Егор не слышал, о чём ему говорил ритуальный агент, придававший своему голосу слишком много дежурного сочувствия.
Ему не нужно было никакого сочувствия! Ни дежурного, ни искреннего! Обойдётся.
Голос молодого человека раздражал, очень хотелось рявкнуть ему прямо в его холёное лицо, чтобы он заткнулся и обозначил, наконец, окончательную стоимость.
Егор даже сжал кулак.
Агент, наверно, заметил это. Потому что он как-то очень быстро проговорил ещё несколько фраз, мельком взглянул на висящую под потолком камеру видеонаблюдения и на выдохе (почти театральном!) произнёс:
- Таким образом, погребение вам обойдётся вот в эту сумму.
Он протянул Егору листок с перечнем ритуальных услуг и их стоимостью. Довольно приличной.
Агент уловил его смятение и тут же, предугадав вопрос, пояснил:
- Дело в том, что вы пожелали похоронить отца на его родине, а это транспортные расходы, командировочные, ведь наши сотрудники будут сопровождать тело до самого погребения...
При этих словах молодой человек сделал скорбное лицо.
Егор кивнул - мол, всё ясно.
Похороны отца были назначены на седьмое ноября. Не укладывались в положенный срок, ведь от места, где он умер, до деревенского погоста, куда Егор должен был доставить тело, ехать почти сутки поездом.
Ритуальщики обещали, что всё решат и подготовят, вплоть до отпевания в деревенском храме и поминального обеда.
Поминального обеда...
Егор усмехнулся, вспомнив это выражение.
Кто там будет поминать-то? В этой Богом забытой деревне? Три калеки, две чумы, как говаривала его хулиганистая тётушка, сестра отца. Которая вот уже третий год покоится на том самом погосте, куда Егор собирается везти отца.
До похорон оставалось три дня. Агент клялся, что ровно в восемь утра седьмого ноября гроб с телом будет стоять в храме. И далее всё по плану.
Егор решил поехать пораньше. Пока доберётся, пока устроится на ночлег... В общем, лучше заранее быть на месте.
И вечером Егор уже сидел в пустом купе, наблюдая, как проносятся за окном огни большого города.
Он заказал у проводницы чай с лимоном. И был очень разочарован, когда через несколько минут перед ним стоял поднос, на котором красовались: изящная чашка с блюдцем (в чашке был налит крутой кипяток), красиво упакованный пакетик заморского чая, маленькая ложечка, вазочка с колотым сахаром и щипчиками, блюдечко с тонко нарезанным лимоном.
- Девушка, - окликнул Егор проводницу, собравшуюся уже покинуть купе. - А можно мне не вот этот вот церемониал на подносе, а по старинке - в стакане с подстаканником.
Проводница вежливо улыбнулась, пожала плечами и ответила:
- Извините, у нас стандартный набор по той стоимости, которая указана в прейскуранте. А стакан с подстаканником давно уже не используется для пассажиров.
- А для кого используется? - с надеждой спросил Егор, у которого с критическим мышлением было всё в порядке.
Проводница улыбнулась уже понимающе и подмигнула.
- Персонал состава использует такую посуду.
Егор забыл имя проводницы, хотя она и представлялась, когда он заходил в купе. Он подсмотрел в бейджике, как её зовут, и умоляюще сложил руки у груди.
- Екатерина, миленькая... Я очень хочу, как раньше... Хочу чай в стакане с ложкой. Можно я вас угощу вот этим чаем, а вы меня своим?
Екатерина кивнула и вышла. А вскоре принесла Егору тот самый гранёный стакан в мельхиоровом подстаканнике и дзинькающей чайной ложкой. В янтарной ароматной жидкости плавали два тонких кружочка лимона.
- Угощайтесь! А свой набор оставьте себе. Завтра я вам кипяток свежий принесу и лимончик.
И девушка лёгкой походкой (вот как они так умеют ходить в шатающемся на скорости вагоне?!) удалилась в своё купе.
А Егор с наслаждением прихлёбывал терпкий сладкий чай, не вынув ложку из стакана. Потому что это было так... традиционно.
Ноябрь 1982 года...
Егору было двенадцать лет, и отец решил взять его с собой в Москву. Это была рядовая командировка от колхоза, каких у отца было множество.
А в этот раз было решено поехать вдвоём.
- Пап, а мы на поезде поедем? - затаив дыхание, спрашивал Егор, ни разу до этого не выбиравшийся из родной деревни дальше пионерского лагеря в райцентре.
- На поезде, сынок. В отдельном купе.
Отец привычно собирал дорожный чемоданчик, мать жарила пирожки и варила курицу в дорогу, а Егор весь дрожал от нетерпения.
Он поедет в Москву. В Москву! Увидит Красную площадь! И мавзолей Ленина!
До станции они ехали на колхозном грузовике.
Поезд пришёл минута в минуту, они с отцом запрыгнули в свой вагон и пошли по толстой ковровой дорожке, заглушавшей их шаги.
- Вот оно, - остановился отец возле белой двери в купе, на которой висела табличка с цифрой "9”.
Он с натугой отодвинул дверь.
- Смотри-ка, мы с тобой одни поедем, - удивился отец.
А Егор не понимал - радоваться ему или огорчаться. С одной стороны - ему очень хотелось послушать взрослые разговоры. Потом можно будет ребятам рассказать. А с другой - они с отцом могли почти сутки побыть вдвоём.
- Чай будете?!
Визгливый голос заглянувшей в купе тётки в сером жилете заставил Егора вздрогнуть от неожиданности.
- Будем, девушка, будем... С лимончиком!
Отец привычно и бодро обосновался в купе. И вскоре им принесли чай.
Они смотрели в окошко, пили обжигающий чай и болтали. Потом поиграли в морской бой. А потом Егор забрался на верхнюю полку и очень быстро уснул.
Их поездка длилась до вечера следующего дня. И эти часы стали самыми счастливыми в жизни Егора.
Он вдруг понял, что его отец очень весёлый и интересный человек. К ним в купе заглядывали люди, знакомились, разговаривали. Отец шутил, сам смеялся, много рассказывал...
Почему он не был таким дома?
Егор тоже много смеялся, слушал отца, затаив дыхание. И упивался гордостью за него и своей любовью...
В Москве они остановились в гостинице. И для Егора это было настоящее приключение. Он смотрел в окно, выходящее на шумный московский проспект, и представлял себя коренным москвичом.
Отец днём уходил по рабочим делам, а когда возвращался, они вместе ходили гулять. И несмотря на ноябрьский холод и темноту, эти прогулки приносили обоим удовольствие.
Утром седьмого ноября Егор смотрел парад на Красной площади по телевизору, установленному в холле гостиницы. Отец с утра ушёл по делам. Хотя день по закону был выходным.
Он не вернулся к обеду, и Егор самостоятельно сходил в гостиничный буфет, где купил стакан кофе с молоком и три пончика.
А вечером отец явился весёлый и... немножко пьяненький. Он сказал, что с коллегами отмечал годовщину революции. Поэтому немного задержался.
В холщовой сумке, которую он разгрузил прямо на кровать Егора, оказался праздничный набор: килограмм сливочного масла, две банки шпротов, палка сырокопчёной колбасы, кусок твёрдого сыра, банка зелёного горошка, две пачки индийского чая, сгущёнка и две плитки шоколада.
В отдельном пакете лежали зелёные яблоки, апельсины, завёрнутые в вощёную бумагу бутерброды с маслом и колбасой, гроздь винограда и финики.
- Вот, сынок... Можно сказать, праздничный ужин, - язык у отца заплетался, а глаза устало смыкались. - Ты поешь. Если хочешь, сходи купи лимонаду. Вот... Возьми деньги.
Он вытащил кошелёк и протянул Егору пять рублей.
- Да бери ты! Это твои. На эти... на карманные расходы. Бери, говорю!
И Егор взял.
На следующий день, когда отец опять уехал по работе, он спустился на первый этаж гостиницы, нашёл магазин сувениров и купил матери подарки.
Они возвращались обратно тоже поездом. Правда, в купе с ними ехала молодая пара - весёлая девушка с комсомольским значком на серой кофточке и её серьёзный спутник, бородатый и лохматый, в растянутом свитере с отвисшими локтями.
Почти всю дорогу отец и молодые люди говорили на взрослые, интересные темы. И Егор, лёжа на верхней полке и делая вид, что увлечён мелькающими пейзажами, внимательно слушал.
Да, его отец был интереснейшим собеседником.
И опять Егор озадачился - почему он дома не бывает таким простым и весёлым?
Почему между отцом и матерью нет таких лёгких и весёлых отношений?
Они вернулись тогда домой поздним вечером и застали мать в слезах. Оказалось, умер Леонид Ильич Брежнев.
Страна погрузилась в траур.
Егор тоже очень расстроился - как же так? Ведь ещё седьмого ноября он видел Брежнева на параде, живого. Он махал рукой в перчатке.
И что теперь будет? Как Советский Союз будет сдерживать агрессию буржуазной Америки?!
Привезённые подарки и деликатесы были забыты, родители сидели за столом и молчали. Егора шуганули спать.
И зябко кутаясь под тёплым одеялом, он чувствовал мерное покачивание, как будто находился в купе, а не дома...
...Опять ноябрь, ночное купе. Только Егор на этот раз совсем один.
В его возрасте уже не так легко взбираться на верхнюю полку, а потому он обустроился на нижней.
Сон в дороге теперь не был таким крепким, как в детстве. И до рассвета Егор продремал под стук колёс, время от времени выуживая детские воспоминания.
Тогда, в 1982 году, после их возращения из Москвы, в их семье что-то произошло.
Мать часто плакала, покрикивала на отца. А тот стал реже приходить домой вовремя.
Егор думал, что это всё из-за того, что умер Брежнев, и теперь все растеряны. И родители тоже страдают таким вот образом.
Но однажды его школьный приятель Славка, заявившийся к ним в дом за домашним заданием (как обычно - ничего не записал в школе), не увидев отца Егора, как бы между прочим спросил:
- А что, и правда батя твой ушёл к нашей учительше? И с вами больше не живёт?
Егор от такого вопроса сначала онемел, потом вспыхнул как факел и заорал:
- Ты чё несёшь, придурок?! Совсем ку-ку?!! К какой учительше? Как вот дам тебе в лоб сейчас! За такие речи!
Славка так натурально удивился, что Егор не в курсе. И прикусил язык. Больше ни слова не сказал.
Вечером, когда отец не пришёл к ужину, они с матерью сидели вдвоём за большим столом, покрытом розовой скатертью с бахромой по краям, и ели жареную картошку с грибами.
Точнее, ел Егор - он уплетал щедро политую сметаной картошку и заедал горячим хлебом из печи. А мать возила ложкой по тарелке и задумчиво смотрела в окно.
- Мам, а Славка мне сегодня такую чушь про отца сказал. Хочешь, расскажу?
Мать вздрогнула, но кивнула, не отрывая взгляда от окна.
- Сказал, что он ушёл от нас к нашей учительнице. Представляешь, какой дурак?
Вопреки его ожиданиям, мать не рассмеялась, а уронила ложку. Та громко звякнула об тарелку.
- Дурак, Егорушка, не Славка. Дурак твой отец! Опозорил нас... Шашни с вашей этой... закрутил! Она-то дочку одна растит, а отец мужик видный... Захомутала его, бесстыжая. И не ушёл он. Сама я его выгнала. И не пущу в дом больше!
И мать заплакала, спрятав лицо в кухонном полотенце...
Так Егор узнал ту страшную правду о своём отце и... о своей любимой учительнице. И в ту же секунду он горячо возненавидел их обоих. И ту дочку, которую никогда не видел. Но ненавидел просто за то, что теперь ей достанется всё внимание и вся любовь его отца.
- Я больше не пойду в эту школу, - глухо сказал он. - Иначе я её просто убью! И отца тоже. Пусть мне на глаза лучше не попадается.
Он тогда проревел всю ночь. Проваливался в тревожный сон, просыпался и вновь начинал всхлипывать и реветь. Мать заходила к нему, гладила по голове холодной рукой и качала головой, шепча: "Негоже так убиваться-то, как по мёртвому воешь ведь..."
Наверно, она была права.
Для Егора в тот вечер умерла вера в людей. Его предали все - отец, променявший его на какую-то чужую девчонку, мать, отпустившая отца просто так, учительница, бывшая такая ласковая с Егором... Змея оказалась!
Утром он проснулся совсем другим человеком - решительным и злым.
Мать забрала документы из школы и отправила Егора к тётушке в райцентр. Там и в школу его оформили.
Тётушка, хоть и была отцовой сестрой, но связи с ним не поддерживала, осуждала. А Егора обихаживала как родного. Ибо сама была старой девой без детей и даже без кошек...
Мать умерла через год после отъезда Егора. И он приехал в отчий дом, чтобы проводить её в последний путь. А потом, убитый страшным горем, вернулся обратно к тётушке. Как потом оказалось, с разрешения отца - его единственного законного представителя.
Отца он вычеркнул из своей жизни. И даже на похоронах не позволил тому приблизиться, сверкнув в его сторону красноречивым и злым взглядом. Он винил отца в раннем уходе матери.
И не он один - злые деревенские языки болтали, что извела её разлучница. И началась откровенная травля - люди не желали видеть, как строится счастье на развалинах горя.
На учительницу писали жалобы и доносы, она частенько ездила то в местком, то в партком. Дошло до того, что её собрались уже исключать из партии...
Женщина не выдержала натиска и наложила на себя руки. А девятилетнюю дочку оставила на мужа, который и стал девочке опекуном.
Егор тогда уже в армии служил, когда всё случилось.
Вернулся, поехал на могилу к матери в родную деревню - там и прознал про всё. И ведь тётушка ни словом не обмолвилась!
В родном доме жил теперь отец с падчерицей. Идти туда не хотелось. Егор постоял у калитки, потоптался, цедя папироску, но зайти так и не смог. Побоялся, что не удержится...
С того дня он раз в год проведывал материнскую могилку, а к дому больше не подходил.
Помчались годы, летела жизнь яркой птицей.
Егор женился, появились дети - два чудесных пацана. Всё реже он стал бывать в родном краю, даже с тётушкой общался редко. Всё что-то некогда было.
И когда она позвонила и сообщила, что отец тяжело болен, Егор удивился - ему-то зачем об этом знать?
- Егор, не нервируй меня! Уж сколько воды с тех пор утекло, ты сам, поди, на могиле мамкиной бываешь редко. Зачем отрекаешься от родни? Я вот старая уже, а простила непутёвого. И ты прости. Чего в жизни не бывает.
Он пообещал приехать. Но не сразу.
Что-то у них тогда с женой началось непонятное - отношения напряжённые, скандалы на пустом месте. И когда уже обстановка в доме накалилась до предела, Егор вспомнил о звонке тётушки. И поехал к отцу. Чтобы убежать, улететь, уползти от непонятных разборок с женой и осуждающих взглядов сыновей, когда он срывался...
Он остановился в гостинице в райцентре. Тётушке пока решил ничего не говорить о своём приезде - очень хотелось побыть одному, не отвечать на разные вопросы... Когда съездит к отцу, тогда и к ней наведается.
Вечером он решил подкрепиться в гостиничном ресторане. Нашёл свободный столик, изучил меню, сделал заказ. И тут увидел ЕЁ!
Она шла между столиками грациозной походкой, с прямой спиной и высоко поднятой головой. На лице очаровательная улыбка, ярко-голубые глаза излучали уверенность и доброжелательность, а волосы цвета спелой пшеницы были убраны в высокую причёску.
Девушка была похожа на стюардессу. С ней все приветливо здоровались, что-то говорили - было видно, что она здесь работает.
Она остановилась возле столика, за которым Егор ожидал свой заказ.
- Добрый вечер! У вас уже приняли заказ?
Бархатный, одурманивающий голос.
Егор понял, что попал под какую-то магическую ауру этой незнакомки.
- Меня зовут Полина, я администратор гостиницы. Если у вас возникнут какие-то вопросы, я готова их выслушать. А сейчас я желаю вам приятного отдыха в нашем ресторане.
И Полина пошла дальше.
А Егор сидел, как огретый пыльным мешком (тётушкино выражение), и не мог прийти в себя.
Вот это девушка! Наваждение какое-то...
После ужина он прихватил бутылку шампанского, пачку печенья "хворост" местного пошиба, плитку шоколада "Вдохновение" и поспешил к стойке регистратора.
Полина находилась за стойкой и с улыбкой смотрела на приближающегося к ней Егора.
- У меня проблемы, - с ходу огорошил он её. - И очень серьёзные! Только вы можете их решить.
Полина удивлённо приподняла бровь.
- Да, да, Полина! Только вы! Уделите мне полчаса вашего драгоценного времени.
В общем, под натиском мужского обаяния хитреца девушка сдалась и согласилась попить с ним чаю с хворостом. От шампанского она категорически отказалась.
Они просидели всю ночь. Проговорили на разные темы, обсудили политику, моду, книги, потом перешли к фильмам...
В общем, к отцу он попал только на следующий вечер, при этом не испытывая никаких угрызений совести. В конце концов, у него есть падчерица.
После стольких лет разлуки Егор увидел своего отца. И понял, что больше не желает ему зла.
Жизнь наказала его и так.
Постаревший, одинокий, больной (врачи сказали - онкология, но стадия операбельная) - он заслуживал только жалости.
- А дочка-то твоя где? - с горькой усмешкой вдруг спросил Егор. - Она-то почему не помогает?
- Почему не помогает? Помогает. Вот, билеты до областного центра купила, всё сделала. Ещё до твоего приезда. Но я так рад, что ты приехал, сынок... Ты меня сможешь... простить?...
Егор промолчал.
Он пока не был готов ответить на этот вопрос.
Он уехал из больницы и поехал к тётушке. А от неё - несмотря на громкие возмущения - вернулся в гостиницу. А перед этим забежал на главпочтамт и позвонил домой.
Жена поговорила с ним сквозь зубы, демонстрируя вселенскую обиду. Дети не пожелали даже подходить к телефону, чтобы поговорить с папой.
Егор махнул рукой - а, будь, что будет!
...Они с Полиной прогуляли всю ночь - на небе красовалась огромная луна, делая их прогулку сказочной и необыкновенной. Он рассказал, что приезжал к больному отцу. Он вообще в присутствии Полины постоянно рассказывал о себе. И это казалось естественным.
Домой он вернулся через неделю (жене сообщил, что побудет с отцом, а сам очаровывал Полину).
И там его ждал сюрприз!
Жена, собрав все свои и детские вещи, отбыла из дома, оставив записку о том, что семейной жизни нет и не будет, она уезжает к матери, детей забирает с собой. На алименты подаст сама.
Егор позвонил тёще. Та заверещала в трубку, что он сделал несчастной её дочь, но жизнь штука справедливая, и нашёлся тот, кто принесёт счастье...
Какая-то трагикомедия разворачивалась в жизни Егора.
Так вот чем объяснялись эти скандалы и недовольство жены!
Впрочем, и он тоже хорош. Умудрился закрутить роман с Полиной. И ведь не знал ещё об измене жены...
Развод прошёл, как в тумане. Он помнил только, как ругалась тёща, обещая оставить его без штанов (куда ей его штаны-то?). Жена отлично играла роль обиженной и брошенной женщины, а сразу после суда садилась в чёрную иномарку и уезжала под грохот музыки...
После развода Егор пытался навещать сыновей, которые почему-то жили у тёщи. Но те избегали общения, боязливо оглядывались на бабушку.
В конце концов, он оставил попытки пробить эту бронь.
И поехал к Полине - свободный.
Их роман длился ровно неделю. До того момента, когда Полина сообщила, что должна уехать в больницу к отцу.
Егор вызвался сопровождать её, но она не разрешила.
А потом выяснилось, что Полина и есть та самая дочь его учительницы. Та самая!
Вся детская ненависть возродилась в Егоре в тот момент, когда его любимая девушка призналась ему, что она дочь женщины, к которой в том далёком 1982 году ушёл его отец.
- Я случайно узнала, Егор... - Полина не поднимала глаз, пытаясь объясниться. - Отец мне рассказал, что очень хочет увидеть сына. И рассказал, что сын к нему однажды уже приезжал. Я сопоставила дату нашего знакомства и... Догадалась. Потом у отца спросила. И он подтвердил.
- И давно ты его называешь... отцом? - хрипло произнёс Егор.
- Только за глаза...
Он тогда сбежал от неё. Как последний придурок.
А потом поехал к отцу. Увидел его и... понял, что не сможет простить.
И как раз в тот момент, когда Егор пытался сказать отцу какие-то обидные слова, пришла весть о смерти тётушки.
Святая женщина - она своей смертью сумела остановить их перед окончательным разрывом.
******
Тревожный сон был прерван лучом ноябрьского солнца, заглянувшим в окно несущегося поезда и замершим тёплым пятнышком на щеке Егора.
Он стряхнул с себя остатки сна.
И воспоминаний.
Жизнь не одёжка, заново не перелицуешь.
Егор заставил себя тогда забыть Полину. Пытался заставить забыть отца, но не смог. И вот полгода назад он забрал старика к себе, устроил в хорошую клинику, где давали надежду на полное выздоровление.
Но надежде не суждено было сбыться...
Поезд прибыл на конечную станцию.
Егор взял такси и поехал сразу в деревню. Лучше он остановится в родном доме (хотя он там не был с того самого дня, когда так и не решился зайти после армии!), чем в райцентре, где рискует встретиться с Полиной.
До похорон оставалось два дня. Уже послезавтра тело привезут для погребения.
Дом встретил его гулкой пустотой и толстым слоем пыли. Но в целом всё было так же, как и в детстве, - белёная печь, резные окна, полки с посудой на стене, шкаф с одеждой... Маминой!
Отец так и не выбросил её вещи?!
Егор обустроился с минимальным комфортом (после похорон он сразу уедет обратно), порадовался, что мобильная связь отлично ловит даже в дальней комнате.
Ну, что ж. Два дня он перекантуется как-нибудь. А потом уедет и забудет это место. А дом продаст.
...Ритуальный агент не обманул - всё было организовано по высшему разряду.
Народу в церкви было немного. И Полину он сразу заметил.
Она стояла со свечкой в руках, светлые волосы прикрыты кружевным траурным платком. Но по-прежнему такая же красивая и обольстительная.
Егор решил не подходить и не разговаривать. Вот ещё!
А люди за их спинами начали перешёптываться.
А когда по завершении погребальной церемонии все собрались в сельском клубе, где были накрыты столы с поминальным обедом, Егор понял, что такое отчуждение между двумя близкими для усопшего людьми не нормально.
И он подсел к Полине. Задавал какие-то дежурные вопросы. Делал вид, что внимательно слушает. А у самого от её близости буквально останавливалось сердце...
Не простил. Но не разлюбил!
Полина уехала в райцентр. А он остался в деревне.
Утром предстояло ещё раз наведаться на кладбище, помянуть. А уж потом можно и уезжать.
Но вдруг Егора охватила такая сильная тоска, что он больше не мог оставаться один в этом доме.
И он отправился к Полине. В райцентр.
...Она открыла дверь, даже не спросив, кто там. И Егор уже было собрался прочитать ей грозную лекцию о безопасности жизни... Но, увидев, что на руках у Полины сидит девочка примерно двух лет, осёкся.
- Ты?! Откуда?!
А он не знал, что ответить.
Кивнул на девочку и хрипло спросил:
- Моя?...
Полина обречённо кивнула.
- Но почему? Почему ты мне не сказала?
Она молча повернулась и пошла, прижимая к себе девочку. Егор двинулся за ней.
- У меня есть дочь... О которой я не знал. А ты... Как ты могла допустить, чтобы она росла без отца?!
Но Полина ничего не ответила...
ЭПИЛОГ
Жизнь столь непредсказуема, что может соединить линии самых разных и далёких друг от друга судеб. А может разъединить самые близкие...
Егор, в одночасье лишившийся жены и сыновей, обрёл любимую жену и дочь.
И если бы в тот день, когда он узнал об измене отца, кто-нибудь ему сказал, что дочь разлучницы станет его любимой женщиной и матерью его ребёнка, он бы разорвал его.
А центром этих линий был его отец, которого он так сильно любил и которого потом столь же сильно ненавидел.
Егор забрал к себе Полину с дочкой. Дом он не стал продавать. Потому что в деревню они теперь приезжают часто.
Ведь там могилы их близких людей. И там исток их счастливой жизни.
Счастливой жизни...