Одним из первых, кто столкнулся с необходимостью создания неклассической науки, проделав работу по введению сознательных явлений в сферу объективного исследования, был 3. Фрейд.
И, следовательно, для Фрейда, как идля психоанализа вообще, не бессознательное, а именно сознание, его функционирование и жизнь были истинной проблемой. Фактически Фрейд имел дело с проблемностъю самого сознания, когда функционирование сознания стало давать «сбои» (это пока лишь догматическое утверждение, т.е. то, что не обосновывается и не доказывается, и просто указывается).
И продумывание патогенных образований жизни самого сознания обернулось созданием психоанализа как средства объективного рассмотрения сознательных явлений и его продуктивной трансформации.
Сам Фрейд считал психоанализ строго научной, а не философской концепцией, предназначенной для объяснения и лечения неврозов. Одновременно именно Фрейд применил психоаналитические представления о человеке к социальной сфере («Психология масс и анализ человеческого Я», 1921), к сфере культуры («Неудовлетворенность в культуре», 1930; «Тотем и табу», 1913) и искусства, этнографии, литературоведения, религии («Будущность одной иллюзии», 1927).
Ученики и последователи Фрейда — К.Г. Юнг (аналитическая психология и теория архетипов), А. Адлер (индивидуальная психология), О. Ранк (теория преодоления «травмы рождения»), а также неофрейдисты Э. Фромм («гуманистический психоанализ»), В. Райх («секс-экономическая психосоциология»), К. Хорни (теорияженской сексуальности), Г. Салливан (теория неврозов в процессе коммуникации) — все более и более «социологизировали» психоанализ Фрейда, сохраняя основные постулаты и логику его рассуждений, порывая с концепцией бессознательного и либидо.
Ж. Лакан в своей «структурно-лингвистический» версии психоанализа, реализуя выдвинутый им тезис «Назад к Фрейду», пытаясь «демистифицировать» психоанализ от идеологических наслоений, отвергая экзистенциалистскую интерпретацию учения Фрейда, теорию «коллективного бессознательного» К.Г. Юнга, обращается к языковым нарушениям для истолкования сновидений, диагностики и лечения психоневрозов.
Можно сказать, что написанное и сделанное Лаканом — обширный комментарий и истолкование Corpus Freudicum, не «обращенный к идиотам» (Ж. Лакан), т.е. некоему среднему читателю», когда систематически излагаются свои взгляды. Большая часть литературного наследия Лакана представляет собой стенограммы его устных бесед с довольно узким кругом слушателей.
Имеет смысл выделить несколько программных тезисов его «структурного психоанализа». Ж. Лакан считает, что бессознательное имеет структуру, особый «язык» и «логику».
По мнению Лакана, когда мы вступаем в сферу языка, то, помимо используемого нами предметного языка, мы одновременно находим и символические образования языка, являющегося языком Другого. Лакан пишет: «Бессознательное — это часть конкретной речи в ее трансиндивидуальном качестве, которой не хватает пациенту, чтобы восстановить непрерывность сознательной речи». — Lacan J. Ecrits. P., 1966. P. 258.
Вместо триады «первой топики» Фрейда бессознательное-предсознательное-сознание Лакан выдвигает свою: реальное-воображаемое-символическое.
Реальное Лакан часто называет вещыо-в-себе. Это невыразимая и непостижимая часть человеческой психики.
Воображаемое -— это индивидуальная попытка создания текста символического характера.
Символическое представлено в языке как «означающее».
Традиционно психоанализ связывают с открытием «теневой» стороны сознания, неподконтрольной человеку — сферой бессознательного, интерпретируемого в биологических терминах.
А.М. Руткевич считает неверным связывать имя 3. Фрейда с открытием бессознательного. О бессознательном до него писали и философы, и медики, Фрейдом же была «выдвинута динамическая модель психики, в которой получила логичное объяснение не только большая группа психических расстройств, но и взаимосвязь сознательных и бессознательных процессов, причем последние однозначно отождествлялись с инстинктивными побуждениями, в первую очередь с сексуальным влечением». — История философии: Запад - Россия - Восток (книга третья: XIX - X X в.). М., 1998. С.193, также: Руткевич A.M. Зигмунд Фрейд // Философы двадцатого века. М., 1999. С. 222.
Тем более что воспитанный в традициях «старого, доброго позитивизма», 3. Фрейд часто использовал язык и стилевые обороты позитивного мышления, дававшие повод биологизаторской интерпретации его идей.
Вместе с тем появление психоанализа связано с фундаментальными сдвигами в культуре начала XX века, флуктуации этого сдвига выразились в по явлении в науке неклассического способа мышления и потребности в обосновании новой онтологии мысли.
Психоанализ — это прежде всего врачебный метод исследования, развитый 3. Фрейдом для диагностики и излечивания истерии (хотя уверенность в практической эффективности психоанализа колебалась от эйфории «покорения» Америки в 10-х годах до сомнения и скепсиса 30-х годов, когда в статье «Анализ конечный и бесконечный» Фрейд признавал, что целительный результат психоанализа ненадежен, неокончателен и труднопредсказуем.
Психоаналитическое лечение иногда длится годами. Бывает и так, что психоаналитики «не знают, как и почему им иногда удается излечивать больных». — Luborgsky L., Spence D.P. Quantitative research on psychoanalytic therapy // Handbook of Psychotherapy and behavior change. 2nd. ed. N.Y., 1978. P. 360.
Помимо этого скептического отзыва о психоанализе самого Фрейда, существует масса работ, где речь идет о крахе психоанализа. Вот один из многих примеров: «Таким образом, Фрейдова сексуальная этиология оказывается столь же мало убедительной в клиническом смысле, как и Брейерова несексуальная катартическая этиология.
А это, в свою очередь, свидетельствует о крахе психоаналитической этиологии вообще и показывает, сколь ненадежен метод свободных ассоциаций для выяснения источника заболевания». — Грюнбаум А. Теория Фрейда и философия науки // Вопросы философии. 1991. № 4. С. 102-103).
Тем не менее психоанализ остается совершенно особой психотерапевтической практикой, техникой анализа неврозов, набором рабочих инструментов, а «не объясняющей и не прогнозирующей теорией, в принципе не ориентированной на то, чтобы исходить из объективной констатации вещей и давать обоснованные рекомендации». — Кузьмина А. Т. Некоторые аспекты взаимоотношений человека и культуры во фрейдизме // Кузьмина А. Т. Проблема субъекта в современной буржуазной философии. М., 1979. С. 125.
Расширение сферы применения психотерапевтических процедур Фрейдом и его последователями привело к появлению «психоанализа» как некоего направления, характеризующегося единством общих положений, и прежде всего в использовании идей и логики рассуждений Фрейда для анализа различных сфер человеческой жизни. Поэтому термины «психоанализ» и «фрейдизм», думается, нужно использовать как синонимы (иногда термином «фрейдизм» обозначают теорию и практику самого Фрейда и его ортодоксальных продолжателей).
Поэтому важным принципом «прочтения Фрейда» будет попытка помыслить сделанное им (об этом законе экспликации текста мыслителя уже шла речь. Догматическое воспроизведение текста— пустое занятие)
Буквальное воспроизводство идей 3. Фрейда предполагает различение психики человека на сознательную и бессознательную части. Сфера сознания регулируется принципом реальности, бессозна
тельное — принципом удовольствия. Бессознательное в противоположность сознательному (речь идет о «второй топике», тогда как в «первой» пространственной модели структуры психики использовалось соотношение бессознательное-предсознательное-сознание) Я называется Фрейдом Оно.
Бессознательное влечение {Оно) сталкивается с Я, которое пытается подавить Оно, заменить принцип удовольствия на принцип реальности (когда же Оно прорывается и случаются аффектные действия, то это означает, что Оно вышло из-под контроля Я).
Бессознательным является не только «низкое» в психике, но и «высокое», которое в детстве «откололось» от Оно и составило Сверх-Я или Я-идеал (то, к чему человек неосознанно стремится и поклоняется, не ведая о том).
Если в Оно господствует принцип удовольствия, а в Я он замещается принципом реальности, то в Сверх-Я речь идет о принципе идеальности (который бессознательно удерживает Оно от реализации удовольствия как посягательство индивида на жизнь отца и тело матери, что было названо Эдиповым комплексом.
«Кипящийкотел инстинктов» — Оно постоянно пытается прорваться в сферу сознания, задачей же Я является установление контроля над его импульсами. Фрейд постулирует: «На место Оно должно стать Я».
Конфликт между Я и Оно изживается бессознательно в сновидениях, созерцании произведений искусства, через участие в празднествах и др. (человеку и не нужно знать об этих бессознательных процессах, за которые ответственно Сверх-Я, если человеческое поведение не выходит за пределы социально санкционированных норм). Кстати, невроз также является разрешением этого конфликта, но вформе ухода от реальности.
Задача психоаналитика состоит в том, чтобы довести до сознания пациента, у которого вытеснение бессознательного приобрело патогенные последствия, смысл вытесненных бессознательных влечений.
Если все же попытаться уйти от простого воспроизведения психоаналитических идей, осуществить помысливание тех сдвигов в онтологической части, которые были инициированы психоанализом (тем самым как бы превратить нашу речь из «пустой» в «полную, если воспользоваться терминологией одного из самых оригинальных последователей Фрейда Ж. Лакана), то нужно, повторю еще раз, понять, что фактически Фрейд говорит не о бессознательном, а о некой лишь символически проясняемой онтологической части жизни сознания.
Психоанализ как клиническая практика лечения неврозов и совокупность общих теоретических положений (то, что Фрейд называл метапсихологией) столкнулся с фундаментальными сдвигами онтологического порядка, связанными с сознательными явлениями.
Стремление 3. Фрейда научно описать явления сознания имело резонанс во многих науках (вообще в культуре начала XX века) и привело к созданию, наряду с внутренними причинами в физике, лингвистике, психологии, социальной теории, этиологии, теорий неклассического типа.
Критерии научности аналитической философии в отношении психоанализа должны быть скорректированы (ни верификация, ни фальсификация, ни гипотетико-дедуктивный вывод неприменимы к психоанализу), ибо, хотя психоанализ и отличает «стремление к научности и объективности, однако осуществление этой объективистской тенденции означало бы смерть всего, что есть в нем уникального, творческого, событийного». — Автономова Н.С К спорам о научности психоанализа // Вопросы философии. 1991. № 4. С. 75. 196
Первая такая неклассическая теория как раз и была создана 3. Фрейдом. Перед нами не стоит задача ее изложения. Я попытаюсь выделить лишь некоторые допущения и основания, касающиеся философии сознания, роднящие психоанализ с квантовой механикой и теорией относительности.
Фрейд исходит из того, что сознание имеет многослойную природу и понимание фундаментального ядра сознания не предполагает обращение к внешним причинам и сознанию как содержанию (современная психология отвергалась Фрейдом именно потому, что представляла собой психологию содержания сознания, а не самого сознания, психологию образов, полученных в результате внешних воздействий).
Психика в ее сокровенных пластах является специфической реальностью и может быть понята сама из себя. Само сознание порождает внутри себя образования, обладающие значением и смыслом для субъекта'.
Допустим, «бредовая идея» не обусловлена «реальными причинами» и с нею нельзя покончить «ссылкой на реальность». — Фрейд 3. Лекции по введению в психоанализ. М.; Пг., 1922. Т. II. С. 42.
3. Фрейд говорит, что человечеству пришлось переболеть тремя болезными (испытать три нарцистических потрясения), которые больно ударяли по его самолюбию: первый удар был нанесен Коперником, показавшим, что Земля не есть центр мироздания; вторая рана была нанесена Дарвином, показавшем, что человек не выше животного; психоаналитическая теория показала, что человек не является хозяином в собственном доме и вынужден «довольствоваться жалкими сведениями о том, что происходит в его душевной жизни бессознательно». — Фрейд 3. Введение в психоанализ. Лекции. М., 1989. С. 181.
Настоящим открытием 3. Фрейда, как представляется, было обнаружение неких образований сознания, продуктов его функционирования и жизни, имеющих двойную, смешанную, духовно-материальную природу.
Классическая наука выделяла, как мы помним две реальности: физическую и сознательную.
Физические явления мы исследуем рационально, тогда как сознательные явления, выступающие основанием объективного суждения о физических явлениях, связаны с индивидуальным усилием субъекта (индивидны), а случившись, акты сознания всегда предстают в виде многослойного образования, в котором «верхние этажи» закрывают другие.
Тогда получается, что научные утверждения о вещах и процессах физического мира покупаются ценой научной же невозможности говорить о явлениях сознания.
Мы оказались в ситуации невозможности говорить о сознательных явлениях объективно и рационально. Насущной становится задача все же включить регион сознания и жизни в гомогенный научный дискурс.
Многое в психоанализе становится понятным, если видеть символический смысл всех его основных понятий и теоретических построений (Эдипов комплекс, комплекс кастрации и др.).
Уже после разрыва с Фрейдом (1913 г.) один из бывших соратников и популяризаторов его учения К.Г. Юнг предпринял попытку преодоления истолкования бессознательного с точки зрения вытесненной сексуальности, интерпретируя либидо предельно широко — как поток витально-психической энергии.
С точки зрения Юнга бессознательное включает в себя не только вытесненное «личностное бессознательное», но и анонимные, безличные, всеобщие коллективные психические образования — «коллективное бессознательное» как объективно-психологическое, иррациональное содержание (то, что Якоб Бурхард называл «изначальными образами») психики.
«Коллективное бессознательное» (не очень удачный термин, ибо несет в себе черты «натуралистического, а не символического видения») не только кристаллизация типического опыта, но и сила и тенденция к повторению этого опыта.
Всегда, считает Юнг, когда некий архетип является в сновидении, в фантазии или жизни, он несет в себе некую силу, или влияние, которая носит нуминозныи, т.е. переполняющий нас и побуждающий к действию.
От лат. «numen» — божество. Термин, введенный немецким теологом Рудольфом Отто и означающий зачаровывающую полноту существования.
Развитие психики индивида происходит путем ассимиляции, погружения и взаимодействия с личным и коллективным бессознательным («посредством чего объем личности расширяется»). — Юнг К.Г. Отношения между Я и бессознательным // Юнг К.Г. Психология бессознательного. М., 1994. С. 190.
Сознание должно не бороться, а находить приемлемые формы взаимодействия с бессознательным (этот процесс называется индивидуацией) через символы-образы, которые Юнг назвал архетипами .
Архетипами Юнг называет некие образы-символы, кристаллизации (или структурные единицы) коллективного бессознательного. Архетипы можно рассматривать как «результат и отражение имевших место переживаний; но точно также они являются теми факторами, которые служат причинами подобного рода переживаний». — ЮнгК.Г. Психология бессознательного. М., 1994. С. 141.
Архетипы (иногда Юнг использует термин «доминанты») как образы-символы нельзя осмыслить дискурсивно и однозначно выразить в языке.
Их можно лишь истолковывать, описывать (подобного рода истолкованиям и какой-то первичной типизации архетипов посвящены многие работы Юнга).
В культуре всегда присутствует иррациональное, которое в соотнесении с противоположным — разумным порождает движение (энергию), «встречный бег». Этот психологический закон — регулирующую функцию противоположностей — открыл Гераклит (назвав его Enatiodromiа, т.е. переход в противоположное, встречный бег).
Сколь бы прекрасным и совершенным по праву не считал человек свой разум, он точно также вправе быть уверенным, что разум - это всего лишь одна из возможных функций, соответствующая лишь одной стороне мировых феноменов.
Со всех сторон нас окружает иррациональное, не согласующееся с разумом. И это иррациональное также есть психологическая функция, именно коллективное бессознательное, тогда как разум по существу связан с сознанием», «иррациональное недолжно и не может быть искоренено». — Юнг К.Г. Психология бессознательного М, 1994. С.112, 113.
Но вернемся к идее неявной активности жизни сознания, неподконтрольной человеку и созданному 3. Фрейдом символическому языку ее экспликации.
Представляется, что наиболее внятно идею символического прочтения теории Фрейда и роли в ней языка предложил Ж, Лакан (и его школа). Ш.Тюркле пишет: «Прочтение Фрейда Лаканом является воинственно антибиологическим, он сдвигает все описания сексуальности от биологически-анатомического к символическому уровню...
Лакан утверждает, что Фрейд никогда не имел в виду какой-либо анатомии, что в его работах, в которых Фрейд как-будто бы говорит об анатомии, на самом деле он говорит о том, каким образом культура придает смысл анатомическим органам, что они могут выступать в качестве обозначающих агентов». — Цит. по: Кельнер М.С., Тарасов К.Е. «Фрейдо-марксизм» о человеке. 1989. С.191.
Надо отметить, то в современной философии еще Ж.-П. Сартр указывал на антинатуралистическое содержание учения 3. Фрейда, когда сознание понимается не как содержание, но как самостоятельно функционирующая реальность, истолковываемая символически. Вместе с тем Сартр критикует типологизацию символов, предложенную 3. Фрейдом, ибо считает, что набор символов сознания не общий для всех, а сугубо индивидуален.
В этом пункте философско-онтологическое содержание психоанализа смыкается с одной из базовых идей современной философии. Для анализа человеческого сознания в его онтологической размерности (а речь именно об этом пространстве, ибо это то, что философы называли бытием, то, в чем мы участвуем, но это более нас и ценнее нас. Ведь без него невозможна достойная жизнь) совершенно бесполезно применять генетические средства анализа.
Речь идет о какой-то исходной возобновимой ситуации «абсолютного события» (Сартр), которая является основанием или условием человеческой жизни в качестве человеческой.
На философском языке эта ситуация называется «второе рождение». «В этом отношении и у человеческой ситуации как таковой нет истории, ибо всегда, хотя и разными методами, решается одна человеческая проблема, а сами внешние обстоятельства, какой бы исторической интерпретации они не поддавались, никак не могут прояснить смысл происходящего». —Кузьмина А. Т. Некоторые аспекты взаимоот ношений человека и культуры во фрейдизме // Кузьмина А.Т. Проблема субъекта в современной буржуазной философии. М., 1979. С.116. 200
Для проникновения в невыразимое и неконтролируемое человеком основание сознания нужно было найти какие-то обходные пути, или какой-то особый взгляд со стороны, когда засекается явленность чего-то другого в видимой вещи.
Фрейд обращается к функционированию языка в культуре, но в необычном виде — как описки, оговорки, обмолвки и т.д. Этот «языковый мусор» заинтересовал Фрейда именно потому, что в подобного рода вещах сказывалось нечто иное, какие-то скрытые механизмы сознания, не совпадаю щие с материальным воплощением, с содержанием сознания.
Иначе говоря, Фрейд рассматривает такого рода вещи (добавим к этому и сновидения, которые так же впервые им стали рассматриваться как средство проникновения к скрытым структурам сознания), которые рассматриваются в отношении к неврозам.
Пока была отмечена симптоматическая сторона такого рода образований сознания. Есть материальные образования самого сознания, которые что-то выражают, несут какой-то смысл. Реальные психические смыслы сцепились с какой-то материальной формой, данной в языке. Эти материально-духовные образования не обязательно вредны или имеют патогенные свойства.
Некоторые образования такого рода использовались при создании новой формы художественного романа. Дж. Джойс называл их эпифаниями и считал, что писатель как раз и должен отыскивать подобного рода сцепления, расшифровывая их и проделывая в художественной форме духовный философский акт. Смысл этого акта — в прояснении какой-то иной размерности мира, более совершенной и осмысленной, значимой для нас и более ценной, чем мы сами.
Тем самым осуществлялся тот же платоновский поиск иного мира, скрытый за видимым миром «теней».
Вообще, нужно хорошо понимать, с чем действительно столкнулся психоанализ и какова поэтому его главная проблема. Я уже сказал, что основной проблемой психоанализа является само же сознание, когда что-то переживаемое и «рожденное для жизни» в нашей духовной работе не получило адекватной формы экспликации, не вышло на артикулированную поверхность помысленного и понятого, а сцепилось со случайными материальными образованиями, становящимися своеобразными кентаврами (вспомним понятия-кентавры, понятия-чудовища в квантовой механике).
Следовательно, основная оппозиция, из которой вырастает психоаналитическая проблематика, это дилемма «природного (естественного) и культурного (свободного)». Бессознательное, как представляется, всего лишь миф-воспоминание о случаях неудавшейся трансформации природного в культурное (подобно мифу Платона о душе, вспоминающей о былых встречах с Богом как удачной попытке такой трансформации).
Ведь не случайно бессознательным Фрейд называет совершенно разнокачественные явления: биологические, языковые, социальные, да и сам термин «бессознательное» встречается только в «первойтопике», позже замененной на Оно.
Назначение же психоаналитической работы состоит в том, чтобы создать условия для нового сознательного опыта, внутри которого расщепляются патогенные образования и возникают «нормальные» феномены.
Н. Бор в своей статье «Единство знания» (1955 год) замечает: «Между прочим, можно сказать, что психоаналитическое лечение неврозов восстанавливает равновесие в содержании памяти пациента тем, что приносит ему новый сознательный опыт, а не тем, что помогает ему измерить бездны его подсознания». — Бор Н. Избр. науч. тр. М, 1971. Т. 2. С. 491.
Тем самым психоаналитик как бы подводит пациента к традиционной экзистенциальной или бытийной проблеме онтологического укоренения человека, ибо преобразование и трансформация природного в человеке в
культурную форму жизни невозможны вне пространства смысла и понимания.
Вопреки напрашивающемуся представлению о том, что человеческое измерение возникает в так называемой социализации, когда индивид усваивает нормы, предписания, идеалы социума, преодолевая тем самым свою животность и естественность, опыт человечества подсказывает нам, что подобное представление упрощенное, поверхностное, одностороннее, а значит, и неверное.
Опыт мировой культуры свидетельствует, что нет такого налаженного механизма, действующего независимо от нас, в котором продуцируются «человеческие существа как человеческие» (хотя в любой культуре есть попытки создать такой гарантированный механизм или средство для получения прогнозируемого и гарантированного результата по взращиванию в человеке человеческого).
Есть же, как утверждают философы, какая-то фундаментальная, метафизическая, или экзистенциальная, структура человеческого существования, которую трудно выразить, а потому, считает Л. Витгенштейн, лучше о такого рода вещах молчать.
Неуловимые и трудновыразимые законы этой структуры мира (их можно выразить лишь опосредованно, через символы, а не прямим, аналитическим образом), от которых нельзя отмахнуться, ибо они все равно будут действовать (хотим мы этого, или нет. Знаем мы об их существовании или нет, конечно, лучше знать и понимать), накладывают на наше мышление и наши действия определенные запреты.
Положим, символ «крестной муки» как раз о том, что какие-то фундаментальные свойства человеческой жизни — нравственные, правовые, эстетические и т.д. - не вытекают из уже известного, не обусловлены действием нормы или традиции.
Христос мог тысячу раз умирать и возрождаться на кресте, но если он не возродился в твоей душе, то ты погиб, и тогда нет и мира (того мира, в котором есть математика и нравственность, прекрасное и любовь. Словом, в человеческом мире.
В мире смысла, а не абсурда и имитаций). Этот же символ содержит представление о неких моментах жизни, через которые проходит вертикальное (или религиозное) сечение жизни, когда нужно остановиться, ибо здесь должно произойти завершение жизни (то, чего никогда не бывает в эмпирии жизни, но случается в ее онтологии). Символом завершения является «ничто» или «смерть».
Итак, завершенность, а следовательно некая полнота и сфера смысла. Ведь смысл открывается лишь тогда, когда есть завершенность и полнота. В самой по себе эмпирической жизни смысла нет. Это некий дополнительный момент жизни, вновь возникающий, и тогда она имеет смысл.
Или не возникающий, что связано с переживанием утраты чувства жизни и заброшенностью (М. Хайдеггер). Именно поэтому происходит возрождение и дление скрытой структуры бытия, или метафизики человеческой жизни, а в ней и человека (его «второе рождение»).
В этом вечном труде преобразования и возрождения, которое должен проделать человек на свой страх и риск, без посторонней помощи (подобно тому, как нельзя за другого понимать или чувствовать), случаются нарушения.
Психоанализ как раз и занимался своеобразными моментами «вызревания человеческого» в человеке, а точнее, «срывами» в такого рода преобразующей деятельности, когда трансформация и преобразование человеческой органики (в том числе и психики, которая также является естественным явлением) как бы получили «культурное увечье», когда не состоялось рождение «вечной души во втором рождении».
Фрейд «описывает драматическую историю стонущей плоти под невыносимым бременем свободы», создавая миф о бессознательном как воспоминании о ране в бытии. — Мамардашвили М.К. Вена на заре X X века // Мамардашвили М.К. Как я понимаю философию. М, 1992. С. 401.
На эту точку, в которой происходила попытка еновь-рождения человека, наслаиваются другие пласты жизни, и единственным свидетелем случившегося является сознание (сознание бытия, или бытийствующее сознание, как оставшаяся форма огня бытия), которое и следует задать, чтобы создать условия для возвращения человека к истоку, в котором возможно расщепление патогенных монстров сознания.
Фрейд столкнулся {открыл!) в своей работе психоаналитика с некими образованиями в жизни сознания, некими «третьими вещами», «духовной материей» как сцеплением материального и духовного (слова в виде материальной оболочки значений, предметы и вещи, даже запах сырости, пирожное «Мадлен» или неровности плит могут стать случайными материальными носителями смысла, который с ними сцепился, в них упаковался.
И, чтобы понять природу этих образований, нужно проникнуть в эту упаковавшуюся сферу смысла, а не пытаться исследовать материальный носитель смысла. В нем как материальном, внешнем, видимом образовании его нет).
Но есть патогенные, монструозные «третьи вещи», выражающиеся в неврозах и других психических нарушениях, в которые ушло то, что «переживалось, не было понято или было неправильно понято». — Мамардашвили М.К. О психоанализе. Лекция // Логос. 1994. № 5. С. 129.
Фрейд организует психоаналитическую работу как раз таким образом, чтобы расщепить, разорвать образовавшиеся случайные сцепления патогенного характера в понимающем переживании нового сознательного опыта (условия которого организуются в самом эксперименте врачом-психоаналитиком). Психоанализ, подобно квантовой механике, выступает теорией нового, неклассического типа — теорией индивидуального события, в которой нет уже «готового» объекта, как в классической науке.
Этот объект лишь создается, возникает внутри эксперимента и наблюдения. И в психоанализе, и квантовой теории (что прекрасно понимал и говорил об этом Н. Бор) исследователь и па циент (а в случае квантовой теории наблюдающий и наблюдаемое) принадлежат одной и той же реальности. И заметьте, я не касаюсь вопроса о существовании электрона «самого по себе» (кстати, многие физики не без оснований считают такое утверждение некорректным, ибо об электроне мы можем что-то сказать лишь в наблюдении, меняющем самим фактом наблюдения атомную систему до неопределенного состояния) или явлений сознания «третьего рода».
Речь идет о том, что об электроне можно говорить доказательно и контролируемо, а в случае психоанализа, патогенные образования расщепляются, и потому связаны с тем, что будет индуцироваться внутри опыта (внутри наблюдения).
В психоанализе тем самым проявляется черта, определившаяся уже в «философии жизни» и составляющая отличительную особенность современной философии: никаких рекомендаций, запрет на всякую нормирующую деятельность и продуцирование указаний общего толка на будущее.
Жизнь человека — это незавершенный проект, некая авантюра в неведомое, осуществляемая на свой страх и риск.
Одна из тонких и точных в своей оценке исследователей современной философии А.Т. Кузьмина пишет: «Психоанализ, как явствует из работ Фрейда, с помощью специально разработанной техники лишь помогает индивиду решать его сугубо личные проблемы, раскрывая смысл непонятных для самого человека представлений, реакций, поступков, мыслей, намерений и т.д.
Никаких рекомендаций относительно будущего образа действий и жизни он не дает». — Кузьмина А. Т. Некоторые аспекты взаимоотношений человека и культуры во фрейдизме // Кузьмина А.Т. Проблема субъекта в современной буржуазной философии. М., 1979. С. 117.
Всякая попытка снабдить человека какими-то твердыми опорами оборачивается тем, что сама жизнь для человека становится проблемой (он проживает не свою жизнь). Оказывается общие нормы и правила нужно воссоздавать своим индивидуальным усилием, как бы прорастая в них.
И в этом труде жизни нет готовых рецептов. Понимать и осмысливать нужно самому, своим индивидуальным усилием. Что не исключает некоторой помощи.
Ведь психоаналитик, стремясь к расщеплению патогенных образований, а значит, к индуцированию внутри опыта нового сознательного опыта, как раз и «ведет» его до некой точки, где должен вспыхнуть, случиться акт понимания. Но вот передать эту вспыщку понимания психоаналитик не в силах. Она должна случиться внутри созданной психоаналитиком понимательной ситуации.
Последняя предполагает установление реальных отнощений между пациентом и психоаналитиком, а не просто перенесение из-за сопротивления, когда врач играет фантазматическую роль, где смешана реальность и фантазия пациента, повторяющихся прошлых событий жизни пациента на врача, что в психоаналитической практике получило название трансфера (иначе говоря, врач должен действительно занять место в дуЩе пациента, между ним и пациентом должны установиться человеческие, а не врачебные отношения. Кстати, думается, что именно такого рода отношения должны устанавливаться и в педагогической практике, что удачно было названо «педагогикой сотрудничества».
Без трансформации педагогических отношений «ученик-учитель», «преподаватель-студент» в человеческие преподавание теряет что-то существенное) когда на врача переносятся фундаментальные привязанности, переживания и инстинкты. К такого рода ситуациям уже неприменима классическая методология, здесь должно разыграться то, что будет лишь создано. Ведь может и не быть создано. Гарантий нет.
Поэтому Фрейд считает, что психоанализ связан с тем, относительно чего невозможны какие-то общие законы и принципы. Почему? Дело в том, что психоанализ имеет дело не с реальными событиями в истории индивида, а со структурными, возникающими в работе воображения и "теоретизирования", которая проделывается индивидом (детьми) и внутри этой работы фантазирования и возникают, допустим, факт различия полов, смертности людей и т.д.
Именно эта работа символически представлена в теории Фрейда (на что и обращает внимание Лакан, восстанавливая тем самым «аутентичного Фрейда»).
Точно так же, комплекс Эдипа не является описанием реальных отношений в семье (среди отца, сына и матери). В реальной семье отца может и не быть.
Поэтому нельзя буквально воспринимать фрейдовские описание того, что отец запрещает сыну вступать в сексуальные отношения с матерью, или описание сцены якобы наблюдаемого ребенком полового акта между родителями, или описание «первичной сцены соблазна» и т.д.
Фрейд говорит о метафоре отца, о метафоре кастрации и метафоре фаллоса и т.д.
«Незадействованная» метафора отца, считает Лакан, приводит ребенка к тяжелой психической патологии.
Ж. Лакан отмечает: «Фаллос — это привилегированное «означающее» той отметки, которая обозначает место соединения логоса и возникновения желания». — Lacaw 7. Ecrits. P., 1966. P. 692. 205
Психоанализ (прежде всего у 3. Фрейда) имеет дело с явлениями, всегда данными в языке (что подчеркивалось Ж. Лаканом и его школой). Можно сказать и так: психоанализ всегда имеет дело с явлениями (неврозами), взятыми вместе с языком их понимания и осмысления. Именно потому это смешанные явления.
Иначе говоря, события, исследуемые психоанализом, разворачиваются не только во внешнем пространстве, но и одновременно в пространстве смысла и понимания, т.е. в пространстве жизни сознания.
(Продолжение следует)
Спасибо, что дочитали. Возвращайтесь.