Первая попытка была в начале ХХ века, и тоже неудачная. Историки Меньковский, Уль и Шабасова из Уральского отделения РАН в книге «Советский союз 1930-х в англоязычной историографии» смотрят, как западные левые оценивали первый провалившийся экзамен.
«И.Дойчером была выдвинута оптимистическая версия. Он связывал наличие негативных сторон советского режима со спецификой экономического развития Советского Союза, окруженного врагами и находившегося под угрозой нападения. Идеологическую ортодоксальность, террор, эксцессы однопартийности Дойчер объяснял необходимостью индустриализации. «Когда этот этап пройдёт, всё, что нам, на Западе, не нравится в советском режиме, будет постепенно отмирать, коль скоро его патологические черты объяснялись либо особенностями личности Сталина, либо требованиями индустриализации». Подобной точки зрения придерживался и Б.Мур, видевший в советском режиме сочетание трёх начал – традиционного, рационального и террористического. Со временем, по его мнению, режим должен был становиться всё более традиционным и рациональным, а советские лидеры будут уделять все меньше внимания идеологии, а значит, всё реже склоняться к использованию крайних средств.
Пессимистический неомарксизм руководствовался концепцией азиатского способа производства, объясняя советский режим полным обюрокрачиванием жизни и утверждая, что явления, расцениваемые оптимистами как патологические, изначально присущи режиму бюрократического абсолютизма, однопартийности и идеологической ортодоксальности.
Дойчер оценивал сталинизм как варварский, но необходимый метод вывода страны из состояния отсталости. Он считал, что особые обстоятельства, сложившиеся после революции: культурная и экономическая отсталость, унаследованная от царизма; разруха, оставленная мировой и гражданской войнами; поражение революции на Западе – делали необходимым ограничение пролетарской демократии для сохранения основных завоеваний революции. Сталинизм был для Дойчера болезненной формой социализма в отсталой стране.
Важнейшие элементы причин генезиса сталинизма у Дойчера совпадают с анализом Троцкого в «Преданной революции». Во-первых, это слабость российского рабочего класса, который не смог стать ни широкой и стабильной социальной базой советской власти, ни источником руководящих кадров для большевистской партии. Во-вторых, влияние материальной отсталости на социалистические институты и социалистическое сознание. Сочетание слабости рабочего класса и материального дефицита, по мнению Троцкого, стало основой бюрократизации советского государства и вырождения революции. Троцкий видел в Сталине представителя консервативной бюрократии, которая оказалась способна установить контроль над революционным процессом и исказить его реальные цели. Бюрократия смогла сделать это главным образом из-за международной изоляции революции и низкого уровня социально-экономического развития России».
Сталин и Иван Грозный, Сталин и Петр I, «ориентализация» марксизма, сплав русского варварства и марксизма, мужицкий социализм – такими образами пользовался Дойчер для подчёркивания взаимосвязи русской и советской истории.
«Новый советский человек» сталинского периода не был ни официально описываемым социалистическим человеком, ни термидорианским узурпатором, ни старым русским крестьянином-индивидуалистом. Скорее он включал в себя элементы каждого. Такая тенденция свойственна постреволюционной диктатуре, которая всегда агрессивна по отношению к внутренним и внешним врагам, всегда националистична и шовинистична».