офицера, коего чекисты полагали дальним родственником посла. Дипломат заявил, что никогда прежде с этим человеком не встречался и о своём с ним родстве не осведомлён. Тогда второй чекист по фамилии Андреев поинтересовался, не хочет ли граф узнать о мерах, которые собирается предпринять советское правительство. Видимо, это вопрос был своего рода условной фразой, потому что не успел Мирбах кивнуть, как Блюмкин выхватил из своего портфеля револьвер и открыл огонь. Он выстрелил трижды, по одному разу в каждого из присутствующих при беседе немцев, но все три раза промахнулся – несмотря на ничтожную дистанцию в два-три шага. Посол бросился бежать; тогда Андреев швырнул ему вслед бомбу, металлическую сферу с торчащей стеклянной трубкой кислотного запала – а когда не сработала и бомба, выстрелил послу вслед и уж на этот раз не промахнулся. Мирбах упал, получив пулю в затылок; большое кровавое пятно растеклось вокруг его головы по драгоценному палисандровому паркету, и ещё много десятилетий спустя посетителям особняка показывают это место, трагическим шёпотом сообщая, что следы крови так и не удалось удалить полностью…
Блюмкин тем временем подобрал давшую осечку бомбу, выстрелил в неподвижного посла ещё два или три раза – после чего снова швырнул взрывной снаряд. На этот раз запал не подвёл: прогрохотал взрыв, приведший «Красную гостиную», где проходила встреча, в состояние полнейшей разрухи. Под прикрытием взрыва убийцы бросились бежать, причём Блюмкин оставил на столе своё удостоверение сотрудника ВЧК, бумаги по «делу Роберта Мирбаха" и портфель с запасной адской машиной. Выпрыгнули через окно в палисадник – вот этот самый, обнесённый изящной кованой оградой. На улице их поджидал «паккард», на котором они сюда прибыли. Андреев оказался в машине через считанные секунды; Блюмкин же приземлился крайне неудачно, сломав ногу, и ему пришлось, превозмогая боль, карабкаться через ограду под выстрелами опомнившихся, наконец, сотрудников посольства. Одна из пуль угодила в ногу, но он уже добрался до автомобиля. Шофёр-чекист, предупреждённый о том, что следует дожидаться пассажиров, не заглушая мотора, ударил по газам, и «паккард» покатился в сторону Арбата, унося убийц с места преступления.
Я повернулся, разглядывая особняк поверх откинутого тента. При этом я встретился глазами с «дядей Яшей» и он неожиданно подмигнул.
- Да, парень, тут-то всё это и было…
Я кивнул, не найдя, что ответить. Он что, мысли мои читает? Хотя – не так уж сложно было и догадаться.
- Если не секрет: а из какого оружия вы стреляли в Мирбаха? – спросил я. - Всегда хотел выяснить, но попадалось только «револьвер» да «револьвер». Я подумал, что, должно быть, наган, но всё же сомнения имелись.
«Дядя Яша» посмотрел на меня с удивлением.
- Разбираешься в оружии?
- Так… немного.
- Что сомневался - правильно. Вообще-то у меня был свой пистолет, американский «кольт» «английского заказа» полученный при поступлении в ВЧК. Отличное, кстати, оружие, мощное, надёжное…
Я едва не поинтересовался – а не из этого ли «Кольта» он за неделю до убийства германского посланника едва не шлёпнул по пьяному делу в поэтическом кафе поэта Мандельштама? – но вовремя прикусил язык. Вопрос, мало того, что хамский по форме, так ещё и явно не по уровню осведомлённости пятнадцатилетнего подростка, чья жизнь прошла в тысячах вёрст от Москвы, в далёкой Маньчжурии. В том, что «дядя Яша» знаком с деталями моей биографии – теми, что содержатся в папке, оставшейся в столе завкоммуны Погожаева – я почему-то не сомневался.
- А тогда, утром шестого июля, – продолжал Блюмкин, - мы с Андреевым получили в «Национале», где был тогда штаб партии левых эсеров, оружие для готовящейся акции - два бельгийских «браунинга» второй номер и по пачке патронов. Ну и бомбы, конечно, их едва-едва успел тогда закончить Яков Фишман – он, кстати, сейчас состоит в должности начальника Военно-химического управления снабжений РККА. Надо сказать, ведь халтурно сработал тогда тёзка, бомба только со второго раза взорвалась… А что в газетах писали про револьверы - так тогда вообще все пистолеты, кроме, пожалуй, «Маузера», так называли. Между прочим… - он покосился на Марка, - свой «Браунинг» я потом отдал твоему отцу, когда он навестил меня в госпитале, в Трёхсвятительском переулке - там ещё по соседству был тогда штаб отряда Попова... Любопытно было бы знать, куда он его потом дел?..
Я замер - вот, сейчас проболтается: !Так это мы ваш "браунинг" нашли, дядя Яша? Вон он, у Лёхи..."
- Наверное, в Москве оставил, когда мы уезжали в Одессу. – сказал Марк. Я едва сдержался, чтобы не выдохнуть с облегчением - молодчина, вовремя сообразил, что не надо болтать о нашей находке!
– У папы был револьвер, это я точно помню. Но не «наган», а маленький такой, блестящий, из Америки. У него ещё скобы над спусковым крючком не было, а такая, вроде как, пумпочка…
- А, «Смит-Вессон» карманный, знаю. - кивнул Блюмкин.- Несерьёзная машинка, дрянь, бой никудышный – патрон-то слабый, с чёрным порохом.. То ли дело их армейский револьвер[1] - куда там нашему «нагану» и всем прочим! Патронов только к нему, как и к «Кольту», найти трудновато, особенно сейчас..
И он пустился в рассуждения о достоинствах и недостатках американских револьверов.
У меня холодок пробежал по спине. Вот, оказывается, что за ствол хранил у себя чекист Гринберг? Не просто надёжное и удобное оружие, а улика, да ещё какая! А заодно – историческая реликвия.
А сейчас она оттягивает мне сзади ремешок юнгштурмовки. А тот кто пустил его в ход шестого июля восемнадцатого года – вот он, рядом на сиденье, хитро щурится в ответ на мой незаданный вопрос.
Воистину, дивны дела твои, господи…
Машина вывернула на Арбат, прокатилась до Смоленской-Сенной, туда, где в моё время упиралась в небо шпилем парадная МИЛ-овская высотка, и свернула направо.
- Куда мы едем, дядь Яша? – спросил Марк.
- Да есть тут одно местечко… неопределённо ответил Блюмкин. – да вы ведь оба, кажется, уже там были?
И снова весело подмигнул мне.
- Не дрейфьте, парни, теперь всё будет хорошо!
[1] американский шестизарядный револьвер M1917 компании Smith & Wesson. калибра .45 ACP