Папа, на новом месте чувствовал себя прекрасно. Лизавета окружила его таким вниманием и заботой, что мы простили ей все. А прощать было что. Вспомнила, как мы всей семьёй пололи картошку в Сенгилее. Мне было лет девять, а Танечке одиннадцать. Мимо нас шла женщина, а мы с сестрой, увидев ее, начали кричать: "Макериха ду ра!" Это была она. Фамилия у Е.А. была Макарова
Папа лег на операцию, Елизавета Андреевна его навещала. Дело было зимой. Она застудилась и заработала неврит лицевого нерва. Перекосило лицо, опустился угол рта и подтекала слюна. Она говорила, что это наша мама ей послала такое наказание. Но, тайна сия велика есть. Мы не знаем и не узнаем никогда. Честно говоря, мы ей были благодарны за то, что папа доволен, что у него все хорошо.
С внуком он помирился, приезжал к нему, когда хотел, у него были свои ключи. Просил Андрюшу что-нибудь привезти, или купить, тот не отказывал, исполнял все его просьбы. Слава Богу, наступил мир.
Мы с мужем работали. Я занималась ещё и Гербалайфом. Подписала много народа. Приходила в какую-нибудь контору, где меня помнили полную, распахивала шубу, демонстрируя свою новую фигуру, и уговаривать никого не нужно было. Я сама свято верила в продукт. Может быть, самоубеждение работало, но так хорошо мне никогда не было. Я прямо-таки порхала. Все успевала: и с детьми работать, и кружок вести, и к домашникам ходить, и профкомом руководить, праздники организовывать и выбивать всевозможные блага для работников школы, и вот ещё - Гербалайф распространять.
Наступило лето и долгожданный отпуск. Слава был уже в Ундорах, помогал папе с огородом. Вместе мы в отпуске были совсем недолго, Слава уехал в Воркуту. Зато приехала сестра Таня с сыном Олегом.
Олежка вырос, возмужал. Стал просто настоящим мужичком. Мы заказали ограду на могилы мамы и бабушки. Они похоронены рядышком (теперь там и папа). А в то лето 1998 года он руководил установкой ограды. Олежка с Андрюшей застелили дорожки толстой полиэтиленовой пленкой в несколько слоев и засыпали песком. Получилось красиво. Трава потом все равно росла в песке, только выдергивать ее стало легко.
С сестрой мы не расставались, поскольку она жила у нас. Ездили к папе, к тете Лиде, к институтской подруге Танечки, которую звали тоже Таней.
Подруга была незамужней, жила с матерью. Они были помешаны на чистоте и дома у них было стерильно, как в операционной. Ещё когда был жив отец этой Тани, в посудном шкафу у них завелись маленькие муравьишки. Мать Тани засыпала все дустом. Уморила вместе с муравьями и своего мужа. Танюшка, ещё молоденькая студентка, занималась организацией похорон, некому больше было. Все были "слабые, расстроенные, беспомощные." Нас приняли радушно. Съели по крошечке принесенного нами торта. Танюша сказала, что они будут есть этот торт теперь целый месяц. Я была только рада, потому что была на Гербалайфе, считала каждую калорию, а у Танечки уже был диабет.
Танюша уехала, не дождавшись моего дня рождения, у нее была путевка в санаторий. Мы с Андрюшей остались вдвоем.
Лариса, когда папа лежал в больнице, навещала его, купила ему отличные тапочки, которыми он хвалился и гордился. Накануне моего дня рождения он пригласил ее в Ундоры набрать малины. Я поехала вместе с ней. А малины на кустах было совсем мало. Кое-как набрали ей литра два. За столом на дне рождения папуля тихонько толкнул меня в бок, и прошептал на ухо: "А я ведь малину-то вчера собрал!" и хитренько подмигнул мне. "Зачем?? Папочка, да ты что такое говоришь? Ты ведь пригласил ее! Мы ездили специально, вдвоем!" Я поняла, откуда дует ветер. Это драгоценная Лизавета его надоумила обобрать малину.
Но любила она папу без памяти. Наряжала, пекла ему пироги и жарила беляши. Не надо было так увлекаться мясом, но это им доказать было трудно. Папа мясо любил, Лизавета его им кормила, причем жирным и жареным.
Папа достал путевку в Ундоровский реабилитационный центр, санаторий для пенсионеров. Был в Ундорах на выпускном вечере своих бывших учеников и ему подарили огромный букет пионов. С этим букетом он прямиком отправился в соцзащиту и вышел оттуда с путёвкой.
Лиза собрала его, как жениха. Рубашка, не рубашка, брючки такие, брючки другие, спортивный костюм, футболки. Все новенькое, наглаженное, надушенное. Папа попал как мышь в короб! А в санатории, наверное, все бабулечки в него влюбились. Он там и про клюшку забыл. Ходил на танцы.
24 июля на день святой равноапостольной княгини Ольги я с двоюродными братом Сережей и сестрой Ларисой с мужем Олегом поехали в Ундоры. Для них, городских жителей, наши Ундоры были экзотикой. Поездка туда, засчитывалась, как вылазка на природу, на пикник, так сказать.
Мы проехали до дома отдыха Дубки. Спустились к Волге, накупались. Я забыла про то, что у меня болело колено. По склонам и оврагам летала, как птичка. На обратном пути мы зашли в магазин, купили бутылку красного сухого вина, ещё чего-то. Мясо для шашлыка, который мы собирались жарить в честь моих именин, было привезено из Ульяновска, замаринованным в трехлитровой банке. Мужчины поставили стол за калиной и вишней с северной прохладной стороны дома. Мы с Ларисой нашли бабушкину старую престарую, когда-то ещё до революции бывшую белой, а теперь засиненную, вязаную скатерть, покрыли ей стол, расставили закуски. Шашлык решили делать во дворе под бдительным присмотром. Открытый огонь всё-таки. Положили старый противень, вокруг него поставили кирпичи. Мангал готов. Нажарили шашлыков, наелись, выпили вино, поговорили, посмеялись. После пикника все, что указывало на то, что мы были в Ундорах, постарались уничтожить, чтобы папа не ругался.
В Ульяновск мы ехали на попутной машине, втиснувшись в нее вчетвером. Всю дорогу смеялись, шутили. Приехав к тётушке, взялись ей рассказывать о веселой поездке "на природу". И тут звонок. Меня зовут к телефону, говорят, что звонят из Ундор. Папина соседка кричит в трубку, что у нас что-то горит! Немая сцена...
На такси мчались в Ундоры я, Олег и Сергей. Я грызла костяшки пальцев. Меня утешали, что ещё ничего не ясно. На въезде в Ундоры нас остановил гаишник. Олег ему говорит:"Да, пропустите вы нас! У нас дом горит!" Милиционер ответил, что все уже сгорело. Я окаменела. Вся превратилась в зрение. Вот уже видно крышу родительского дома, вот и дом! А что же сгорело? А сгорел уличный туалет типа сортир. И дровник, примыкающий к нему, вместе с дровами наполовину сгорел. А по огороду плывет содержимое туалета, залитое от души пожарными, которые уже уехали.
Мы вылезли из машины. Сергей расплатился (по повышенному тарифу, за оба конца: дело было уже вечером). Сели мы на крылечке. Молчим от избытка чувств. К нам подошёл сосед дядя Петя и рассказал, что это он вызвал пожарных. Что горела уже крыша над погребом, где стояли два огромных баллона с газом, которые он вытащил, можно сказать, из огня. А пожарные взялись ломать дверь в дом. Дядя Петя им не разрешил. Зачем? Ведь пожар на улице! Я не знала, как его благодарить! Просто руки целовать надо было соседу. Он ещё сказал, что в санаторий позвонили, что папу никак не найдут, что он на танцах.
Долго нам пришлось его ждать, сидя на крылечке. Мы вспоминали, ломали голову, почему загорелся туалет? Сначала виноватым назначили Олега, любителя покурить. Решили, что это он бросил в туалете окурок. Потом Сережа рассказал, что пепел с противеня он высыпал в туалет. Появилась новая версия: искра из золы попала на стенку, тлела, тлела и вспыхнула. Дерево сухое, как порох.
К полуночи пришел папа. Нарядный, красивый. Воспринял все как-то легко. Велел всем укладываться, после того, как напились чаю. Утром рано я с двухметровыми родственниками (Олег и Сергей оба высокие, по метру девяносто с хвостиком) отправилась искать доски для нового туалета и дровника. Нашла ведь! Целых десять штук на колхозном стройдворе. Продали как погорельцам. Доски привезли на тракторе, не взяв с меня ни копейки. Тракторист оказался папиным учеником. Сказал, что Александр Александрович был его любимым учителем. Папе, о том, что это мы виноваты, я не сказала, зная его характер. Зато ему потом доложили, что какие-то бомжи выпивали у него за домом. На бомжей и списали вину, которые пили вино "за столом с белой скатертью". А бомжами были подполковник военком, знаменитый потомственный скульптор и два логопеда.