Найти в Дзене
Марина Ярдаева

Пустыня, морозы, татары и Робинзон

Вчера прислали на согласование вёрстку статьи, что готовится в "Русском мире" к публикации в октябре, а я ещё сентябрьскую не выкладывала. Исправляюсь.

"Робинзон Крузо" — любимая книга советских школьников. Да и современных подростков, даже почти не читающих, одиссея Даниэля Дефо не оставляет равнодушными. Это произведение — одно из немногих, данных в школьной программе в сокращении, — читается полностью почти всеми.

Секрет прост: хоть история англичанина, попавшего на необитаемый остров, и относится к жанру романа воспитания, прямолинейной назидательности в ней нет, а приключений более чем хватает. Как говорят современные дети: "Сплошной экшен и саспенс". А вот второй части романа повезло куда меньше. Даром что события в ней развиваются помимо прочего еще и в суровых сибирских краях. Но вот что удивительно: как раз в России "Дальнейшие приключения Робинзона Крузо" мало издавали и переводили. Впрочем, если разобраться, то удивляться нечему.

"И ПЕСНЬ ЕГО К РАСПЛАТЕ ПРИВЕЛА"

Необходимо остановиться на персоне автора. Что за человек написал сагу о приключениях индивида, прошедшего путь от вздорного юноши до обретшего покой в простой жизни мужчины, индивида, за пару десятилетий прошедшего весь путь развития человеческой цивилизации? Даниэля Дефо помотало в жизни не меньше, чем его знаменитого персонажа.

Родился писатель в 1660 году в семье лондонского торговца-пресвитерианина и должен был пойти, согласно воле отца, по духовному ведомству, но предпочел коммерцию, политику и публицистику. По торговым делам поездил по Европе, поучаствовал в восстаниях и сражениях, а также заявил о себе как острый памфлетист, чем сильно осложнил себе жизнь. Памфлет "Простейший способ разделаться с диссидентами" вызвал гнев королевы Анны: автора приговорили к трем дням стояния у позорного столба, штрафу и тюрьме. Дефо посадили в Ньюгейтскую тюрьму, где он продолжал писать: именно здесь появился памфлет "Гимн позорному столбу". В итоге стояние Дефо у позорного столба было отменено как компрометирующее власть: ведь в "преступника" не только кидали грязь и тухлые яйца, ему несли цветы. В правительстве решили, что лучше переманить мятежника на свою сторону. И переманили — Дефо стал тайным агентом тори.

Осведомителем, впрочем, публицист был своеобразным. За все время работы Дефо в этой сфере от его действий почти никто серьезно не пострадал. Дело в том, что работал Дефо в обе стороны, не только по линии слежки и сбора информации, но и по части убеждения своих высокопоставленных работодателей в необходимости смягчения нравов. Он выступал категорически против репрессий и считал, что полученную агентами информацию нужно использовать не для того, чтобы рубить головы, а для того, чтобы понимать настроения общества и пытаться влиять на образ мыслей граждан более гуманными способами. Дефо работал на правительство до 1719 года, способствовал объединению Англии и Шотландии, а посредством издания газеты "Обозрение" довел до совершенства такой инструмент влияния, как пропаганда.

НА ПЕНСИЮ, В ЛИТЕРАТУРУ

А в 1719 году 59-летний Даниэль Дефо ушел, можно сказать, на пенсию. Он решил полностью посвятить себя литературе. В это время он и написал свой легендарный роман о Робинзоне Крузо, причем сразу три части. Самой известной стала первая, оригинальное название которой выглядит так: "Жизнь и удивительные приключения Робинзона Крузо, моряка из Йорка, прожившего двадцать восемь лет в полном одиночестве на необитаемом острове у берегов Америки близ устьев реки Ориноко, куда он был выброшен кораблекрушением, во время которого весь экипаж корабля, кроме него, погиб, с изложением его неожиданного освобождения пиратами; написанные им самим". Благодаря ловкому маркетингу искушенного в печатных делах автора книгу расхватывали как горячие пирожки. Один из трюков заключался в том, что на обложке книги Дефо решил не указывать своего авторства, выдав произведение за документальное. Да и заголовок, несмотря на гигантский объем, будоражил умы не хуже, чем заголовки современных желтых газет. Ведь это надо же: 28 лет, в полном одиночестве, после кораблекрушения. Вот уж действительно "экшен и саспенс". Вторая часть, вышедшая в том же, 1719 году, на волне ажиотажа тоже была быстро распродана. Третьему тому, "Серьезным размышлениям о жизни и удивительных приключениях Робинзона Крузо", повезло куда меньше, публика встретила его прохладно.

Впервые на русский язык две первые части романа были переведены Яковом Трусовым в Екатерининскую эпоху, в 1762–1764 годах. Произведение было сразу отнесено к литературе для юношества, и поэтому текст дали в сокращении и с необходимыми пояснениями. Так в качестве детской книги "Робинзон" в России и закрепился, и так же долго произведение оценивалось в тесной связи с идеями Руссо. О воспитательной роли романа писал Виссарион Белинский. Лев Толстой подготовил адаптированный пересказ произведения для крестьянских детей. Правда, адаптирован был только первый том. Продолжение романа, где герой оказывается в Китае и Сибири, очевидно, поучительным потенциалом уже не вполне обладало. В советское время вторую часть и вовсе полностью не переводили. Отчего же? Что не так в продолжении романа?

Да, в общем, ничего такого страшного. Дальнейшие приключения Робинзона разворачиваются сначала у северных берегов Южной Америки, где герой навещает свой остров, превратившийся в небольшой поселок с несколькими десятками жителей. Потом на побережье Бразилии Робинзон в стычке с дикарями теряет своего друга и помощника Пятницу. Затем англичанин попадает на Мадагаскар, где члены экипажа устраивают резню местного населения, а обескураженный Робинзон взывает к остаткам совести попутчиков. Вот только вместо того, чтобы проникнуться проповедями, матросы выкидывают "морализатора" у берегов Бенгальского залива — так же когда-то оставили погибать за неуживчивый нрав прототипа Робинзона шотландца Александра Селкирка. Но герой, конечно, не сдается, он находит земляка, вместе с которым занимается торговыми делами, преуспевает и покупает судно, чтобы плыть дальше. Корабль оказывается пиратским, компаньоны быстренько от него избавляются в Нанкине и решают от греха подальше продолжить путь уже по суше вместе с караваном русских купцов и шотландских торговцев. Да, роман в большей степени авантюрный и в меньшей — воспитательный, хотя есть, есть отрывки, где автор увлекается нравоучением. Ну и что с того? А дело все в этой самой суше, через которую пролегает дальнейший путь. Тут уж от Даниэля Дефо достается всем: и китайцам, и русским. Русским, правда, меньше, но все равно как-то неполиткорректно вышло. Хотя местами весьма забавно.

Вообще, надо, конечно, учитывать исторический и социокультурный контекст. Если Дефо изобразил заснеженную огромную Россию непохожей на саму себя, а временами она и вовсе видится каким-то жутким пространством, то это, по всей видимости, от недостатка сведений. Как опытный журналист, Дефо, конечно, пользовался различными источниками, вот только доступно ему было не так уж и много. Петр I ведь еще только начал рубить пресловутое "окно в Европу", и в начале XVIII века Россия для многих европейцев все еще оставалась Московией и Тартарией. Основными источниками сведений о России для англичанина послужили переведенные на английский язык путевые заметки голландца Избранта Идеса, побывавшего в России еще в 1692 году, и мемуары французского дипломата Фуа де ла Невилля, посетившего Москву в 1689 году. В качестве наглядного пособия английский писатель использовал "Чертежную книгу Сибири", составленную в 1701 году Семеном Ремезовым.

ПУТЬ НА ВОСТОК

Занятно, что путь Робинзона в Сибирь начинается с отповеди китайцам и не очень глубокомысленной политической сентенции о вероятных взаимоотношениях Москвы и Поднебесной. Китайцев автор обвиняет чуть ли не во всех смертных грехах, но главным образом в варварстве, ограниченности, чванстве и презрении ко всему. "Смесь напыщенности и бедности" — вот одна из далеко не самых обидных характеристик, которыми наделяет англичанин население Китая. Но самое интересное то, какой из этих своих нелестных наблюдений Робинзон Крузо делает вывод: оказывается, было бы совсем неплохо, если бы этот дикий народ был завоеван. И кем же? Да московским царем! Причем хорошо бы было вообще для всех, в том числе для просвещенной Европы. "Царь московский без большого труда завоевал бы Китай в одну кампанию, — заключает герой романа. — И если бы царь направил свои армии в эту сторону, вместо того чтобы атаковать воинственных шведов, то сделался бы уже за это время императором китайским и не был бы бит под Нарвой королем шведским, силы которого в шесть раз уступали русским войскам".

Самое любопытное — это то, насколько суждения героя соответствуют мыслям самого автора. С персонажа-то взятки гладки: он попадает в Россию в 1704 году, еще до Полтавской битвы и, строго говоря, не обязан не только владеть прогностическим мышлением, но и вообще сильно разбираться в международной политике. В конце концов это ведь не моряк из Йорка был публицистом и разведчиком, он вообще 28 лет своей жизни провел в отрыве от какой-либо цивилизации. Но что же автор? Он-то писал книгу в 1719-м и политики был не чужд. И тут вопрос: Дефо вложил в уста своего героя мысли, характерные для англичан именно в самом начале XVIII века, чтобы исторически это выглядело правдоподобно, или это суждения его собственные, а временные рамки и результаты Полтавского и Гангутского сражений — просто условности, отвлекающие от большой идеи? А ведь мысль отвлечения России ее переориентацией на Восток — это именно одна из политических идей, которая наряду с другими не раз о себе заявит в Европе... лет через сто после написания Дефо своего романа.

А что, собственно, представляла собой русская действительность в изложении заезжего англичанина? Огромные снежные пустыни, продирающий до костей мороз, медведи — это само собой. Но кто населял эту суровую землю? Орды татар, язычники, безбожники. Русскими территориями, по признанию Робинзона, в Сибири можно было назвать лишь немногочисленные гарнизоны и крепости. При этом настроения коренных жителей на подконтрольных Москве землях колонизаторов, судя по всему, не волновали вовсе. Когда Робинзон Крузо в приступе гнева сжег в одном селении деревянного идола и вызвал бешенство толпы, все, чем смог помочь ему "русский губернатор", это советом поскорее убраться. Караван отправился в путь, и три дня еще за ним гнались разъяренные татары, пока один из казаков не отправил их по ложному следу.

Вообще, такая страшная напасть, как татары, грозит каравану буквально всюду. Изредка татары сменяются калмыками и черкесами, которые за каким-то лешим доходят до севера, но разнообразие это, кажется, чисто формальное, поскольку по описанию все эти дикари с луками и стрелами, в звериных шкурах суть близнецы-братья. И населяют эти варвары вообще все пространства. Не оправдываются даже надежды Робинзона встретить другой народ хотя бы на Урале, за Камой, там, где проходит граница между Европой и Азией. Путешественнику не только не попадаются другие люди с другой культурой, он даже не замечает перемены ландшафта — все те же пустыни. Только уже не снежные, а... какие? Какие пустыни раскинулись без конца и края в окрестностях Соликамска? И каких дикарей, наподобие американских индейцев, повстречал там несчастный путешественник? Вогулы и остяки были оттеснены давно за Каменный пояс, через Прикамье проходило множество торговых путей, тут вовсю развивалась промышленность — медеплавильные заводы, солеварни, в большом количестве строились церкви и монастыри. Но у Дефо опять пустыни, опять идолы, опять шаманы, и даже редкие христиане исповедовали в лучшем случае двоеверие. Впрочем, смесь религии с дохристианскими традициями — это действительно особенность многих регионов. А где этого нет? Идолы? Тоже было, только вот на севере Прикамья, если уж на то пошло, из дерева в XVII–XIX веках вырезать стали все-таки православных святых.

ПРЕДВОСХИЩАЯ ДЕКАБРИСТОВ

Впрочем, как-то лихо мы перемахнули. Главным событием путешествия Робинзона стала восьмимесячная зимовка в Тобольске. Здесь путешественник находит блестящее аристократическое общество, буквально оазис в варварской стране. "Тобольск служит местом ссылки государственных преступников, — рассказывает англичанин, — он весь полон знати, князей, дворян, военных и придворных. Тут находился знаменитый князь Голицын, старый воевода Робостиский и другие видные лица, а также несколько дам. Через своего спутника, шотландского купца, с которым я здесь расстался, я познакомился с несколькими аристократами и не без приятности проводил с ними долгие зимние вечера". И это весьма любопытно.

Ни о каком особенном обществе, сформировавшемся в Тобольске из опальных вельмож, в самом начале XVIII века речи быть не могло. Самыми известными ссыльными в Тобольском остроге тогда были несостоявшаяся супруга царя Михаила Федоровича Мария Хлопова, протопоп Аввакум, хорватский богослов Юрий Крижанич да угличский колокол. Надо ли говорить, что все они, включая колокол, томились в Тобольске в разные годы и не могли составить никакого общества. Со второго десятилетия XVIII века Тобольск стал местом ссылки пленных шведов, а потом и вовсе превратился в транзитный пункт. Общество благородных ссыльных образовалось в Тобольске и в других сибирских городах и поселках лишь в XIX веке — из декабристов. Но и оно в особенную социальную страту, культурно преобразующую окружающую среду, превратилось не сразу, а когда у большинства осужденных заканчивался срок каторги и они получали возможность жить на поселении. Тобольская колония декабристов в середине XIX столетия была представлена Анненковыми, братьями Бобрищевыми-Пушкиными, Свистуновым, Фонвизиными, Штейнгейлем, Муравьевым и Вольфом. Вот это действительно общество. И досуг был соответствующий — литературные и музыкальные вечера, домашние спектакли, выпуск рукописных журналов и просвещение местного населения.

Выходит, Дефо, вольно распорядившись исторической фактурой, оказался почти прорицателем. Что до персонажей его романа, то воевода Робостиский, например, был лицом полностью вымышленным, а Василий Голицын на самом деле отбывал ссылку на Пинеге, неподалеку от Белого моря. Но Голицын сам по себе — фигура весьма любопытная, судьба его не могла не взволновать английского писателя. История видного политика, дипломата, воеводы, попавшего в водоворот политических интриг, ставшего ключевым звеном в противостоянии молодого Петра I и царевны Софьи, должно быть, сильно откликалась в сердце англичанина, когда-то тоже сделавшего "неправильный политический выбор", поддержав Вильгельма Оранского, и позже познавшего все прелести реакции правительства королевы Анны Стюарт. Стоит ли упрекать англичанина в том, что он перенес историческую фигуру за несколько тысяч верст и сделал главным собеседником Робинзона?

О чем же толкуют русский и англичанин вдали от цивилизации и высшего света? О философии, понятно, о смысле жизни. И если при первом знакомстве князь долго распространялся о том, что оставил: о великолепии царского двора, о величии русского императора, о его неограниченной власти, — то после рассказов Робинзона о том, как он сам был могущественным государем, пусть и на небольшом острове, беседа пошла в другую сторону. Говорили о возвышенном, но в то же время по-робинзоновски рациональном, практичном: об ответственности, которую накладывает на личность власть, о разумном управлении обществом, о настоящих ценностях и прочих добродетелях.

Духоподъемные диалоги эти занимательны еще тем, с какой наивной уверенностью, что называется, без всякой ложной скромности собеседники рассказывали о собственных нравственных достижениях. "Я неограниченно располагал жизнью и имуществом всех моих подданных, и, несмотря на эту неограниченную власть, ни один из них не выражал недовольства ни мной, ни моим правлением. <...> Все земли моего царства были моей собственностью, и мои подданные держали их у меня в аренде, совершенно добровольно; все они сражались бы за меня до последней капли крови, и никогда тиран — ибо таковым считал я себя — не был окружен такой всеобщей любовью и в то же время не внушал больше страха своим подданным", — описывает Робинзон сибирскому узнику свою жизнь на острове. А что слушатель? А он сравнивает вынужденное заточение англичанина на острове со своей ссылкой и заключает, что "истинное величие состоит в умении приспособляться к обстоятельствам и сохранять внутреннее спокойствие, какая бы буря ни свирепствовала кругом нас", и добавляет, что сам-то он, конечно, познал мудрость жизни и не только примирился со своим положением, но стал "счастливее своих недругов".

Да, это, конечно, подлинно английская литература. Беседуют себе чинно два достопочтенных джентльмена, и никакого тут надрыва, никаких противоречий, скрытых смыслов. Один говорит, что настолько научился ценить простую свободную жизнь вдали от пышного света, что ни за какие милости не согласился бы вернуться обратно ко двору, потому что "дышать чистым воздухом, иметь одежду для защиты от холода, пищу для утоления голода, совершать физические упражнения для поддержания здоровья" — это все, что нужно человеку. Другой радостно соглашается, добавляя, что "тот, кто одерживает победу над своими безрассудными желаниями и обладает неограниченной властью над собой, у кого разум властвует над волей, — более велик, чем завоеватель государства". Возникает, конечно, стойкое ощущение, что за персонажей говорит тут один человек, не кто иной как всеведущий автор — дело к финалу, пора уже и к морали перейти. Но написано-то хорошо, приятно покачиваться читателю на волнах повествования.

Но любому повествованию и любым даже самым неспешным размышлениям следует знать пределы. Приходит время и англичанину возвращаться-таки на родину — через Тюмень, Соликамск, Архангельск. Князю Робинзон предлагает тайно отправиться с ним. Но русский вельможа не хочет покидать край, в котором обрел наконец покой, а вот сына своего снарядил в дорогу. Добрались все вполне благополучно, если не считать очередного, уже ставшего привычным, столкновения с дикарями за Камой, от которых, конечно же, все счастливо отделались. 20 августа 1704 года Робинзон с компаньонами отплыл из Архангельска и после довольно благоприятного путешествия прибыл в устье Эльбы 13 сентября. По прибытии в родную гавань Робинзон Крузо выгодно распродал китайские товары, сибирские меха и бенгальские алмазы и, "порешив не утомлять себя больше странствованиями" стал готовиться в более далекий путь — в мир покоя и вечности.

И вечность ему покорилась. Более трехсот лет прошло, но книга о приключениях неутомимого моряка из Йорка не теряет популярности. А в далеком Тобольске ему и вовсе установили памятник. Скульптура изображает самого Робинзона — почему-то на лыжах, его верного помощника Пятницу, в валенках и тулупе, и сибирскую лайку. Иронично и по-русски великодушно. И еще один забавный факт: сибирские поклонники творчества Даниэля Дефо настолько скрупулезно исследовали маршрут следования несуществовавшего Робинзона Крузо, что — даже несмотря на все художественные условности и натяжки, запутанную топонимику, вызванную скудным знанием автора романа русской географии, — нашли "тот самый дом, где зимовал герой". Вот уж и правда, всякая хорошая история начинает жить своей жизнью.