Третьего дня полез я на чердак – да бабка моя, звездочка ненаглядная, веники березовые для бани велела спустить – ну и наткнулся я на чердаке на подшивку старых наших областных газет. Этим газетам, почитай, уже лет 30 будет, ага, не меньше. Взял я веники бабке и газеты решил взять, вечером посмотрю их, вспомню жизнь былую, молодую.
Вечером, после ужина, бабка уткнулась в свой телек, чтобы уму-разуму набираться а я пошел на кухню – мне то чужого ума не надо, мне своего то девать некуда, прям кому продать то не знаю. Многие мучаются без ума а тут прорва ума в башке, прям так и давит из башки наружу, прям аж лысина чешется.
Ну уселся я один на кухне, положил перед собой стопку давнишних газет и закурил. Странная вещь, эти давнишние газеты. Газета – обныкновенная бумага с напечатанными буковками а в них столько всего спрятано, столько всего хорошего али плохого… Вроде как фотографии исторические. Ты уже все и позабыл, как оно было, а газеты тебе напоминают – на, сволочь, не забывай.
Достал я первую газету, развернул желтые листы, стал вчитываться в заголовки и как будто все это вчера было или сегодня утром, вроде как я снова молодой, снова я очутился в том времени. Все события тех дней заново вспомнил. Интересно сегодня смотреть на те дела – какие же мы были простофили непутевые, тьфу…
Перевернул на последнюю страницу, там раздел имеется «Криминал», для нормального то человека этот раздел – самый интересный во всей газете. Не про политику же обманную нормальному мужику то читать?! Так вот, в тот раз в «криминале» была статья о сексуальном маньяке, ага. Я напряг свои могучие мозги, затянулся новой папироской и стал вспоминать тот случай во всех мелочах.
А было это так.
В те времена социализм в нашей деревне ещё не совсем помер а капитализм только вылезал из всех щелей. И поэтому клуб в деревне был ещё колхозный, но кино в нем уже крутил наш местный молодой капиталист Гришка – «киношник». Это сейчас он Григорий Васильевич, депутат областной. Владелец ресторана (бывший «Урожай») и магазина (бывший «Сельпо»). Теперь у него свой дом каменный, 2-ух этажный, дорогущая машина импортная. Не последний человек стал в нашей области а тогда, 30 лет назад был просто Гришка-«киношник». Но несмотря на свою простоту, он один из первых тогда скумекал про капитализм: быстренько оформил себе какие-то бумаги, взял на прокат проектор, что в клубе кино показывал и стал по вечерам фильмы крутить в свой личный карман. При социализме то билеты в нашем клубе самые дорогие были по 30 копеек – это на самый последний ряд самого позднего сеанса. А теперь он крутил в том же самом клубе, на том же самом аппарате фильмы за 3 рубля с носа! И не важно на каком ряду ты сидишь – гони «трешку» или смотри дома телек! Во как! И ничего ему никто сделать и не может. Пару раз ему даже морду били наши горячие после самогона парни, ага, было. Помню даже и милиция приезжала, разбирались долго – ребятам то по 15 суток давали за хулиганство а Гришке хоть бы штраф какой выписали за немыслимые билеты…не-а, ничего поделать с ценой не смогли. Капитализьм, мать его…
Постепенно Гришка обзавелся нужными капиталистическими связями, выделил в клубе отдельную темную комнату, поставил там стулья мягкие, штук 10 или 12 (не помню уже точно). Все стулья притащил из колхозной бухгалтерии и правления (наверняка задарма взял), поставил на столе видеомагнитофон с телевизором и стал крутить по нему фильмы для особо избранных. Не всех он туда пускал, сволочуга жадная. Фильмы все были заграничные, подпольные. Всякие крутил фильмы: и про драку, и про заграничную полицию, ну и конечно про любовь. Но про любовь были фильмы и «озорные», с голыми девками и мужиками. Ух, какие там кадры бывали…! Такие фильмы стоили рублей по 10, вроде. И так ловко Гришка пристроился фильмы эти крутить, что теперь к нему народ перся не только вечерами, но и днями. И пошло у него дело, поехало. В клуб народ почти перестал ходить - так детвора одна и бегала а взрослые стали проситься к нему на видео. Так Гришка и обрел власть над народом. Недаром Ленин о кино говорил, что из всех искусств для нас важнейшим является кино. А Ильич не дурак был, вон какую революцию прокрутил – почитай 70 лет весь мир на карачках стоял перед СССР.
Да, было…
Так вот, вернусь к «маньяку». Я этот случай хорошо помню. Слыханное ли дело – в нашей глухой деревне завелся свой маньяк?! У нас к этому времени электричество то только-только как лет 10 провели, народ только холодильники да стиральные машины стал покупать. Мы и этому то были рады а тут ещё и маньяк! Ну прям как в Калифорнии какой или в Лондоне! Разве забудешь такое?
Слушай дальше. В тот вечер три подружки одногодки, три доярки по рождению – Стелла, Римма и Элеонора – возвращались в свою деревню после самого последнего сеанса видео. Фильм смотрели для взрослых, про совсем уж «озорную» любовь. Три подруги молодки (а дружили они уже почитай лет 30) шли вдоль берега нашей речки молча. Так велико было их впечатление после фильма. Шли они и каждая из них с горечью думала о тяжелой и полной унижений жизни «заморских» красавиц, что в кино ублажали мужчин за деньги. И до того наши подруги погрузись в свои мысли горючие, что не заметили, как на их пути неожиданно встал детина под 2 метра высотой. Перегородил им дорогу, стоит усмехается а от самого прет смесью запахов одеколона «Шипр», вечерней дойки и вчерашнего самогона. Он тоже этот фильм только что посмотрел, но в отличии от подружек, ему этих «заморских» красавиц не было жалко. Наоборот, он настолько был под их впечатлением, что мозг его отключился, но включился другой орган. Ага. Да так включился, что и не совладать. Обвел он молодух сладким взором и предложил вступить с ним в половую связь – прям тута и всем сразу (так читала прокурорша на заседании). От такого интересного предложения Стелла и Римма (у которых мужья ещё лет 5 назад уехали на сезонные летние заработки на пару месяцев), ещё до конца не веря своему неожиданному бабьему счастью, начали поспешно трясущимися руками расстегивать пуговички на своих блузках. По их сосредоточенным лицам можно было прочитать: «Только бы не сбежал, только бы успели…».
А вот третья их подруга, эта эгоистка Элеонора (у которой муж всегда при ней, всегда под рукой), сначала опешила и остолбенела. Но не долго она столбом то стояла. Не успели Стелла и Римма до конца расстегнуть свои кофточки, как их родная третья подруга вдруг как подскочит к верзиле и как врежет ему между ног своей обутой ногой. А надо сказать, что обуты наши подруги были в кирзовые сапоги на подковах. Они в кино то ходили сразу после вечерней дойки – посуди сам, когда им бегать то переобуваться, да и асфальтов у нас в деревне нет от родясь и по сегодня. Ага, слушай значит дальше. От такого удара кирзовым сапогом между своих ног верзила сначала согнулся пополам и завыл тонким, противным голосом а через секундочку-другую и вовсе повалился на землю и затих. Элеонора видя его немощь и не дав ему и своим подругам сгуртоваться между собой, навалилась на ентого скрюченного верзилу всем своим телом молодухи – доярки и стала орать на всю деревню, звать, значит, на помощь добрых людей. Орала так громко и гнусяво, что было слышно на другом конце деревни. Ну ясное дело, на такой крик хочешь не хочешь а прибежишь. Кто из любопытства, кто и в прямь на помощь. Через несколько минут около этого происшествия стали собираться люди. Среди них и мужики объявились. Элеонора в двух «русских словах» обрисовала ситуацию с энтим типом. Мужики загудели, бабы некоторые заплакали, верзилу подняли с земли, распрямили, скрутили и поволокли к участковому. И началось разбирательство: что и как.
Вскорости обнаружилось, что у «маньяка» пропал его «орудие преступления». Ага, вроде когда предлагал девкам половую связь на берегу, орудие было а как привели его к участковому – нет орудия. Что за бред? Вместо "орудия" - одна яичница, да и та «не та». Вызвали ветеринара (других то врачей в деревне нет). Тот приперся весь важный - его ведь как человеческого врача позвали в милицию для экспертизы! Ну стянули с маньяка брюки, трусы, баб выгнали на улицу, окна занавесками занавесили, чтоб бабы в окна не подглядывали. Ветеринар очки на нос надел и уставился в «орудие», вернее в то самое место, где у всех нормальных мужиков это «орудие» должно болтаться. Смотрел, смотрел, потом взял настольную лампу с подоконника – с ней опять смотрел…долго, ага. Мы молчим, мешать то нельзя – экспертиза. Наконец выключил настольную лампу, встал, снял очки и говорит: « У энтого человека мужского пола отсутствует мужской орган. Оторван!» Мужики закурили, некоторые, которые не партейные были – перекрестились. Участковый протрезвел. Надо было опросить чуть не потерпевших доярок. Пошли на улицу, доярок искать. А их уже и след простыл, нету их тута. Около дома участкового остались одни самые любопытные и те, у кого телек плохо показывает. Ну как положено в таком деле, пошли в Правление - надо вызывать медицину из области. Участковый принялся за составление всяких бумажек – служба. И дело завертелось…
Было следствие. Следовательша, молодая девчонка только после института, не замужняя ещё, так рьяно допросы вела, прям каждую мелочь ей обскажи, прям самые подробности ей давай. Ага, интересно значит ей. А сама все записывает в блокнотик свой да иногда краснеет. Оно и понятно, она же ещё не замужняя – не нагляделась ещё.
Потом был суд. На суде из трех подруг выступала только Элеонора. Римма и Стелла на суды так и не ходили. Судья, женщина без возраста, долго не могла вынести правильный приговор. Как – никак маньяк напал на женщин темной ночью а с другой стороны – сам и пострадал. Как тут решить, чтобы никого не обидеть да и саму чтобы потом с работы не поперли?
Но время в стране было уже «переходное» между социализмом и капитализмом, начальство городское да и областное было своим капитализмом занято, прокуроры менялись чуть ли не каждную неделю. Кто там из них будет думать про судьбу какого-то деревенского маньяка? Сам дурак – сам и виноват.
И судья поразмышляв, вынесла приговор. Но приговор получился у неё такой какой-то, половинчатый: и вашим, и нашим. Этого маньяка она приговорила к двум годам колонии, но сначала он должен был пройти бесплатное лечение по месту отсидки, но полный курс. А Элеоноре, за превышение самообороны, объявили выговор. Такой приговор деревня приняла по-разному. Но это уже никого не интересовало. Время то было лихое - другие «дела» рождались каждый день. Про маньяка то потом участковый рассказывал, когда мы следующей весной мою самогоночку кушали по случаю первомая. Участковый говорил, что маньяк в тюрьме при певчем хоре пристроился – голос у него стал как у ребенка, ага, такой же тоненький и звонкий. Со спины и не поймешь – кто это так поет! В общем, не пропал маньяк в тюрьме. А где он и как он потом устроился, я и не знаю. Да и к лешему его.
А подруги Стела и Римма с тех пор перестали дружить с Элеонорой. Бывало увидят её на улице, так демонстративно переходят на другую сторону улицы. А некоторые бабы, так те вообще остановятся перед ней, морды сделают свои злые при злые и смотрят угрюмо ей в глаза, дескать – подлюка же ты, сама не стала и подругам не дала! Всякие живут в деревне то.
Да, вот. А Элеонора ушла из доярок, пошла учиться на экономиста. А после обучения стала работать у одного капиталиста-частника. Видать хорошо у неё все потом сложилось. Нужды с семьей не знала. В деревне не выделялась, ни с кем не ругалась.
А в один из дней, сразу после суда, на подоконнике у участкового кто-то поставил майонезную баночку с самогоном а в ней плавал оторванное «орудие преступления» маньяка. Точно говорю. Видимо это сделал кто-то из тех, кто первым прибежал на место происшествия в ту ночь. И в суматохе случайно его обнаружил в траве на берегу, ну и втихаря спрятал дома. А теперь за ненадобностью, решил сбагрить это участковому – пусть сам теперь с этим занимается.
От такого «подарка» участковый запил на 4 дня. Шутка ли – вещественное доказательство преступления объявилось и у кого? У самого участкового! Непорядок!
Но на 5-ый день, хорошенько опохмелившись и трезво подумав, участковый решил никому ничего не сообщать - кому оно теперь нужно то, оторванное «орудие преступления». Дело то закрыто. С тем он и успокоился а банку с вещ.доком так и оставил стоять на подоконнике, даже не притронулся к ней, дескать не моя ...
Долго ещё потом некоторые бабы специально неспеша прохаживались мимо окон участкового и мельком бросали завистливые взгляды на подоконник, где в самогоне плавало «мужское достоинство». А те из баб, у которых нет мужей, бывало отойдут чуть поодаль от окна, встанут в тени акации да и всплакнут внутри себя, беззвучно, мельком поглядывая на окно участкового. Так и стоят бывало...долго стоят под акацией, иногда вытирая слезу со щеки и кляня свою бабью долю, за то, что вот она – молодая ещё баба, ещё в самом своем бабьем соку, при всех своих бабьих регалиях, но одна –одинешенька…со своей неистраченной нежностью, со своей неистраченной любовью…со своей все ещё такой привлекательной, но никому не нужной тут плотью…почему мне так досталось, за что!!!…
И сердце защемит у нее, сердешной, и слеза снова душит бабью грудь…эх, горькая доля бабья…эх, короток бабий век………
Да... Вот какое было дело тогда. Мать честная, ведь это же 30 лет прошло а все сразу мелькнуло перед глазами – как в Гришкином кино…
Пока я все это вспоминал, на востоке уже светлеть начало. На столе моем окурков набралось целое блюдце. От воспоминаний стало маненько грустно на душе. Девок жалко наших, жалко по-человечески. А что сделаешь то?! Так уж видно уготовано в жизни: кому – густо а кому – пусто, хоть вины их в этом и нет.
Собрал я снова газеты в стопку, перевязал веревкой и пнул под стол – завтра надо будет обратно их на чердак покласть. Там им место.
Вышел на улицу, закурил, прошел в угол сада…докурил папироску, посмотрел на небо – чистое, облаков нет. «Ну и хорошо, значит день сегодня будет солнечный и теплый!» - подумалось мне. И побег трусцой спать, под бочок к своей звездочки ненаглядной.