На третий день после вероломного нападения гитлеровской Германии, которого ждали все кроме товарища Сталина, было создано Советское бюро военно-политической пропаганды, во главе с начальником политуправления РККА тов. Мехлисом. Лев Захарович был редким, даже для того времени, догматиком, до конца своих дней пребывающим в плену пролетарских иллюзий, поэтому первые воззвания подчиненного ему органа звучали крайне наивно:
«Стой. Здесь страна рабочих и крестьян. В Советской России рабочие сами хозяева своей страны. Что ты приобретаешь, рабочий-землепашец в солдатской форме, на этой войне? Не забудь – русские рабочие и крестьяне твои братья по классу. Гитлер не заставит тебя гнаться за смертью! Иди к нам!».
В вермахте такие агитки вызывали не меньший смех, чем немецкие листовки в Красной армии, поэтому в первый год войны число «землепашцев, присоединившихся к братьям по классу» не превышало нескольких десятков. Однако еще до того, как товарищ Мехлис реализовал свой литературный дар, на советскую сторону перешли два человека, никогда не разделявшие нацистскую идеологию.
Первым был офицер Вильгельм Шульц, бросившейся в Буг, сразу после того, как перед строем зачитали приказ фюрера о нападении на СССР. Сослуживцы не сразу поняли, что стало причиной такого поступка, поэтому открыли огонь, только когда беглец достиг середины реки. Советские пограничники, подоспевшие на шум выстрелов, помогли раненому Шульцу выбраться из воды и доставили его в штаб.
Вторым перебежчиком оказался ефрейтор Лисков(фф) – военнослужащий из другой дивизии, тоже переплывший пограничную реку, только на несколько часов позже. Его, так же как и Шульца, доставили в комендатуру, но понять, что он хочет сказать смогли лишь к часу ночи, когда нашли переводчика. Как только началась канонада и стало окончательно ясно, что сообщение ефрейтора не провокация, его доставили на аэродром под Львовом и чуть ли не на последнем самолете переправили в Москву.
Здесь, недолгая карьера дезертира в качестве пропагандиста началась со статьи «Рассказ немецкого солдата Альфреда Лискова», напечатанной уже 27 июня в «Правде». В последующие месяцы он активно выступает на митингах во многих городах Советского Союза и становится членом Коминтерна.
Примечательно, что немецкое командование, видимо, воодушевленное первоначальными успехами, совсем не интересовалось советской прессой, так как ефрейтор Лискофф долгое время числился утонувшим при переправе через Буг. Только в конце июля, найдя около подбитого И-16 листовки с его фотографией, дело передали в гестапо. Мать перебежчика, то ли по убеждениям, то ли, чтобы избежать репрессий, отказалась от сына.
Между тем, жизнь Лискова на новой родине тоже не заладилась. Началось с того, что тесно пообщавшись с лидерами Коминтерна, он стал их критиковать. Более того, бывший ефрейтор никак не мог понять важность и значение Пакта Молотова-Риббентропа. Уловив такие настроения, председатель Коминтерна тов. Димитров, в октябре 41-го, назначил комиссию, призванную разобраться с подозрительным перебежчиком. Поскольку Лисков не был обычным гражданином, которого можно без объяснения причин превратить в лагерную пыль, к нему подвели агентов, требуя от них ежедневных отчетов о проделанной работе.
Если верить этим докладам, действительно можно усомниться в психическом здоровье Лискова, так как он утверждал, что настоящий Димитров убит в тюрьме, после поджога Рейхстага, а место главы Коминтерна занимает его брат (видимо, близнец), посланный в СССР фашистами. Так или иначе, но 15 января 1942 года, Альфред Лисков был арестован по обвинению "в распространении клеветнических измышлений". Казалось бы, по законам военного времени, такая запись означает только скорый и печальный финал, но неожиданно подозреваемого признают душевнобольным и отправляют в лечебницу. Последнее упоминание свидетельствует, что Альфред Лисков выписался из новосибирской психиатрической клиники в конце 1943 года, после чего его следы теряются навсегда.
Очень скоро в ведомстве Льва Мехлиса научились писать более грамотные тексты, но даже самые красноречивые воззвания не пробудили классовой сознательности в стане противника.
Более того, такая агитация вообще могла не понадобиться, если бы будущий генералиссимус задолго до войны не успел обезглавить вооруженные силы, а уцелевших военных, ученых и конструкторов рассадить по лагерям. Поток перебежчиков значительно увеличился только когда Красная армия, приобретя слишком дорогой опыт, перешла в контрнаступление по всем фронтам.
Как сказал один из немецких пехотинцев, ставший активным агитатором против фашизма, после перехода на советскую сторону в 1944 году под Оршей, «самым убедительным аргументом для сдачи в плен, был грохот «сталинского органа». Правда, он не знал, что создатель реактивного миномета «Катюша» расстрелян еще в 1938 году, а разработчику плана «Багратион» выбили все зубы во внутренней тюрьме на Лубянке.
ПРОДВИЖЕНИЕ СТАТЕЙ ЗАВИСИТ ИСКЛЮЧИТЕЛЬНО ОТ КОЛИЧЕСТВА "ЛАЙКОВ" И ЧИСЛА ПОДПИСЧИКОВ.
Октябрь 1941. Проверка на прочность сталинской вертикали власти