Я часто выбираю молчание и одиночество, чтобы впитать новую информацию, переварить и осмыслить происходящее. За деревьями не видно леса, и без подобных остановок можно быстро утратить связь с реальностью и превратиться в еще одного медиафантома.
Человеку нужна тихая гавань. Бункер. Не выходи из комнаты. Какая разница, что творится в мире, пусть там даже Годзилла дома шатает. Человек остается в комнате. Ну да, что-то страшное за окном. Но если удается сохранить бытовую и потребительскую рутину, если продолжать читать одних и тех же блогеров-колумнистов, фильтрующих поступающую информацию в нужном ключе, то можно задернуть на окне занавеску и как бы защититься от челюстей абсурда. Ведь очень велик спрос на определенную интерпретацию реальности, кому как привычнее и комфортнее. Лоялисты, протестанты, аполиты, потребители — они купили билет до конечной.
Россия подсела на снафф. Чистый снафф: не постанова, не фальсификация — а бесконтрольно расползающиеся по сети профессиональные и любительские фото и видео, на которых видны обгоревшие, изувеченные тела, последствия бомбежек и артобстрелов, сцены пыток, допросов. В сеть утекают даже перехваты частных телефонных разговоров.
Мне кажется, такое происходит едва ли не впервые в истории. Да, война всегда брутальна и кровава, но в былые времена обычный человек, не состоящий в армии, мог столкнуться с ее жестокостью, только став непосредственной жертвой залетных мародеров. Господин Бодрийяр уже заявлял о такой же проблеме во времена войны в Заливе, но ни в какое сравнение с нынешней ситуацией это не идет. Верно, в двадцатом веке медиатизация войн стремительно нарастает, но все еще остается под контролем. Власть создает и контролирует пропагандистскую информацию о войне: статьи, кадры хроники, новостные сюжеты, большинство фото. Сегодня много контента создают сами комбатанты и пострадавший мирняк, после чего его загружают в сеть, где инфа живет своей жизнью.
Шоу Трумана закончилось. Тогда было единое телевещание, а сейчас наше воен-шоу децентрализовано. Тысячи каналов и паблосов. Они создают контент — но не спрос. Отбросим пропагандистский дискурс и моральную сторону вопроса. Признаем сам факт — страна (две страны, как минимум) плотно сидит на снаффе и рутинно поглощает его, как мультики из «Спокойной ночи, малыши». И хранители нравственности не бьют в набат, как они это делают, когда в воздухе запахнет пропагандой гомосексуализма. Смотреть на разрывы танков, на руины, на тела, на пытки, на унижения и лишения — намного безопаснее для психики, верно? Ведь это все не девиации давно уже, а норма.
Лет десять назад я бы сказала, что люди хотят увидеть смерть. Ничего подобного. Психология футбольных болельщиков — вот, что ими движет. В фильме «Приговоренные» режиссер снафф реалити-шоу мечтал собрать онлайн аудиторию 40 млн человек — «как у Суперкубка». В недавних «Пушках акимбо» снафф трансляции стали франшизой, вроде Нетфликса и Амазона. Привинчивают оружие к рукам — и отправляют в игру. Когда герой Редклиффа пытался патетически пристыдить зрителей, наслаждающихся его страданиями, то в ответ получил только смех и средний палец.
Снафф развращает аудиторию. Развращенная аудитория растравляет солдат на передовой, превращая их в героев шоу, где бравада и беспощадная кровожадность, делают звезд из вчерашних неудачников. Психопаты по типу личности изначально умеют заводить толпу и находить поэзию в садизме. В наивные времена снафф-видео считались городской легендой, а теперь — здравствуй, новая реальность.
Смотреть и тащиться. Смотреть и ужасаться. Смотреть и брюзжать. Но ведь все подключены к эфиру. Какая разница, кто там чего вякает, пока приемники настроены на эту волну и разгоняют рейтинг? Люди впитывают каждое видео. Сами ищут новые поступления. Их не заставляют смотреть на экран, поставив распорки на глаза. И в плену у снафф-индустрии оказались не только лидеры мнений, обязанные отрабатывать собственную повестку, но и далекие от войны и медиа обыватели.
Мы так жаждали правды, что теперь боимся выключить камеру. Все ведь так зацензурировано, чтобы запретить еще и это? Не нужно запрещать. Не нужно пялиться. Кстати… вы нашли там правду, которую искали? Или вы не знали, что война — это пиздец, и вам нужны особые доказательства? Нет, дело в другом.
Что там о коллективной вине? Что там о гуманизме?
Мы добрыми считали людей, у которых прежде просто не было возможности выбирать зло.
Военные аналитики все чаще превращается в футбольных комментаторов. Одни пребывают в состоянии радостной ажитации. Опасный момент! Украинские нападающие обходят защитников на Херсонщине! Другие, подобно Стрелкову, комментируют апатично и устало. В конце концов, русский футбол — это русский футбол, звезд с неба не хватает. Но у всех комментаторов перещелкивает, что в международном конфликте болеть надо за своих. Даже если они руко-ногожопы.
Мировоззрение футбольных болельщиков изначально делит все вокруг на своих и чужих. Есь наша команда и есть враги. И какой ценой достигнута победа – не так важно. «Надо, надо гол! Сколько? Много? Как? Неважно!». Красота игры? Да кому она нужна. Главное почувствовать себя частью общности, которая побеждает и опускает другие такие же общности. Причем если твоя команда все же проиграла, надо назло болеть за тех, кто накажет обидчиков.
Не случайно, фаны — первые кто придет в военизированные националистские отряды. Они уже мыслят категорией постоянной войны с Другими. Но фаны все же активное меньшинство. Они те, кто снимает тот самый снафф. Большая часть болельщиков сидят с пивом в баре или у дома у телека. И они пассивно приобщаются к коллективной ненависти. И потом эти же правила можно применить к чему угодно. Упал самолет: сколько там наших погибло? Ни одного? Отлично. А если с десяток – уже национальный траур. И уж тем более война. В ней тоже есть скрупулезный счет. Только вместо голов – трупы врагов. Так, сегодня погибла сотня ихних, и десяток наших. Мы их нагнули.
Россия, Россия, поимела всех красиво.
Не дает покоя одна вещь. Как наши идеологи и пропагандисты намерены справляться с приближающимся кризисом? Арестович неоднократно повторял, что российская армия не заточена под отступление. Даже встать в глухую оборону им медийно тяжелее, чем вести тупое, бессмысленное и кровопролитное наступление в лоб на оборонительные линии. Это восходит еще к Сталину: «Советскому солдату для отступления требуется больше мужества, чем для наступления».
Так же устроена и наша пропаганда. Она всегда, вообще всегда вещает с позиции сильного. Рупор победителей. Поражение в этом нарративе возникнуть попросту не может. Оно замалчивается, либо отвергается как фейк, либо трансформируется в жест доброй воли и перегруппировку. Вот как Симоньян, Соловьеву и компании объяснить россиянам, дескать, мы просрали? Все ведет к тому, что в самый ответственный момент российская пропаганда тупо выйдет из чата, оставив вместо себя «Лебединое озеро» на реверсе.
У них есть ресурс. Они находятся в тесной коллаборации с репрессивной машиной и могут запугивать тех, кто им не по нраву. Чуть что: «Давайте накатаем маляву на этого урода, надо его уничтожить… по крайней мере, метафорически». Угрозы доносами, преследованием, закрытием бизнеса, отъемом детей. Если уйдет монополия на насилие — то сразу половина заявлений теряет смысл.
Они не могут поддержать в беде, дать надежду, утешить, укрепить. Они элементарно не были в ситуации, когда большинство ополчается против них. Они даже на равных отвыкли с кем-либо конкурировать. Если из-под обывателей окончательно выбить экономическую табуретку и добить проигранной войной, то что им тогда говорить? У них не существует сценария, как вести себя, если мы останемся у разбитого корыта. Failed state.
До какого момента мы будем побеждать и побеждать? Время против них работает. Я-то ладно, десять лет ложкой стены подкапываю, еще полгода-год смогу потерпеть агонизирующий режим. Тем более, что он вошел в фазу активного распада, и только слепой станет это отрицать.
Что Россия может дать хотя бы собственным наемникам с ПТСР, а то и вовсе искалеченным? 200-300К в месяц, из которых будут половину удерживать, типа на кормежку, снаряжение и день рождения комбрига? Провоевал человек три месяца, а это на такой войне — адски долгое лето, и получил, пускай даже целый миллиён! И чего? Треть сразу уйдет на погашение кредитов. Треть раздать родственникам. Остальное на еду, лекарства, детишек в школу собрать, свадьбу сыграть, похороны оплатить, зубы поставить, в отпуск в тот же Крым съездить. Вот и все — просрался миллион к Новому году, а впереди только пиздец плывет навстречу величаво, как дирижабль «Киров». Или что, они на эти деньги бизнес откроют, акции купят у Илона Маска, вложат в дешевеющие на 10% в год юани? Россия, словно черная дыра, эти деньги опять высосет по сусекам.
Власти даже губку, смоченную в уксусе, протянуть не могут. И раньше тут социал-дарвинизм царил, а теперь цена человеческой жизни будет не дороже банки огурцов. Но по телеку и в сети — победы, потерь нет, гиперзвук, кончим в Киеве.
Мне правда интересно, куда потом девать сто миллионов брошенных котят?
Фух, просмеялась. Гайдай какой-то. Такое хоть в одной стране возможно? Вот есть у России армия, да? Ну, эта, несокрушимая и легендарная, в боях познавшая радость побед вторая армия третьего мира.
Знаете в чем секрет? Наберите побольше воздуха. Готовы? Мы не армию модернизировали — а пропаганду.
Первые два срока — телек работает на внутреннюю аудиторию.
После Грузинской войны приходит осознание, что нас поимели на информационном фронте — появляется Russia Today, и миллиарды бабла вкладываются в иновещание и коррумпирование зарубежных СМИ.
После Болотки — блядь! А про интернет-то мы и забыли! Появляются пригожинские ботофермы. Яровая и Мизулина начинают страпонить рунет с двух сторон.
По итогам противостояния с Нави — слышь, Пригожин, а что-то твои боты-дуболомы нихрена не справляются! Вали-ка ты с вагнеровцами на гастроли, хоть какая-то польза с тебя! Так, Малофеев, подь сюда — организуй нам цепочку скрепно-военных паблосов в симфонии с активом охранителей. — Спаси и сохрани!
На сегодняшний день мы имеем очень сложную, разветвленную и самостоятельную структуру. Сеточку. Они сами себя называют Z-ломы (Ганс, мы что, Z-ломы?). Симоньян с ее отовсюду выпернутым Раша Тудеем пристегнули к ним же. Все ресурсы иновещания повернуты вовнутрь. Туда же телевизионных бесогонов. Туда же культурных кураторов, вроде Эдуарда Боякова или Прилепина с плеядой великодержавных графоманов. И Малофеев вместе с тойтерьером Дугиным — если не центр принятия решений, то хотя бы толстенный узел на этой веревочке.
Да, они получают темники, но довольно размытые, о самом важном и в общих чертах. На местах каждый Z-лом обладает правом проявить инициативу. Невозможно весь тот объем контента, который они генерируют, согласовать в Кремле. Поэтому случаются эксцессы, когда отдельные военкоры начинают ругать власти за постоянный поток косяков. Но это лечится точечными уколами. В целом, Zломы — едва ли не самое совершенное и пластичное создание Кремля. Да, все еще тупое, уродливое и неэффективное, но тут хотя бы видно, что чекисты старались. Все возникшие за 20 лет институты слепили в шевелящийся комок-колобок.
Вот они — это и есть наша армия по натовским стандартам. Сержанты и младшие лейтенанты дорвавшиеся до оперативного пространства. Копирайтеры, вознесшиеся до идеологов на своих участках фронта. И теперь, возможно, теряется контроль даже над этим незамысловатым аппаратом. Все, что сложнее штык-лопаты, норовит вырваться из рук и зажить своей особой франкен-жизнью.
Рационализация является последним эшелоном обороны против наступающего безумия. По себе знаю, что сложнее всего отказаться от идеи, будто в мире существует некий промысел. Что есть какой-то смысл. Я двигалась навстречу сумасшествию, распахнув объятия, я хотела сойти с ума и воспарить, но меня постоянно дергал за ногу этот чугунный шар на цепи. Так же просто не может быть!
Оттого так популярны различные конспирологические теории. Людям проще поверить в заговор рептилоидов или криптожидомасонов, чем в то, что никто ничем не управляет. Тут, как на аттракционе с вертящейся платформой, каждый пытается удержаться за поручни. А кто удержался — пытается удержать на лице серьезное выражение. Иногда скорость падает и, вроде все нормально, все под контролем. Ага, ну это до нового виража.
Аудитории и большинству русских квазинезависимых военкоров проще поверить в предательство элит, чем в то, что наверху сидят долбоебы. Одни верят в хитрый план по выманиванию хохлов в открытую степь. Другие сетуют на договорняки с НАТО и кем угодно еще. Ага, сняли войска и отправили на учения прямо перед самым наступлением, потому что решили обменять территории на облегчение санкций. Все проще — они идиоты. Идиотами начали эту войну и по-идиотски ее ведут. Они бы рады в договорняк — но уже даже на такое не способны.
Россия — не является светским государством. Оно молится на самое себя. Начиная с фетишизма на уровне флагов и памятников, заканчивая пафосными музыкальными поделками. Песню Shaman’а «Я русский» нельзя разбирать, как мы могли бы поступить с обычной песней. Оценить музыку, стихи, визуальный ряд в клипе. Тем более нельзя написать на нее беззубую пародию в стиле КВН нулевых. Сразу какой-нибудь вахтер перевозбудится и накатает донос.
Слепят кривую бабку с флагом наперевес — идол. Запишут попсовую муру — гимн. Намалюют бездарный мурал на стене дома — икона. Иди и поклонись. На меньшее они не замахиваются. С февраля все, что делает власть, любые ее графоманские потуги, не просто важны и получают первые полосы в СМИ, но и осенены особой святостью.
«Я сделяль!» — как капризный трехлетний ребенок верещит оно, дергает за рукав и тащит за собой, чтобы показать на кучку камешков у обочины. Да, малыш… офигеть просто! Ты большой молодец! Мы тебя любим и поддерживаем! Давай мы это еще сфотографируем и по соцсетям разошлем!
Уникальное сочетание провинциальной закомплексованности и совершенно некритичного отношения к себе. Эти постоянные подглядывания в замочную скважину. А что у них? А что про нас говорят? Если бы детские обиды не были подкреплены набутыливанием в СИЗО, этого гигантского абортированного зародыша можно было бы даже пожалеть. Но пока просто хочется держаться подальше.
Оно все срослось в один сплошной, орущий патриотический конгломерат. The Thing из фильма Карпентера. Я не могу этому присягнуть. Я не могу этому поклоняться. Оно — монстр. В том числе монстр эстетический. Бесформенный, чавкающий, стозевный, истекающий соками, вонючий. Хотите в рай, который он создал?
Не для вас, разумеется, — для себя.