В свои 42 Яков выглядел моложаво. Тюрьма подпортила здоровье, лишила уверенности в себе.
Нет, Яков не перестал быть волевым и смелым. Разорвалась какая-то нить, которая отвечала за решительность, за скорость реакции. Яков постоянно ругал себя за некоторую медлительность, появившуюся после побега.
"Лютый февраль" 38 / 37 / 1
Как только ловил себя на этом, начинал суетиться, торопиться. Но не было прежних чувств от этой бешеной жизненной скорости. Не было наслаждения тем, что он делал. Он знал, что находится не на своём месте, знал, что несмотря на новое имя ходит по острию ножа. Но жил так, как жилось.
Скучал по детям. Невыносимо больно было оттого, что не видел их давно, не знал о них ничего. Молчал о своей тоске. Начал было Павлу изливать душу, но у Павла были свои заботы. Не хотел никого нагружать проблемами.
Сторожил зернохранилище. Тоскливо царапал согнутым гвоздём на большом деревянном столе в сторожке имена детей: Александр, Алексей, Макар, Серафима, Илья, Роман, Аглая.
Всех детей Яков любил: и своих родных от Любы, и Глашиных, и совместных с Глашей.
Сторож, который сменял Якова спрашивал:
— Ты чьи имена тут нацарапал, Мишка?
Яков отвечал:
— Да так… На ум пришло — нацарапал. От тоски помереть можно.
— А ты не тоскуй, мышей лови.
— Я вроде не приучен мышей ловить, — возмущался Яков. — Не котом родился.
— А портить государственное имущество приучен?
Придя в свою смену Яков увидел, что стол закрашен толстым слоем красной краски.
Идя на днях к Павлу, столкнулся у его дома с девушкой. Она пролетела мимо пулей.
Её огненные волосы, казалось, успели зацепиться за Якова и запутать его. Он чуть было не побежал за ней.
Якову показалось, что закружилась голова, он даже покачнулся.
А дальше какая-то неведомая сила понесла его в санитарный пункт. Яков даже забыл, зачем шёл к Павлу. Ради приличия поздоровался и поспешил познакомиться с Василисой.
Внутри него всё бушевало. Он дышал глубоко, грудь выставил вперёд. Вспомнил, что такие же чувства у него были, когда началась революция. Всё новое и неизведанное манило его, влекло за собой.
Как развевалось пламя революции, так развевались огненные волосы Василисы. Она теперь была его революцией, его свободой, его силой. Он ранее не испытывал таких чувств. Но не боялся. Якову казалось, что жизнь поставила его на новую ступень и назад пути нет.
Бегая в санитарный пункт по пустякам, он не сводил с Василисы глаз.
После первой встречи побежал домой. Долго изучал себя в зеркале. Чуть подбрил поседевшие виски. Потом в голову полезли разные мысли: а вдруг я ей не пригожусь, а вдруг я для неё старый, а вдруг… А вдруг…
Но ноги сами несли своего хозяина в санчасть.
Но счастье было таким коротким. В последний день работы Василисы, Яков принёс ей письмо. Хотел как-то сгладить предстоящую трёхдневную разлуку.
Василиса стала открывать письмо, но Яков остановил её:
— Не сейчас, прошу вас! Дома… Если вам станет грустно без меня, я окажусь вдруг рядом. В моём письме есть я. До встречи, Василиса Петровна!
Но Василиса через три дня не приехала.
Прочитав письмо Якова ещё в машине, решила, что он слишком откровенен.
«Дорогая Василиса Петровна! Простите за мою наглость, но я понял, что вы нужны мне. Я знаю, что ваша молодость не для меня. Если вы решите, что я ошибаюсь, то будьте моей женой.
Я не дам вас в обиду. Я буду вас любить так, как никто в этом мире. На фото мне 20 лет. Запомните меня таким. С любовью и преданностью Яков Семёнович Мартовицкий».
Василиса скомкала письмо, положила его в сумочку. Сердце было не на месте. Она догадалась, что Яков ходит к ней не просто так. Но не думала, что он будет так напорист, так честен.
Василиса боялась, что зарождавшиеся в ней чувства быстро пройдут. Она не хотела обидеть Якова и приняла решение отказаться от работы в деревне. Тем более и жена Павла её невзлюбила.
Василиса решила для себя, что раз суждено ей остаться без родных и близких, значит она будет нести этот крест до конца жизни. Но сердце ныло.
Через три дня Яков бежал в санитарный пункт. Жажда встречи с Василисой была такой сильной, что он даже не здоровался с уже знакомыми ему жителями деревни. Не замечал никого.
А она не приехала…
И вот теперь она стояла и говорила самые важные для него слова:
— Яков Семёнович, не бросайте меня, прошу вас!
Как давно Яков не обнимал женщину! Как будто впервые всё было. Василиса прижималась к нему и плакала. Он гладил её по голове и утешал:
— Не плач, я не обижу тебя! Я никому тебя не отдам.
— Я от счастья, — прошептала девушка. — Я думала, что вы не сможете меня найти. А вы нашли.
— А я нашёл…
Тропинка от больницы вела на главную улицу города. Яков улыбался во весь рот, держа за руку Василису. Забылись вдруг все невзгоды, все переживания, все опасения. Он вдруг понял, что устал бояться.
«Мне же имя дано другое! — думал он. — Почему я должен в свободной стране испытывать страх? Я эту страну построил. Я поднял её с колен рабства, я был верен новому флагу. Почему я должен жить где-то в глуши и сторожить зерно? Я больше не боюсь. Моя любовь сильнее всех! Сильнее законов! Она в моей руке!»
— А вот тут я раньше работал, — сказал Яков гордо, показав на здание, где располагался комитет. — У меня был свой кабинет. Но… Жизнь загнала меня в другое место. Туда, где можно потерять свою волю и самоуважение. Я почти потерял. Но вы, Василиса, как будто возродили во мне былую смелость. Вы разожгли во мне новое пламя. И прямо сейчас я готов ко всему.
Василиса посмотрела на Якова с удивлением.
— А вы уверены, что тут безопасно?
Яков усмехнулся.
— Конечно! Меня здесь знают все. Прямо сейчас я познакомлю вас с теми, для кого революция стала роднее матери.
— Не стоит, прошу вас! — попросила Василиса.
— Отчего же не стоит? Мне нечего бояться! Я намерен доказать свою невиновность. Пойдёмте же!
Девушка шла медленно.
— Ну же, — поторапливал её Яков, — смелее!
У пропускного пункта Якова встретил полусонный солдат.
— Куда? К кому? Пропуск!
— К Петру Сидоровичу! Доложите.
Солдат посмотрел на Якова с удивлением.
— Так он уже год как на повышение пошёл.
— Тогда к Николаю Николаевичу, — произнёс Яков.
— Расстреляли…
Василиса дёргала Якова за руку.
— А Екатерина Макаровна?
— Она на месте. Как представить?
— Яков Мартовицкий…
Солдат ушёл.
— Надо же, — с грустью в голосе произнес Яков, — Кольку расстреляли. Хороший был мужик.
Солдат вернулся быстро, назвал номер кабинета и сказал:
— Без женщины! Доложено только о вас!
— Мне нужно с ней, — запротестовал Яков.
— Нет, не положено.
Между Яковом и солдатом началась словесная перепалка. Василиса стояла поодаль и ждала, когда мужчины закончат спор.
А потом солдат вдруг произнёс тихо:
— Бегите, Екатерина Макаровна позвонила кому надо. Я вас узнал. Бегите. Сейчас вас будут брать. Но вы хороший человек.
Яков встрепенулся. По голове словно кто-то ударил тяжёлым предметом. Он вдруг понял, как глупо поступил. Подошёл к Василисе, схватил её за руку и побежал. Даже забыл поблагодарить солдата.
Василиса испугалась, заплакала.
Когда на противоположной стороне улицы вдруг появилась чёрная машина, Яков наклонился, словно что-то обронил.
В это время рядом с пропускным пунктом проходил человек.
Машина остановилась. Из неё выбежали трое.
Один из них дунул в свисток и прокричал:
— Всем стоять! Проверка документов!
Остальные метнулись в проходившему мимо мужчине.
Яков оглянулся. Мужчину схватили и повалили наземь. Пока всё внимание троих было на другом человеке, Яков выпалил:
— Бежим!
Ещё один оглушительный свист за спиной ускорил бег.
Василиса на удивление не отставала.
Яков боялся даже оглянуться. Когда смешались с толпой, остановились ненадолго. Василиса еле дышала.
— Я больше не могу, — произнесла она.
Продолжение тут