12.11.2021 АРХИВАЖНО
Поисковые теги: Останкино узорчатый храм архитектура Источник фото: фото автора
Останкино – одна из самых ярких жемчужин в венке московско-подмосковных усадеб. К тому же этот дворцово-парковый ансамбль наиболее близок к центру столицы, окружен зеленью Главного Ботанического сада, скверами и садами ВДНХ, а многочисленные выставочные павильоны, музеи, пруды под сенью нависающей над всей территорией знаменитой телебашни делают этот район Москвы особенно привлекательным для любознательных туристов и семейного отдыха. У Останкино своя история, уходящая корнями в русское средневековье и через блистательную эпоху галантного XVIII века принесшая нам шедевры усадебной архитектуры, бережное отношение к которым сохранялось столетиями, за исключением разве что нескольких недель французского нашествия.
Владельцы сих прекрасных мест
Достоверными источниками – как минимум, не менее, чем летописи – становятся для историков учетные записки делопроизводителей и мытарей тех лет и письменные завещания властителей. Благодаря межевым книгам мы узнаем, что в 1558 г. Останкино, тогда еще называемое Осташковым на суходоле, а иногда – Останковым, принадлежало некоему служилому (т.е. состоявшему на государевой службе, военной или гражданской) человеку Алексею Сатину. Видимо, вскоре оно вернулось в казну, поскольку в 1572 г вновь упоминается уже в духовной грамоте Ивана Грозного. Царь завещал его своей очередной жене, Анне Колтовской, однако через полгода отправил ее в монастырь и опять женился. Останково-Осташково досталось неизвестно за какие заслуги иноземному опричнику Арну (Орну), а в 1584 году, последнем в земной жизни государя, селом уже владел думный дьяк Василий Щелкалов
Послы европейских держав почтительно называли его великим канцлером. Карьера братьев Щелкаловых, Андрея и Василия, стала стремительно развиваться после проведенных Иваном Грозным жестоких чисток верхушки опричников. Андрей Щелкалов возглавил после казни Висковатого Посольский приказ. Василий взял под свою руку Разрядный приказ и выполнял множество важных дипломатических поручений. Братья Щелкаловы участвовали в военных походах и присматривали за иноземными купцами, стремясь ограничить их в привилегиях. За что купцы и, само собой, заморские послы Щелкаловых не любили и писали на братьев доносы. Андрей Щелкалов руководил иностранными делами всея Руси двадцать четыре года, пока в конце концов, его не уволил воцарившийся Годунов; он дьяка уважал, но остерегался. Должность перешла к младшему брату, Василию. Тому тоже случалось попадать в опалы, причем из последней его вернул ко двору уже Лжедмитрий-Отрепьев. Вообще Щелкаловы, происходившие из незнатного рода, порой управляли одновременно двумя и более приказами, были одними из самых влиятельных лиц в государстве и очень богатыми.
В годы царствования Федора Иоанновича, прозванного блаженным и слабоумным, Россия вернула утраченные в Ливонскую войну Ивангород, Копорье, Ям, Корелу, отразила в 1591 г. последний серьезный набег крымцев. Были основаны города Архангельск, Воронеж, Старый Оскол, Самара, Царицын, Саратов, в Сибири – Обдорск, Тара, Тобольск, Тюмень, Сургут, построен Белый Город в Москве. Ко всем этим великим делам, безусловно, братья Щелкаловы немало трудов приложили.
Не забывая государственных дел, Василий Щелкалов в Останкинском имении распорядился разбить сад, насадить кедровую и дубовую рощи, выкопать пруд, построить господский дом и возвести деревянную Троицкую церковь.
Огненный вал Смутного времени мало что оставил от деревянных построек Щелкалова. Останкино поднимают из пепла Черкасские – еще один влиятельный и богатый дворянский род.
Появление у царского престола и быстрое возвышение кабардинских князей, давших начало знаменитому дворянскому роду Черкасских, связано с женитьбой овдовевшего Ивана Грозного на княжне Кученей (в православии – Марии) Темрюковне, Кавказская княжна стала второй женой первого русского царя. Сопротивляясь натиску Крымского ханства, кабардинцы, или как их тогда называли, пятигорские черкасы искали сильного союзника. В дружбе с крепнущей Русью правители этой горной страны видели возможность сохранить свою независимость, незыблемость устоев и, конечно, свое высокое положение. К тому же в Кабарде шла борьба за главенство между тремя большими родами, и род Идаровых, к которому принадлежала царица, рассчитывая на поддержку, постепенно переходил на службу к русским царям.
Князь Камбулат Идарович, дядя царицы, в 1578 г. оставил служить грозному царю сына Хорошая, перешедшего в православие с именем Бориса. Тот отличился в делах военных, считался первым боярином в Думе, женился на Марфе Романовой и, понятно, сблизился с этой семьей. Из-за чего при Годунове попал в опалу, был схвачен, подвергнут пыткам и сослан в Белоозеро вместе с родичами, среди которых оказался и пятилетний Миша Романов, будущий российский государь.
Находясь в родстве и с Рюриковичами, и с Романовыми крестившиеся в православии Черкасские заслуженно пользовались их доверием. Смута прокатилась, а Черкасские у трона остались.
Иван Борисович Черкасский блистал «в трудах державства и войны» и путь свой окончил фактическим главой русского правительства, управляя государевой казной, Стрелецким и подчиненными ему приказами в течение 20 лет. Ему, богатейшему московскому боярину, в числе прочих владений принадлежало и Останкино. А еще Иван Борисович был женат… на внучке Василия Щелкалова Евдокии Морозовой. И его тоже называли канцлером иноземные послы. Мир тесен, а двор – еще теснее, даже царский.
Другой сын Камбулата, Куденет-мурза присягнул царю Федору Иоанновичу, а позже и Борису Годунову и при поддержке русских войск в конце концов занял кабардинский престол. Удержать за собой трон Кабарды потомки Куденета не смогли, и вот его старший сын Урускан принимает с именем Яков православие и вместе с ним великие почести от царя Михаила Романова. В чине первого стольника он участвует в торжествах и дипломатических приемах, служит воеводой в Туле, одно время возглавляет Стрелецкий и Иноземский приказы, а при Алексее Михайловиче успешно командует частью русского войска в войне с Польшей, освобождая утерянные по итогам Смуты исконные российские земли. Без того немалое состояние князя значительно увеличилось, когда в 1642 г. он унаследовал часть имущества бездетного двоюродного брата Ивана Борисовича Черкасского.
Черкасские охотились в останкинских лесах, примыкавших к царской вотчине, селу Алексеевскому – там же любил развлечь себя этим праздным занятием страстный охотник – царь Алексей Михайлович. Понятно, что усадьбу в Останкино требовалось не просто привести в порядок – сделать достойной государева посещения. Были построены новые боярские хоромы, а Троицкий храм перестроили в камне.
Михаила Яковлевича Черкасского Петр I отправил в Тобольск – управлять освоением Сибири. Дело это успешно продолжил последний из рода Черкасских, князь Алексей Михайлович, ставший сибирским губернатором, при Анне Иоанновне – кабинет-министром и великим канцлером. Высокую должность канцлера ему удалось удержать и после воцарения Елизаветы, соратникам отца доверявшей. Но менее чем через год князь умер, а единственная его наследница, дочь Варвара вскоре вышла замуж за графа Петра Борисовича Шереметева, ставшего в результате одним из богатейших людей России.
Граф, как мы знаем, больше любил обустроенное им Кусково, но и про Останкино не забывал – повелел поставить там деревянный одноэтажный дом, прозванный «воксалом», разбить Увеселительный сад, завести огороды и тепличное хозяйство. Расцвет останкинской усадьбы Шереметевых приходится на годы, когда она вместе со всем прочим движимым и недвижимым имуществом перешла к Николаю Петровичу Шереметеву
Церковь Живоначальной Троицы в Останкино
Троицкий храм строил в 1678-1683 гг. крепостной архитектор Павел Сидорович Потехин, автор церквей в Архангельском, Марково, Макарьево-Желтоводском монастыре, а также построек подворья Черкасских в Московском Кремле, среди которых значились две церкви. Артель Потехина насчитывала почти сто мастеров – кроме каменщиков, плотников, кузнецов и резчиков по дереву в нее входили золотильщики и иконописцы. Предприятие полного цикла, образцовая артель XVII века.
Потехин и его артельщики происходили родом из большого волжского села Кадницы под Нижним Новгородом, знаменитого своими строителями, корабелами, купцами, а много позже – капитанами речных пароходов.
Выстроенные из кирпича с использованием белого камня и поливных изразцов, потехинские храмы изобилуют характерным для эпохи расцвета русской национальной архитектуры узором,
и несмотря на массивность четвериков, пирамидами кокошников и изящными главами на высоких барабанах словно возносятся ввысь.
Весь храмовый объем, возвышающийся на высоком подклете, состоит из основного четверика пятиглавой церкви Живоначальной Троицы и примыкающих к нему двухсветных четвериков приделов с севера и юга, посвященных Тихвинской иконе Богоматери и святому Александру Свирскому, объединенных с западной стороны общей папертью с «ползучим» крыльцом. Подклет использовали для хозяйственных нужд; в южном приделе – церкви Александра Свирского, выходящем к пруду и селу Останкино, совершались богослужения для здешнего люда. Тихвинский придел, обращенный на барский дом, имел отдельный вход и служил Черкасским домовым храмом, здесь же как семейная реликвию, новые хозяева имения хранили походный складень фельдмаршала Б. П. Шереметева. Службы в более просторном помещении у престола Живоначальной Троицы проводились по особым случаям и в наиболее значительные православные праздники.
Центральный храм – одностолпный, перекрытый сомкнутым сводом, но в отличие от сводов приделов, он не глухой, и свет льется в помещение из окон четверика и щелевидных прорезей барабанов. Средняя апсида – алтарный выступ Троицкой церкви – заметно крупнее двух апсид, завершающих четверики приделов.
Колокольня над западным крыльцом появилась позже, в начале XVIII века, и имела несколько иной вид, присущий восторжествовавшей тогда барочно-классической архитектуре. Подтверждение этому можно увидеть на старинных рисунках, где отчетливо просматривается венчающий сооружение шпиль. В 1877-78 гг. архитекторы А. К. Серебряков и Н. В. Султанов, проводившие по заказу графа А. Д. Шереметева реставрацию храма Живоначальной Троицы в Останкино, приняли решение привести экстерьер всего здание в полное соответствие с традицией русского узорочья, для чего отскоблили покрывавшую кирпич краску, восстановили разрушенные фрагменты кладки и декора, а заодно растесали ряд окон и возвели шатры над колокольней и южным крыльцом.
Современные специалисты считают, что Серебряков и Султанов (последний – горячий сторонник русского стиля) перестарались, поскольку уникальность останкинского храма заключалась как раз в органичном соединении архитектурных приемов XVII и XVIII веков. Другие утверждают, что изначально шатер над колокольней все же был, пока в 1730-х его не перестроили. Все же великолепия шедевра Потехина эта реставрация не испортила, хотя, конечно, ученым виднее. По декору Троицкой церкви можно изучать особенности русского зодчества эпохи первых Романовых: кирпичные узоры богато украшают стены. Здесь и ряды ширинок, и гирьки, свисающие из арочных оконных проемов, и язычки, отбивающие карнизы. Двойные ряды кокошников сходятся к шейкам высоких и тонких световых барабанов через такие же килевидные кокошники в их кубических основаниях. Многоцветные изразцы изображают диковинные цветы, райских птиц и скачущих коней – а может, в задумке мастера изначально были мифические единороги, символизирующие чистоту и целомудрие? Двухпролетные арки окон оформлены узором из язычков-пирамидок, перекликающихся с гирьками в проемах; кладка барабанов членится по вертикали наборными полуколонками, а завершается аркатурой. Выше сверкают на солнце золоченые прорезные подзоры.
Углы центрального объема закрывают тройки полуколонн. Архитектурное убранство дополняю другие элементы из арсенала узорочья – кувшинчики, балясины, розетки в ромбовидных ширинках северного крыльца, над рундуком которого выполнена характерная «бочка» со слуховым оконцем. Над апсидами выложены три киота с иконами деисусного ряда – Христос и склонившиеся в молении Богоматерь и Иоанн Предтеча. Еще один киот, с Тихвинской иконой, расположен над северным приделом.
Оформление оконных проемов выделяется многообразием кирпичных и белокаменных наличников из наборных полуколонок с килевидными, арочными или стрельчатыми трехлопастными завершениями. Над архивольтами южного крыльца проходят ряды опирающихся гирьками-пирамидками на скругленные кирпичные полочки кирпичных же щипцов, белокаменных гирек и профилированный карниз.
Главы, торжественно парящие над храмом, разнятся по размерам и форме: центральная «луковка» заметно крупнее, как и центральный барабан. Окружающие ее четыре главы пятиглавия сохраняют те же пропорции, но меньше, а вот маковки приделов отличаются много большей «пучиной». На шатер колокольни водружена золоченая главка, а шатровое южное крыльцо украсил вычурный невысокий шпиль.
После революции службы проводились только в подклете, где освятили придел в честь святого Николая Мирликийского, но и это продолжалось недолго. Храм закрыли; часть его помещений отвели под филиал Антирелигиозного музея и складывали там иконы и части иконостасов, а рядом хранили картошку. В 1930-х Останкинский музей добился передачи Троицкой церкви в свое распоряжение. Тогда здесь устроили библиотеку, фондохранилище и кабинет директора. На рубеже 1960-1970 гг. состоялась первая научная реставрация этого шедевра русского церковного зодчества, а в 1992 г. он был еще раз отреставрирован и возвращен верующим.
Театр в сердце дворца
Несколько веков назад между нынешним Останкиным и столицей русского государства простирались дремучие леса. Стояла среди них деревенька Марьино, впоследствии исчезнувшая с географической карты, но давшая имя знаменитому московскому району – Марьиной Роще. Действительно, роща обозначилась, когда вокруг Москвы в 1740-х проложили Камер-Коллежский вал и изрядно вырубили и проредили лес. Исторически Марьина роща находилась между валом и деревней и вскоре стала местом народных гуляний в семик, своеобразный праздник в четверг перед Троицей.
К тому времени Марьино перешло к Шереметевым. Здешние крестьяне не только хлеб растили. Деревенские крепостные мастера – столяры, резчики по дереву, позолотчики, чеканщики, иконники, слесари, ткачихи и вязальщицы – исправно трудились на строительстве барской усадьбы наравне с другими подневольными умельцами, собранными графом из разных владений.
Все, что касается театрального искусства, вернувшийся из-за границы Николай Шереметев взял в свои руки. Еще при жизни отца он распорядился перестроить театр в Кусково, существенно расширил репертуар, но этим не удовлетворился. Молодой граф задумывал построить большой театр в центре Москвы, на Никольской, или на Воздвиженке, но в конце концов выбрал живописное Останкино. Путешествуя по Европе, граф заводил знакомства с известными деятелями культуры, в том числе и с Моцартом, а у музыканта Парижской оперы Ивара брал уроки игры на виолончели и спрашивал советов, стремясь сделать свой театр ничем не уступающим европейским.
Именно Ивар предложил Шереметеву устроить дворцовый театр так, чтобы при необходимости помещение со сценой и зрительным залом трансформировалось в новый просторный «воксал» для балов и приемов. Старые рубленые хоромы при этом сохранялись, и рядом с ними запанировали дом для актеров, вокалистов, «дансёров» и «дансёрок». Будущих исполнителей отбирали по шереметевским деревням и селам, исходя не только из вокальных данных: девочки должны быть «ликом приятны и видом не гнусны». Им нанимали русских и иностранных педагогов, воспитателей и держали под строгим присмотром. В Париже приобретали партитуры и эскизы декораций. Картины, мебель, дорогие ткани и другие предметы интерьера привозили из кусковского имения, дворца в Петербурге, заказывали у столичных мастеров. Театральные костюмы отличались особой роскошью, и наряды героинь украшали настоящие драгоценности, словно в дополнение к их творческим, присвоенным хозяином, псевдонимам: Алмазова, Гранатова, Бирюзова, Изумрудова, Жемчугова…
Уникальность шереметевского дворца в Останкино прежде всего в том, что именно театру предстояло стать его центром, от которого, по замыслу Ф. Кампорези отходили галереи к двум симметрично расположенным павильонам, Египетскому и Итальянскому, соответственно оформленным.
Как писал академик И. Э. Грабарь, Шереметев унаследовал от отца вместе с несметными богатствами «безудержное влечение к строительству и непреодолимую страсть к театру». В проект Кампорези граф вносил поправку за поправкой, благо планировку деревянного здания несложно изменять в ходе его возведения. К строительству были привлечены видные архитекторы Д. Кваренги, Е. Назаров, И. Е. Старов, К. Бланк, В. Бренна. Работы, начатые в 1792 г., возглавляли крепостные зодчие А. Ф. Миронов и Г. Е. Дикушин, уже потрудившиеся в Кусково. С 1793 г. общее руководство возведением Большого дома Шереметев поручил П. И. Аргунову, тоже крепостному мастеру, отправленного им до этого поучиться к Баженову.
Дворец (первое время его называли, по обычаю, Большим домом) имел симметричную композицию: шесть коринфских колонн поддерживали классический портик; за ним возвышался бельведер с флагштоком. Галереи, выполненные в тосканском ордере, вели от центрального объема к павильонам. Первых гостей 22 июля 1795 г. встречали постановкой «Зельмира и Смелон», посвященной взятию Измаила и победе в русско-турецкой войне; главную женскую партию исполняла возлюбленная графа Прасковья Ковалева-Жемчугова, а в числе зрителей были ветераны этих недавних сражений.
Зрительный зал спроектировали на 200 мест. Его розовые стены отделяла колоннада с изящной балюстрадой, ограждавшей 14 лож. На 1,2 м ниже уровня сцены устанавливали скамьи партера и амфитеатра. От большого расписного плафона работы Валезини спускалась деревянная люстра; хрустальные фонари и резные светильники служили не только осветительными приборами – они украшали помещение так же, как изящные золоченые канделябры и жирандоли в залах и павильонах.
Сцену, вдвое превосходившую по площади зрительный зал, обслуживали два машинных отделения, верхнее и нижнее; первое отвечало за быстрое перемещение декораций, а второе – за спецэффекты, имитирующие шум дождя, гром, порывы ветра, пламя пожара. Даже бутафорские колонны перед спектаклем сдвигались ближе к центру сцены хитроумными приспособлениями. Чертежи механизмов граф тоже выписал из Парижа, а крепостной умелец Федор Пряхин их усовершенствовал при изготовлении.
По своим акустическим свойствам дерево превосходит камень, и это тоже учитывалось при проектировании театра-дворца. В дополнении к этому Аргунов и Миронов устроили резонаторы над колоннадой зрительного зала и резонирующие деки под авансценой.
Судьбы крепостных талантов
Уже первые торжества показали, что для таких грандиозных приемов размеры имеющихся помещений явно недостаточны. На следующий год в Останкино вновь начались строительные работы. Крепостные мастера трудились с четырех утра и даже с наступлением темноты до самой ночи, при огне, в морозы и в праздники, за исключением Рождества. Граф торопил – он планировал устроить торжественный прием в честь коронации Павла Петровича.
С парадной стороны Большого дома пристроили парадные залы, Итальянский павильон дополнили Ротондой. Нижнее фойе переделали в Эстампную галерею, графскую ложу – в Картинную галерею. Элементами внешнего декора стали античные статуи и барельефы. Выходящий в парк северный фасад дворца кажется еще более грандиозным благодаря уже десяти колоннам, поддерживающим фронтон с гербом Шереметевых и выступам ризалитов с веерообразным завершением оконных проемов.
Интерьеры засияли позолоченной деревянной резьбой: гирлянды цветов, листья, травы, военная атрибутика. Сверкал хрусталь в люстрах, освещающих расписные плафоны, переливалось цветное стекло. В строгом порядке замерли скульптуры, резные торшеры, вазы-канделябры. Зеркало в конце анфилады обманывало вошедших иллюзией бесконечного пространства. Под ногами изумленных роскошным убранством гостей расстилался наборный паркет; в Ротонде при его укладке Федор Пряхин использовал 11 пород дерева. Малиновая прихожая, Голубой зал, Пунцовая гостиная, Верхние наугольные комнаты… Стены Картинной галереи плотно убраны произведениями европейских живописцев, размещенными в симметричном порядке. До визита наполеоновских воинов здесь насчитывалось 138 полотен – пропали 104 из них, и потерю пришлось восполнять из других графских владений.
Император Павел посетил дворец в апреле 1797 г., осмотрел его, но поторопился уехать, даже чаю не испив. И это несмотря на спецэффекты, подготовленные графом: при приближении царской кареты вдруг рухнули заранее подпиленные деревья, открывая великолепный вид на усадьбу.
Впрочем, огорчение графа оказалось недолгим. Через две недели, в мае, когда пышной зеленью окрасились липы и березы Останкинского парка, во дворце состоялся торжественный прием в честь бывшего польского короля Станислава Понятовского и сопровождавших его 358 русских и иностранных вельмож. Отрекшемуся от престола Понятовскому жить оставалось меньше года, но на тот момент чувствовал себя он достаточно бодро и впечатления свои от посещения усадьбы и спектакля (давали «Самнитские браки») описал восторженно:
«Бельэтаж в Останкине весь деревянный, но с таким искусством отделанный и украшенный, что никогда нельзя было и подумать, что он был сделан из дерева… Из тех нескольких сот мастеровых и художников, можно было насчитать не более четырех-пяти иностранцев, а остальные были не только чисто русские, но почти все люди самого графа Шереметева; если бы факт этого не был констатирован, трудно было этому поверить, до такой степени исполнение всей работы отличалось изяществом».
Англичанину Педжету, присутствовавшему на одном из приемов, праздник напоминал фантастические арабские ночи:
«В отношении блеска и великолепия он превзошел все, что может дать самое богатое воображение человека и что только могла нарисовать самая смелая фантазия художника».
Празднества с пиршествами, катаниями на лодках и фейерверками продолжались до глубокой ночи, а дорогу до Москвы для возвращавшихся гостей освещали масляные фонари и охраняли графские егеря.
Над интерьерами останкинского дворца, одними из лучших в России, под руководством Павла Аргунова работали крепостные мастера Федор Бизяев, Кондратий Фунтусов, Семен Калинин, Федор Халдин, Николай Шемай и многие другие, чьих имен мы, может, и не узнаем. А театральная труппа состояла из двухсот человек, и в нее, кроме актеров входили гримеры, костюмеры, парикмахеры, рабочие сцены. Гости восхищались большим роговым оркестром, где каждый музыкант исполнял всего одну ноту, но в целом это было подобно игре настоящего органа.
И все неожиданно закончилось. Павел удостоил Шереметева чина обер-гофмаршала, потом – обер-камергера и отозвал ко двору. Актеры еще репетировали новые спектакли, когда решение о роспуске труппы уже было предопределено. Обострение туберкулеза оборвало карьеру Прасковьи Жемчуговой. Перенес тяжелую болезнь и сам граф, а по выздоровлению изменил свое отношение к роскошной жизни. Выйдя в 1800 г. в отставку, он сосредоточился на благотворительности. Лучшим актерам подписали вольные, остальных перевели в дом Шереметевых на Фонтанке швейцарами, лакеями, горничными, прачками. Художников отпустили на оброк. Последний выход на сцену останкинского театра состоялся в октябре 1801 г., когда 14 актеров приветствовали вступление на престол нового императора. Представления уже не давали.
Жемчугова получила свою вольную в 1797 году. Влюбленные тайно обвенчались в московском храме Симеона Столпника в ноябре 1801 г., а в феврале 1803-го супруга Шереметева скончалась, оставив ему сына Дмитрия. Чтобы узаконить брак, граф поручил сочинить для жены родословную, по которой Прасковья Ковалева вела своё происхождения от разорившихся некогда польских дворян Ковалевских. Воцарившийся Александр Павлович Шереметева уважал, вдаваться в подробности не стал, и разрешение на брак было подписано – уже после смерти графини.
Создатель останкинского великолепия Павел Аргунов чем-то не угодил хозяину и вскоре после окончания работ его перевели в смотрители графского парка. Брат его, художник Николай Аргунов, оставивший нам портреты Николая Шереметева и Прасковьи Ковалевой-Жемчуговой, стал свободным лишь в 1816 г. и через два года был избран академиком Императорской Академии художеств. Архитектора Миронова Шереметев на волю так и не отпустил, и крепостной зодчий участвовал в строительстве московского Странноприимного дома (институт скорой помощи им. Склифосовского).
Достроить Странноприимный дом для поселения в нем паломников, раненых, больных и вдов завещала мужу графиня Шереметева. Принадлежавшие ей деньги она поручила направить на благие дела – лечить занемогших и увечных, а каждый год ста беднейшим московским невестам выделять средства на приданое. Последнюю волю жены граф исполнил. Не забыли этого и наследники Николая Шереметева, сын и внуки, относившиеся к памяти бывшей крепостной актрисы с глубоким почтением.
Усадьба приходила в запустение. В конце 1820-х разобрали «за ветхостью» старые барские хоромы и актерский флигель. Накануне коронации Александра II в театре демонтировали нижнее машинное отделение и настелили пол, объединив на одном уровне зрительный зал со сценой. Уникальная машинерия стала ненужной: теперь здесь устроили зимний сад.
В Ротонде Итальянского павильона Александром II был подписан проект Манифеста об освобождении крестьян. «Ту самую» чернильницу, а также самовар, из которого царь-освободитель пил чай, Шереметевы долго хранили. Вообще у русских самодержцев станет традицией посещать Останкино после коронации.
На рубеже XIX и XX веков часть усадебных земель заселили дачники, а Марьину Рощу вырубили под застройку дешевыми избами и бараками для рабочих окрестных заводов и фабрик. Свой презентабельный вид она приобрела только в 1970-х, когда на их месте выросли кварталы современных многоэтажных зданий.
Легенды графского парка
Создание усадебного комплекса в Останкино Николай Шереметев задумывал согласно духу времени, а также истории Кусковского имения, как проект комплексный, и прогулочную зону ограничивать лужайкой со статуей покровителя муз Аполлона перед дворцом не собирался. Тем более, что значительное садово-парковое хозяйство с аллеями, оранжереями и теплицами, уже имелось, а не так давно здесь поработали иностранные садовники К. Рейнерт, И. Манштатт и П. Ракк.
Павлу Аргунову и Алексею Миронову предстояло осуществить перепланировку парка, превратив его в «Увеселительный сад». Непосредственно эта работа велась крепостными под руководством П. Ракка, а потом – английского садовника Р. Маннерса. Регулярный «французский» парк с геометричски строго разбитыми треугольными боскетами аллеями плавно переходил в пейзажный «английский». Высаживались липы, клены, березы и ели. Перед северным фасадом Большого дома разбили партер из трех пар цветников, окруженный аллеей-берсо, арочный каркас которой сплошь закрывали вьющиеся растения. В разрывах зеленых шпалер возвышались белоснежные античные статуи. К востоку от партера возвели две беседки: «Миловзор» - на насыпном холме Парнас, и бело-розовый, повторяющий цветовое решение оштукатуренного дворца, «Храм», с лаконичным четырехколонным портиком.
С южной стороны П-образного дворцового строения Николай Шереметев распорядился устроить миниатюрный «Собственный садик» - такими он любовался, путешествуя по Голландии. Сам Увеселительный сад занимал не очень большую площадь, 11 гектаров, и был окружен валом, подобным тому, что мы сейчас можем видеть в Кусково. Здесь же сохранились только незначительные фрагменты. За валом жили дворовые крестьяне, стояли шесть фруктовых оранжерей и конюшня. Кедровую рощу сберегли и при ней организовали питомник, где выращивали молодые кедры. Вскоре к парку присоединили большую территорию к северу, назвав ее Прибавочным садом.
Аллеи вели к рукотворному Садовому пруду. В память о визите императорской четы два выступающих мыса назвали полуостровами Александра и Елизаветы. От него по лесным дорожкам гости проходили к каскаду прудов, созданному на запруженной речке Каменке.
Да, есть в графском парке пруд, и не один. С останкинскими водоемами связано немало легенд, и иные из них жутковаты. Так, каскад на Каменке называли Актёркиными прудами – якобы здесь утопилась одна из актрис, не выдержав причиненных обид. Рассказывали о несметных богатствах, сокрытых в закопанных или погруженных в воды кладах Шереметевых, и даже об утопленной золотой карете. Еще говорили, что однажды графский экипаж на пути из Останкина в Москву остановила ватага известной разбойницы Марьи. Быть бы грабежу и смертоубийству, но… Оказалось, атаманша тайком посещала открытые для публики спектакли кусковского театра, а потому пощадила знаменитого мецената. А когда шокированная происшествием Параша Жемчугова, выйдя из кареты вдруг запела «Аве, Мария», видимо, вознося так молитву о спасении к Господу, потрясенные лиходеи вернули помятого кучера на козлы и проводили влюбленную чету восвояси.
Легенду о происхождении топонима «Марьина Роща» сочинил В. А. Жуковский. Но к страданиям заключенной оскорбленным супругом в башню красавицы Марьи эта местность не имеет отношения. Как и ее название к разбойнице Марье. Историей о встрече с ней кучер мог и прихвастнуть перед дворней. Но на то они и легенды, чтобы в них хотя бы немножко хотелось верить.
Последние владельцы сдавали часть усадебных построек дачникам. Вновь в небе засверкали огни фейерверков и возобновились прогулки по аллеям и лодочные катания. По разрешению управляющего желающим можно было осмотреть дворец. После революции имущество Шереметевых национализировали, а Большой дом усадьбы объявили Музеем творчества крепостных. Со второй половины 1990-х тут проходили музыкальные «Шереметевские сезоны».
Первоначально стоечно-балочная конструкция дворца покоилась на деревянных опорах, что обеспечивало хорошую вентиляцию. Однако эти опоры вскоре пришли в негодность из-за повышенной влажности участка, и их сменил ленточный белокаменный фундамент по всему периметру, с предусмотренными продухами. За два века эти вентиляционные отверстия засорились, заросли отложениями, а устроенная в 1950-х сплошная бетонная отмостка усугубила положение, и несущие конструкции начали разрушаться.
Реставрационные работы в Останкинском дворцово-парковом комплексе проводились неоднократно. Ведутся они и сейчас, начиная с 2013 г., и продлятся еще 5-7 лет. В результате целое поколение наших соотечественников вырастет, так и не увидев красоты его интерьеров, позолоченных резных украшений, изящных ваз, картин, эстампов, анфилады залов, павильонов, беседок и садового партера.
Большая часть Увеселительного сада с 1932 г. отвели под парк культуры и отдыха имени Ф. Э. Дзержинского. Отдыхающие трудящиеся гуляли по его аллеям, катались на лодках и каруселях, тренировались в тире. Зимой вдоль дорожек носились юные лыжники. Сейчас в этом парке с возвращенным названием «Останкино» просторно и уютно, появились новые беседки, конный двор, гамаки, детские и спортивные площадки, кафе и рестораны.
Под кронами вековых деревьев на высоте нескольких метров проложена экологическая тропа, дарящая возможность полюбоваться необычным видом, под ней установлены арт-объекты в виде огромных стальных зайцев, а на дубовых ветвях появилась инсталляция «Птицы» работы французского художника Ле Борна.
Правда, это уже территория ландшафтного парка ВДНХ, куда из Останкинского парка теперь можно попасть свободно, как и в Главный Ботанический сад Академии наук.
Евгений ШАПОЧКИН
В материале, кроме фото автора, использован ряд иллюстраций буклета Л. А. Лепской «Останкино». Москва, «Реклама», 1976.