Два года после основания в 1947 году Музея имени Андрея Рублева никто не пытался занять место его директора - претворение мечты о музее в жизнь требовало колоссальных усилий.
Благодаря инициативе начальника Главного управления по охране памятников Министерства культуры СССР архитектора-реставратора Ш.Е. Ратия на этот пост был приглашен из Грузии Давид Ильич Арсенишвили (1905-1963), энтузиаст музейного дела, основатель Театрального и Литературного музеев в Тбилиси.
Он был утвержден в должности директора 4 июля 1949 года.
Когда Давид Ильич Арсенишвили пришел в Спасо-Андроников монастырь, на территории бывшей обители в разрушенных строениях ютились десятки семей. Немедленной реставрации требовали все здания, включая и древний Спасский собор, в котором все еще располагался военный архив.
Начались годы упорного труда. Враждебно настроенные власти не раз предпринимали попытки выжить и упразднить музей. Но Давид Ильич с завидной энергией и настойчивостью пробивал стены неприязни и непонимания чиновников. Если кто-то не поддавался его уговорам, медлил, проявлял равнодушие, он пускал в ход свой последний аргумент: “Я грузин, и хочу, чтобы Музей русского искусства был открыт, был достоин своего призвания. А вы кто? Вы русский, и вы этого не хотите!”»
7 июля 1950 года Спасский собор был, наконец, окончательно передан музею. Но уже в ноябре 1951 года в Совете Министров снова был поставлен вопрос о его ликвидации. И тогда Арсенишвили чудом добился приема у главного партийного идеолога М.А. Суслова. Музей удалось сохранить.
В те годы коллектив музея состоял всего из пяти человек, двое из которых были техническими работниками. Первой и верной помощницей Давида Ильича стала Наталья Алексеевна Демина, которая перешла в музей из Третьяковской галереи, где занимала должность хранителя. Через год к ним присоединилась искусствовед Ирина Александровна Васильева-Иванова.
Воспоминания Ирины Александровны Ивановой из ее книги "Мой музей":
В первые дни сентября 1951 года …. Я устремилась в Андроников монастырь. Двери в собор были открыты настежь. Его интерьер был мрачен, искажен и захламлен. Помню страшно унылые стены, висящую клочьями и скрывающую белый камень живопись XIX века, паутину, невероятный хлам, всюду валяющиеся бумаги, доски от стеллажей. Собор только освободился от архива Главного управления военных трибуналов Министерства вооруженных сил СССР. Это был первый решительный шаг директора Музея Давида Ильича Арсенишвили. Первая его победа…
В соборе я увидела группу людей, которые, открыв рты, слушали высокого, статного мужчину. Это были жители монастыря и случайные посетители. Он рассказывал им, каким будет музей, как он нужен народу, так как Андрей Рублев – это величайший гений Древней Руси, создавший произведения, в которых все пронизано любовью и верой в человека. Именно тогда я услышала: «Здесь будет красивейший уголок Москвы, сюда будут приходить люди и поклоняться великому жизнелюбцу – Рублеву!.. Здесь будет замечательный Музей, тут будут собраны шедевры мастеров Древней Руси!»
Такой увлеченной, страстной, воодушевленной речи я не слышала никогда, притом все в его словах было пронизано добротой, мягкостью и трогательной благожелательностью. Перед ним стояли жители Андроникова монастыря, состоявшие из пьянчуг, бомжей, полунищих и замызганных жизнью людей. Но как он говорил с ними, как поднимал их человеческое достоинство, как внимательно относился к их вопросам! Я была покорена увиденной картиной и, так же как вся эта толпа, готова была еще и еще слушать этого человека, а главное – следовать за ним. Блондин с открытым, ясным лицом, с лучистыми синими глазами, он улыбался так, будто знал собеседника давно, испытывая к нему искреннюю симпатию.
По словам Натальи Алексеевны (Деминой), Давид Ильич был наделен Божьим даром – его главным «движителем» являлось вдохновение. Людям было трудно поверить в бескорыстие Арсенишивили, трудно понять, что этот человек одержим только идеей, своим преклонением перед Рублевым, без всякой личной выгоды. Меня, как молодого сотрудника, особенно упорно убеждали, что этот грузин – торгаш, преследующий определенную цель обогащения от Музея. И это тогда, когда Давид Ильич получал сто рублей и ходил в далеко не в новом костюме, который приходилось перед каждым торжественным выходом латать, чинить или сзади прикрывать заплаты портфелем. Я видела, как он зашивал свой костюм, ставил на нем заплаты, а потом появлялся в нем как король, грациозно и непринужденно раскланиваясь и всегда улыбаясь открыто, непринужденно, ясно. Давид Ильич жил на свою зарплату более чем скромно, но когда надо было ехать на прием в посольство (такой тактикой он помог утвердиться Музею), то нанималось не такси, а очень красивая, впечатляющая машина, и из нее выходил лорд, настоящий лорд, а не человек, который жил в соборе и ставил раскладушку на ночь для сна в экспозиции. Контраст между тем, какую распространяли о нем молву, и что было в действительности был очень велик, очень.
За десять лет работы с ним я ни разу не видела его гневным, раздраженным, опускавшимся до бытовых мелочей. Донкихотство всегда враждебно встречается у обывателей, в лучшем случае – с улыбкой снисхождения, но Давида Ильича или горячо любили, или ненавидели. Все свои силы он отдал этому Музею как месту, где можно делать людей светлее, чище, лучше, добрее! И сколько он мог бы еще осуществить, если бы не те препятствия, которые исходили со всех сторон! Сейчас можно только удивляться, как Давид Ильич, будучи человеком, который во многом открывал для себя мир древнерусской живописи, так быстро проникся убежденностью в необходимости Музея, посвященного истокам и развитию культуры Древней Руси, и так горячо начал за него биться. Ни тени сомнений, раздумий, колебаний, ни секунды неуверенности в правоте своих действий, и отсюда поразительный оптимизм….
К 1954 году коллекция древнерусского искусства, собранная сотрудниками, стала весьма значительной. Была создана и обширная библиотека, которая включала 480 томов, не считая периодических изданий Академии наук, а также богатое собрание архивных материалов. Музей начал давать консультации, справки, рецензии, проводить экспертизы, оказывать помощь периферийным музеям.
И вместе с тем, музей продолжал находиться в ненормальных условиях. Сотрудники ютились в одной комнате, среди ценнейших экспонатов, готовили экспозицию, однако представить собранный ими материал было совершенно невозможно из-за отсутствия помещения, пригодного для экспозиции.
Сколько раз обращался Давид Ильич за помощью в разные инстанции, куда только не писал писем! В защиту музея древнерусского искусства не раз поднимали свой голос Михаил Владимирович Алпатов, Дмитрий Сергеевич Лихачев, Илья Григорьевич Эренбург, Борис Александрович Рыбаков и многие другие.
Близилась знаменательная дата – 600-летие со дня рождения Андрея Рублева. Вопрос юбилея и официального открытия музея решался на высшем уровне. Боясь ответственности, начальник Управления культуры Мосгорисполкома Ушаков принял естественную для него меру: 23 января 1959 года Д.И. Арсенишвили был освобожден от занимаемой должности. Позже Н. Вачнадзе в своей книге «Давид Ильич Арсенишвили. Эскиз к творческому портрету» напишет: уволили того, кто «мучился, работал, писал, сообщал, возбуждал дело, действовал, творил чудеса, кто надорвал здоровье, вкладывая все свои силы не только в нужное дело, но и в ненужную работу, живя в почти нечеловеческих условиях».
21 сентября 1960 года на территории Андроникова монастыря состоялось официальное торжественное открытие Музея имени Андрея Рублева. Давид Ильич не был директором и не принимал участия в открытии. Он скромно стоял на ступенях собора.
Он вернулся в Тбилиси…
Осенним днем 1963 года в одной из тбилисских больниц решили навести порядок – вымыть полы, натереть мастикой. Давид Ильич, страдавший бронхиальной астмой, попросил уборщицу не натирать в его палате, но услышал ответ: «Идите к палатному врачу, пусть прикажет». Давид Ильич обратился к врачу, но получил тот же ответ: «Идите к главному врачу – пусть он прикажет». Главный врач равнодушно ответил: «Так положено». На следующий день Давида Ильича не стало. Он умер 16 ноября 1963 года от сильнейшего приступа бронхиальной астмы. Его похоронили на тбилисском кладбище «Сабуртало».
Памяти этого уникального человека режиссером Лео Бакрадзе снят фильм "Мравалжамиер" (мравалжамиер в переводе с грузинского означает "многие лета").
___
Спасибо за лайки и комментарии! Подписывайтесь, чтобы не пропустить новые интересные рассказы о нашем музее и его экспонатах!