Глава 7
2010 год
– Не шутишь? – Андрей огляделся. Небольшая квартира-студия, почти без мебели, но со свежей отделкой. Заходи и живи.
– Я когда-нибудь с тобой шутил?
Это верно, в чувстве юмора отца было сложно заподозрить. Но всё-таки – когда он сказал, что стоит Андрею сдать первую сессию на одни пятёрки и тот получит собственное жильё, Андрей не придал этому значения и не особенно поверил. Он же, чёрт подери, всё ещё несовершеннолетний. Но оказалось, что права на вождение автомобиля можно иметь лишь с восемнадцати, а квартиры не возбраняется оформлять и на несовершеннолетних.
– Если тебя всё устраивает, поедем на сделку.
Андрей глянул в окно – красота. Двенадцатый этаж, вся округа отлично просматривается. Унылый зимний пейзаж, но всё равно – настроение поднимает. Видно отсюда и здание «Зималетто». Правда, до Ромки теперь далековато. Зато близко к работе.
– Ты сам понимаешь, мне вот-вот будет шестьдесят, – сказал отец в машине, – и крепче с годами я не становлюсь.
Андрей понимал. Отец, который в раннем детстве представлялся ему богом, а чуть позже – дьяволом, оказался обычным человеком. С язвой и пошаливающим сердцем. С безусловным даром вести бизнес и с таким же безусловным минусом – неспособностью любить кого-то кроме себя и своего дела. Напрасно маленьким Андрей так заботился о том, что подумает папа, и так ждал проявлений одобрения, которое принимал за любовь. Так вообще не должно было быть. Правильно – как в семье Ромки, где ребёнка любили за то, что он есть, а не за первое место на олимпиаде. Теперь он знал – отец не любит его, он лишь удовлетворён или не удовлетворён уровнем его успехов. В какой-то момент Андрей перестал ожидать поощрения. Жить для кого-то, кто тебя даже не любит? Это глупо. Не рвут же люди жилы, чтобы поразить достижениями дядю Васю из соседнего дома. А если собственный отец любит тебя не больше, чем тот дядя Вася? Тогда Андрей подумал – можно жить лишь для себя. Делать что-то, потому что это нужно тебе. Добиваться необходимого твоей личности и полезного для твоего будущего. И порой, когда отец отмечал, что Андрей – в перспективе прекрасный вариант на президентское место, что Воропаев не смог воспитать Сашку правильно, думал – а ведь ему самому просто нравится «Зималетто», и всё это – не ради отца. Воспитание тут ни при чём. Если бы Андрей заинтересовался другой специальностью – повернулся бы и ушёл, наплевав, что там думает папа и насколько это его задело. Он достаточно крут, чтобы начать что-то самому и с нуля. Но сейчас их интересы совпадали. Случайность. Так встали звёзды. А отец им гордился, и именно поэтому Андрей после первой же сессии получил предложение – стать взрослым уже окончательно. Жить отдельно.
– У тебя целые зимние каникулы на переезд. Надеюсь, я в тебе не ошибся и ты ничего не вытворишь.
Переезд ещё только намечался, но Ромку с Сашкой Андрей позвал в квартиру сразу, как только ключи оказались в его руках. Ромке надо было показать, где они будут чудесно проводить свободное время, а Сашке – лишний раз ткнуть в нос преимуществом. Воропаеву папаша обещал свободное плавание только после диплома. Малиновскому квартиру давно купили, но пока сдавали, и уж раньше совершеннолетия мать Ромку ни за что не отпустила бы. Конечно, Воропаев мог бы и не прийти, но они недавно сдали преподше отличный совместный проект, и Андрей заявил, что он научился работать в команде. Неужели Сашка ничему не научился? После успешной работы нормальные компаньоны должны отметить её завершение. Вот Сашка и притащился – выпить за финал проекта.
– Не пойму, чему радуетесь, – сказал он, с кислой миной обозрев помещение. – Ну и жлоб твой предок. Мог бы нормальную однокомнатную купить. Чтобы кухня – отдельно. А так… приведёте вы с Ромкой двух баб. Одну в туалете трахать?
– А чего это ты заботишься о нашей половой жизни? – осведомился Ромка, открывая коньяк. Распивать его предполагалось у барной стойки, отделявшей жилую зону от кухонной. Здесь всего-то и было – эта стойка и кухонные шкафчики с раковиной, встроенной варочной панелью и пустым местом, очевидно, под холодильник. – Лучше расскажи, как твоя. А то мы в угаре сессии упустили подробности.
– Лучше бы я выбрал библиотекаршу, – сказал Сашка тоскливо. Но, отхлебнув коньяка, вспомнил, что слабость показывать не следует. – Но ничего, справлюсь. Просто это… полный трешак, а не баба.
– Расскажи, может, поможем советом. Или хотя бы утрём сопли.
– Она чокнутая.
Глотая коньяк, Сашка упустил из виду, что в споре противоположной стороне слишком много знать не следует, и обрисовал сложившееся положение в красках. Гермиона-Катя повелась на просьбу помочь ему с парой контрольных к зачётной неделе, а потом помогала и с экзаменами. На почве этой помощи он даже побывал у неё дома. Но увиденное там его окончательно удручило. Катя проживала с дедом, которому было уже хрен знает сколько лет, и был тот дед хромым, больным, но чрезвычайно болтливым. И сразу предупредил Сашку – мол, обидишь Катеньку, не смотри, что защитник воевал ещё в Великую Отечественную, на то, чтобы удавить одного современного раздолбая, сил у деда хватит.
– И спросил – служил ли я.
– И что?
– Сказал правду. Из МГУ не берут, но если бы вдруг и призвали, лучше прикинуться геем или психом.
Андрей понял, что глупо улыбается. Не от коньяка, а оттого, что Сашка – идиот, не уловил сути происходящего, не учуял тенденций и влип. И оттого, что дед Гермионы был ему заочно вполне симпатичен. Настоящий мужик – сказал всё что думает, предупредил заранее. Обозначил границы своей территории и приготовился защищать.
– Его так понесло, – пожаловался Сашка, – орал, что в шестнадцать пошёл на фронт, что армия – лучшая школа жизни и чтобы он на пороге меня больше не видел. Дальше мы занимались в кафешках. Катя сообщила деду – дескать, он не прав и со мной она остаётся в друзьях. Но раз ему неприятно, домой меня больше не приведёт.
– Честная и открытая девушка, – заржал Малиновский.
– Уж слишком честная. Поэтому я её и боюсь. Сразу сказала – поможет, и будем друзьями. А ещё… у неё мозги… прям как у Жданова.
Не стоило Сашке так активно нажираться. Впрочем, на алкоголь он всегда был слаб. Быстро пьянел и начинал откровенничать. Вот и сейчас признал соперника умным вслух, ну кто же так подставляется.
– Не мозги, а долбаный четырёхъядерный процессор. Как я буду спать… с процессором…
– Никак. Признайся, что проиграл, и гони деньги, – Ромка уселся на пол. – Нужно уметь признавать поражения!
– Ну уж нет. Да, она сумасшедшая сиротка, но я справлюсь.
Андрею стало неприятно от слова «сиротка». Но он промолчал.
– А прикиньте, – Сашка расплылся в дебильной улыбке, – почему она эту хрень носит? Ну там… платье в цветочек. Помните? И это… шерстяное, коричневое… И пальто. Ну пальто ладно, почти как современный кашемир. Хрен с ним. В общем, у девицы тараканы размером с таксу. Это шмотки её мамаши и бабушки. Бабка в молодости ходила в цветочек. А мамка в универ – в коричневом. А она их любит до колик во всём организме. И так это… ощущает общность. Общность с зарытой матушкой, Малиновский, ты понял? Они лет пять как откинулись, а Катька всё ждала, пока её жопа до их размеров дорастёт. И чего только папашкино на себя не пялит? Вот был бы цирк.
– Заткнись, – сказал Андрей. Когда у человека умерли почти все родные, это не тема для смеха.
– У неё и современное барахло есть, но тоже ужас. Копеечные джинсы с рынка. Я перед тем как её раздевать нажрусь. Вдруг там – бабкины панталоны и мамкин лифчик.
Сашку было не остановить. Алкоголь выключил в нём остатки осторожности. И Андрей оборвал его единственным сразу приходящим на ум способом – врезав кулаком в живот.
Ромка поморщился и сменил тему:
– Так когда тут уже будет на что сесть? Палыч, тебе пора всерьёз задуматься о диване…
Обустройство заняло два дня. В первый Андрей перевёз то, что нужно было взять из старой квартиры – одежду, учебники, мелочи, во второй – поехал в торговый центр с домработницей отца. Тот решил, что для выбора холодильника и дивана непременно нужна женская помощь. Андрей взрослый, но парень. Что парни понимают в холодильниках? С Мариной, которая готовила и убиралась в их квартире уже много лет, отец договорился и о том, что она будет приходить к Андрею. Один раз в неделю – приготовить и погладить одежду. Со всеми остальными задачами он справится самостоятельно. Да и платить ей отец уже, разумеется, не собирался. Это должен был делать Андрей с зарплаты, которую получал в офисе. Понимая, что на эту зарплату и стипендию не развернёшься, отец взял на себя оплату коммуналки и считал – в остальном даже хорошо, что Андрей будет иметь ограниченные средства. Трудности закаляют и стимулируют. К восемнадцати годам оба совладельца «Зималетто» собирались подарить своим детям и пакеты акций, чтобы иметь дополнительные голоса на советах директоров. А уж с акциями Андрей станет полностью самостоятельным – справится и с оплатой счетов за квартиру, и с содержанием машины, которую получит тогда же.
На третий день Андрей заехал домой в отсутствие отца, намереваясь забрать кое-что забытое позавчера. Кабинет был открыт, что случалось не так уж часто. Андрей подумал – там, в кабинете на полке, болтается его альбом с фотками. Пусть их мало и почти все они групповые, но всё-таки это его собственность. Да и… почему отец оставил документы на квартиру у себя? Их тоже стоило взять. Правда, где они лежали, Андрей не знал и принялся перерывать всё подряд – ящики стола и верхние полки стеллажей, где в папках и файлах обычно хранилось не очень нужное. Где-то там был и его медицинский полис. Ведь и он теперь отцу ни к чему. Поскольку болел Андрей крайне редко, папа мог затолкать такую неважную карточку и подальше. Вытаскивая одну папку, Андрей уронил стопку файлов на пол. И подумал – хорошо, что дома один. Отец вообще-то запрещал рыться у него в кабинете. Но раз Андрей с ним уже разъезжается, напоследок вроде уже было можно. Взять нужное аккуратно, а не ронять всё на пол. Из одной папки торчал желтый конверт. Высовывался так, что не достать его мог бы лишь вовсе нелюбопытный человек. Отец никогда не хранил конвертов. Корреспонденцию клал в развернутом виде, а конверты выбрасывал. Может быть, там деньги? Смешно. Деньги держат в банках, а не по старинке между книгами и документами. В любом случае конверт – явление странное, и содержимое в нём должно быть особенным.
Андрей посмотрел на обычный листок в клеточку. Разборчивым и даже красивым почерком на листочке было написано: «Я, Маргарита Кузнецова, паспорт серия… номер… 12 мая 1992 года родила мальчика и передаю его отцу Павлу Жданову, за что получаю вознаграждение в размере… и обязуюсь никогда в жизни ребёнка не появляться и прав на него не предъявлять. Дата. Подпись».