Посидоний из Апамеи (Ποσειδώνιος ὁ ᾿Απαμεύς, 2-я пол. II в. – не ранее 51 до н.э.) – крупнейший представитель Средней Стои и наиболее разносторонний представитель стоицизма наряду с Хрисиппом.
Биография. Согласно большинству источников, Посидоний происходил из сирийской Апамеи (Страбон XIV 2, 13; Афиней VI 252 E; Лукиан. Долгожители 20; Суда, под словом Ποσειδώνιος). Сообщение словаря Суда, согласно которому Посидоний мог быть и уроженцем Родоса, – ошибка, связанная, видимо, с некоторыми обстоятельствами жизни Посидония (см. ниже). Скорее всего, он не был сирийцем: первыми поселенцами Апамеи Страбон (XVI 2,10) называет македонян из войска Александра Македонского. Точные годы жизни установить невозможно. Если допустить, что он прожил 84 года (Лукиан. Долгожители 20), и если верно сообщение словаря Суда, что он посещал Рим в консульство Марка Марцелла, т.е. в 51 г. до н.э, то год смерти – не ранее 51 г. до н.э., а год рождения, предположительно, 135 до н.э.
Посидоний учился у Панэтия (Цицерон. Об обязанностях III 8; О прорицании I 6), который возглавил стоическую школу после смерти Антипатра. Когда Посидоний приехал в Афины, не известно; если принять приведенную выше хронологию, то учеба могла приходиться лишь на самые последние годы жизни Панэтия, который умер (или отошел от руководства школой) ок. 110 г. до н.э. Учеба у Антипатра ([Гален]. История философии 3) невозможна по хронологическим обстоятельствам: в год смерти Антипатра (предположительно, 129 г. до н.э.) Посидоний, по всей вероятности, был еще слишком мал. Вопреки ошибочному утверждению словаря Суда, преемником Панэтия во главе афинской стоической школы Посидоний не стал, – видимо, по причине молодости. Он обосновался на Родосе, родине своего наставника Панэтия (скорее всего, в ближайшие годы после смерти последнего), получил местное гражданство и впоследствии открыл свою школу (Страбон XIV 2,13). Выбор Родоса мог объясняться тем, что это государство было пока еще независимым, достаточно богатым (Страбон XIV 2,5) и, видимо, охотно принимало способных иностранцев.
Одно время Посидоний много путешествовал, вероятнее всего – в начале или в середине 90-х годов. В пользу этого предположения есть следующие доводы. К началу 90-х годов Посидоний достиг зрелого возраста, и круг его научных интересов должен был окончательно сформироваться. Ему, несомненно, потребовалось время, чтобы после отъезда из Афин устроиться на Родосе, собрать необходимые средства и получить разрешение римских властей, без которого посещение многих районов становилось проблематичным или просто опасным. Менее вероятно, что всего этого он смог бы добиться уже в конце 100-х годов. С другой стороны, в 80-х годах он, видимо, уже открыл собственную школу, длительные отлучки позволить себе не мог и, скорее всего, почти не покидал Родос (за исключением деловых поездок в Рим), а лишь принимал у себя визитеров. Несомненно, что он посетил Испанию, Италию (с прилегающими островами) и южную Галлию (Страбон III 2,9; 4,17; 5,9; 9,10; IV 4,5). Но вряд ли на основании намеков Страбона (II 4,2) и Прискиана (Ответы на вопросы Хосрова, VI p. 72 Bywater) можно заключать, что Посидоний побывал в Германии и тем более в Британии: в те годы области на левом берегу Рейна еще недостаточно контролировались римлянами, а в Британии римлян пока вообще не было. К тому же, больше всего Посидония, вероятно, интересовала Испания – крайний запад Европы, изобиловавший мало изученными природными явлениями. Продолжительность и точный маршрут поездок неизвестны. Однако сообщения Страбона (III 2,5; XVII 3,4) позволяют предположить, что именно в Испанию Посидоний поначалу и направился, оттуда отплыл в Италию (где посетил, в частности, Лигурию, окрестности Неаполя и, возможно, Сицилию), а уже из Италии выезжал в близлежащие районы. Весьма вероятно, что он посетил Северную Африку, Сирию и район Мертвого моря, а также путешествовал по Греции.
На Родосе Посидоний получил звание притана (Страбон VII 5, 8). Притан – высшее должностное лицо во многих городах Ионии и на островах; его полномочия Аристотель ставил в один ряд с полномочиями архонтов и царей (Политика V 4,5, 1305а16 сл.; VI 5,11, 1322b29). По всей видимости, Посидоний стал пританом до того, как поехал в Рим в качестве посла в 87/86 г. (Плутарх. Марий 45), поскольку такую важную миссию можно было доверить только заслуженному и влиятельному человеку. В 80-х годах Родос оказался втянутым в орбиту войны с Митридатом, и Посидоний, вероятно, выполнял политическое поручение родосцев, желавших уточнить крайне важные для Родоса союзнические отношения с Римом.
Тем временем школа Посидония приобрела популярность у римлян. Цицерон, возможно, познакомился с Посидонием в Риме еще в 87/86 г. В 78/77 г. он посещал и слушал его на Родосе (Плутарх. Цицерон 4, 4), возможно, не один раз и еще в другие годы. Посидония Цицерон называл своим наставником и другом (О судьбе 5; О природе богов I 123; II 88; О пределах блага и зла I 2,6; Тускуланские беседы II 61) и состоял с ним в переписке (Письма к Аттику II 1,2).
Вероятно, через Цицерона с Посидонием познакомился Помпей, дважды (в 66 г. и 62 г.) посещавший его (Цицерон. Тускуланские беседы II 61; Страбон XI 1,6; Плиний. Естественная история VII 112; Плутарх. Помпей 42, 5). Все вышеупомянутые источники свидетельствуют о крайне почтительном отношении Помпея к Посидонию; возможно, что Посидоний написал специальное сочинение о Помпее (Страбон XI 1, 6). К посещению в 62 г. относится следующий рассказ Цицерона (Тускуланские беседы II 61): «Когда на обратном пути из Сирии Помпей заехал на Родос и захотел послушать Посидония, он узнал, что тот тяжко занедужил и у него сильно болят суставы. Помпей все же решил повидать знаменитейшего философа, навестил его, приветствовал со всем почтением и выразил чрезвычайное сожаление в связи с тем, что не может его послушать. На это Посидоний ответил: “Ну, ты-то можешь. Я не допущу, чтобы из-за моей телесной боли столь великий муж пришел ко мне напрасно”. И Помпей рассказывал, как Посидоний, продолжая лежать, вдумчиво и пространно рассуждал о том, что нет иного блага, кроме нравственно-достойного, а когда наступали вспышки боли, вновь и вновь повторял: “Пустое, боль, пустое! Как ты ни тягостна, я никогда не признаю, что ты – зло”».
С Посидонием, возможно, поддерживал отношения ученик Панэтия Квинт Элий Туберон или друг Цицерона Луций Элий Туберон ([Плутарх] О благородстве 18).
Точный год и причина смерти Посидония неизвестны.
Сочинения. Сочинения Посидония сохранились только во фрагментах, причем бóльшая часть текстов этого корпуса не может быть с уверенностью отнесена к определенным сочинениям; время написания сочинений уточнить невозможно. По названиям известны 29 аутентичных и 6 сомнительных; не во всех случаях ясно, относится ли название к самостоятельному сочинению или является вариантом. Основные источники – Цицерон, Страбон, Сенека, Плутарх, Гален, Афиней, Диоген Лаэртий, Стобей. Внутри разделов в основном сохранен порядок перечисления, принятый в издании Эдельштайна – Кидда (см. ниже); точное количество книг в большинстве случаев неизвестно; вопросительным знаком (?) отмечены предположительные названия.
1) Логика и методология: «О критерии» (Περὶ κριτηρίου); «Об общем исследовании против Гермагора» (Πρὸς ῾Ερμαγόραν περὶ τῆς καθόλου ζητήσεως); чтение этого, видимо, небольшого трактата слушал в 62 г. Помпей (Плутарх. Помпей 42, 5), «Введение о словесном выражении» (Περὶ λέξεως εἰσαγωγή); «О союзах» (Περὶ συνδέσμων).
2) Физика: «Физическое учение» (Φυσικὸς λόγος), 8 кн.; «О мире» (Περὶ κόσμου); «О пустоте» (Περὶ κενοῦ); «Основы метеорологики» (Μετεωρολογικὴ στοιχείωσις); «О небесных явлениях» (Περὶ μετεώρων), 7 кн.; «Метеорологика» (Μετεωρολογικά) (?); «О величине солнца» (Περὶ μεγέθους ἡλίου) (?); «О богах» (Περὶ θεῶν), 5 кн.; «О героях и демонах» (Περὶ ἡρώων καὶ δαιμόνων); «О судьбе» (Περὶ εἱμαρμένης); «О прорицании» (Περὶ μαντικῆς), 5 кн.; «О душе» (Περὶ ψυχῆς), 3 кн.
3) Этика: «Назидания» (Προτρεπτικοί), 3 кн.; «Этическое рассуждение» (Ηθικὸς λόγος); «О страстях» (Περὶ παθῶν); «О гневе» (Περὶ ὀργῆς); «О добродетелях» (Περὶ τῶν ἀρετῶν) (?); «О надлежащем» (Περὶ καθήκοντος).
4) Науки, история и прочее: «Против Зенона Сидонского» (Πρὸς Ζήνωνα τὸν Σιδώνιον) (?); «Сравнение мнений Арата и Гомера о математике» (Περὶ συγκρίσεως Ἀράτου καὶ Ὁμήρου περὶ τῶν μαθηματικῶν) (?); «Об океане» (Περὶ ὠκεανοῦ); «Перипл» (Περίπλους); «История» (῾Ιστορίαι), 49 кн.; «История Помпея» (Περὶ Πομπηίου ἱστορία) (?); «Тактика» (Τέχνη τακτική); Письма.
5) Сомнительные: «О птицегадании», «Письмо к Туберону», «История Марцелла» и комментарии на платоновские «Тимей», «Федр» и «Парменид».
При большом объеме написанного Посидоний заботился о яркости слога, но порой чувство меры изменяло ему. «Посидоний, хваля изобильность и достоинства этих рудников, не может удержаться от своей обычной риторики и с воодушевлением верит самым преувеличенным рассказам... В таких вот цветистых выражениях рассказал он об этом, словно сам из рудника добывал свою пространную речь» (Страбон III 2,9). «Трудно поверить, Луцилий, как легко сладость красноречия уводит от истины даже великих людей. Вот Посидоний... Сначала он хочет описать... Затем он переходит к земледельцам и не менее красноречиво описывает» (Сенека. Письма к Луцилию 90, 20‒21).
Применительно к корпусу Посидония остро стоит проблема отбора текстов; в зависимости от него заметно меняются многие нюансы учения. Начавший работу над первым современным собранием текстов Посидония Л. Эдельштайн и завершивший ее И. Кидд считали необходимым ограничиться лишь несомненными фрагментами – текстами, в которых содержатся цитаты из Посидония или пересказы его мнений с указанием имени. Всего в собрании Эдельштайна – Кидда [Edelstein, Kidd 1972] 115 свидетельств (за счет повторения номеров с буквами a, b, c и т.д. – 126 текстов) и 293 фрагмента (соответственно, 311 текстов, включая сомнительные), причем свидетельства и фрагменты частично дублируют друг друга. Данная статья ориентируется на это собрание. Затем вышло собрание В. Тайлера [Theiler 1982], включающее значительное число текстов, в которых имя Посидония отсутствует, но которые, по мнению В. Тайлера, могли бы относиться к Посидонию. Данный подход, дающий картину существенно более богатую, но и настолько же менее надежную, В. Тайлер считает главным и принципиальным отличием от методики Эдельштайна –Кидда. Всего он помещает 38 свидетельств (учитывая номера с буквами – 53 текста) и 471 фрагмент (соответственно, 582 текста, включая сомнительные и неподлинные). Самостоятельным предметом исследования учение Посидония стало лишь в XIX в., после появления в 1810 первого собрания фрагментов Посидония.
Проблема Посидония. И современники Посидония, и более поздние античные авторы высоко отзывались о нем, некоторые подчеркивали своеобразие учения Посидония и его близость к аристотелизму и платонизму. «Знаменитейший философ… Величайший из всех стоиков» (Цицерон. Тускуланские беседы II 61; Гортензий фрг. 50 Grilli). «Философ, претендующий, пожалуй, на первое место... Cамый многознающий философ нашего времени» (Страбон II 3,5; XVI 2,10). «Один из тех, кто сделал наибольший вклад в философию» (Сенека. Письма к Луцилию 90, 20). «Посидоний, знаменитый учитель мудрости» (Плиний Старший. Естественная история VII 112). «Посидоний, обладавший самым научным складом ума (ὁ ἐπιστημονικώτατος) среди всех стоиков, поскольку он много упражнялся в геометрии» (Гален. Об учениях Гиппократа и Платона VIII 1 p. 482,33 De Lacy). «Посидоний, разойдясь с ними обоими [Хрисиппом и Зеноном], превозносит учение Платона и присоединяется к нему» (там же, V 1 p. 292,20). «[Посидоний] старается приблизить к платоникам не только себя, но и Зенона Китийского тоже» (там же, IV 4 p. 258,23). «По крайней мере, так считал Посидоний, который отошел от Хрисиппа и в основном следовал Аристотелю и Платону. “В основном” я прибавил потому, что, как выясняется, эти три мужа расходятся по частным вопросам различия добродетелей, но в общем и целом согласны друг с другом» (там же, V 7 p. 338,11).
На основе этих отчасти чрезмерно лестных, а отчасти не совсем корректных оценок сформировалось преувеличенное представление о влиянии Посидония, способствовавшее возникновению целого теоретического течения. Основная тенденция работ о Посидонии конца XIX – первой половины XX века сводится к попыткам найти его влияние в текстах, где он не упоминается по имени. На этой позиции сформировалось самое авторитетное в течение более чем полувека направление, видным представителем и отчасти историографом которого стал К. Райнхардт [Reinhard 1926]. Он приветствовал стремление расширить корпус текстов, которые теоретически могут быть отнесены к Посидонию (на этом принципе и построено собрание В. Тайлера). Со временем сложилось мнение, что Посидоний явил собою своего рода универсальное связующее звено между Востоком и Западом, Грецией и Римом, осуществил синтез рационализма и мистицизма, пифагореизма, платонизма и аристотелизма и тем самым оказал почти всеобъемлющее влияние на последующее развитие античной философии.
Одним из самых ярких выразителей этого мнения был В. Йегер [Jaeger 1914]. Он считал, что Посидоний написал комментарий к платоновскому «Тимею» – комментарий сугубо положительный, обширный и необычайно популярный. К этой платонической основе Посидоний добавил аристотелевскую теорию причин, стоическую концепцию макро / микрокосмоса и мировой «симпатии». В результате такого глобального синтеза получилось нечто небывалое, и Йегер объявил Посидония «отцом неоплатонизма» (хотя и признавал, что к началу IV в. Посидония уже мало кто знал). В. Тайлер [Theiler 1930] полагал, что учение Посидония о «симпатии» между макро / микрокосмом послужило моделью для картины интеллигибельного космоса и натурфилософии Плотина. А.Ф. Лосев [Лосев 1979] объявил Посидония крупнейшим представителем «стоического платонизма», а этот последний – могущественным философско-эстетическим течением, захватившим несколько столетий. По его мнению, Посидоний синтезировал главнейшие достижения греческой мысли, и его проект нашел завершение в системе неоплатоников.
Эта точка зрения подверглась резкой критике: Дж. Рист [Rist 1969] и А. Грэзер [Graeser 1972] убедительно доказали, что объявление Посидония предтечей неоплатонизма – гипотеза, не имеющая основательного подтверждения. Интерес Посидония к Платону не подлежит сомнению: он более 30 раз упоминает, цитирует или пересказывает Платона – причем в позитивном ключе. Но, во-первых, имеющиеся свидетельства не позволяют заключить, что Посидоний написал отдельные и к тому же необычайно популярные комментарии (тогда от них наверняка что-нибудь сохранилось бы) к «Тимею», «Федру» и «Пармениду». Во-вторых, интерес к Платону не был чем-то необычным для стоической школы. Зенон Китийский размышлял, во всяком случае, с оглядкой на Платона, Хрисипп полемизировал с Платоном, а Персей Китийский написал обширный комментарий на «Законы» – возможно, в чем-то и одобрительный. Мы увидим, что за исключением методологии, учения об аффективной части души и, возможно, определения блага и счастья, Посидоний был достаточно правоверным стоиком, и объявлять его «стоическим платоником» оснований столь же мало, как объявлять его «стоическим перипатетиком» по причине интереса к Аристотелю, – хотя методологическая позиция Посидония ориентировалась на Аристотеля в большей мере, чем позиция ранних стоиков. Посидоний выделялся главным образом широтой своих интересов, которой он превосходил даже Хрисиппа; он соглашался с основными методологическими посылками Панэтия и реализовал его энциклопедическую программу. Помимо традиционных разделов учения, Посидоний занимался математикой и геометрией, естественными науками (астрономией, географией, геологией, ботаникой, зоологией), этнографией и историей. В каждой из перечисленных областей он добился определенных успехов. Универсализм Посидония, возможно, был одной из главных причин его влияния: печать посидонианства, вероятно, лежала на всей «римской философии» I в. до н.э – I в. н.э., но определить специфику этого влияния трудно.
Ученики. Ученики Посидония были второстепенными фигурами, не сыгравшими заметной роли в истории стоицизма. Ясон из Нисы – внук Посидония, его преемник во главе школы на Родосе; автор «Жизнеописаний знаменитых людей», «Преемств философов», «Жизни Эллады» в 4 кн. и сочинения о Родосе (Суда, под словом Ἰάσων). Асклепиодот, пересказывавший воззрения учителя (возможно, «Метеорологику»), несколько раз цитируется Сенекой (например, Исследования о природе II 26, 6; VI 17,3). Упоминаемый у Диогена Лаэртия (VII 41) Фаний занимался, видимо, изданием и комментированием лекций учителя (сочинение «Чтения о Посидонии»). Возможно, у Посидония учился Афиней из Атталии, которого Гален называет «основателем пневматического направления в медицине» (О связующих причинах 2,1). С некоторой вероятностью можно считать учеником Посидония математика и астронома Гемина (время жизни неизвестно), который привел в сочинении «Введение в астрономию» выдержки из метеорологических трактатов Посидония (Симпликий. Комм. к «Физике» Аристотеля p. 291, 21 Diels).
Деление философии. В отличие от ранних стоиков, «Посидоний… предпочитал уподоблять философию живому существу, причем физическую часть – крови и плоти, логическую – костям и жилам, а этическую – душе» (Секст Эмпирик. Против ученых VII 19). По сообщению Фания, ученика Посидония, его наставник начинал изложение философии с физики (Диоген Лаэртий VII 41). Хотя единой нормы, жестко регламентирующей порядок расстановки и изложения отдельных частей философии, в школе не было, все наиболее авторитетные стоики начинали изложение учения с логики, и ни один из них не начинал его с физики. Видимо, сообщение Фания не следует понимать буквально (к тому же это единственное свидетельство, и его надежность под вопросом). Весьма возможно, Посидоний (вслед за Панэтием –?) считал, что логика настолько тесно интегрирована в любую физическую или этическую проблематику, что для ее формального изложения как части учения достаточно общепропедевтического введения. Поэтому в данной статье принята традиционная последовательность логика – физика – этика.
Общая методология. В общеметодологическом плане Посидоний, возможно, больше других стоиков ориентируется на Аристотеля. «Этиологический» пафос Аристотеля, искавшего причины даже самых незначительных явлений (Диоген Лаэртий V 32), как отметил Страбон (II 3,8), был присущ Посидонию: «Ведь он уделяет много внимания изучению причин, то есть, следует Аристотелю – чего наши [т.е. стоики] избегают, ссылаясь на скрытость причин». По сообщению Симпликия (Комм. к «Физике» Аристотеля p. 291, 21 Diels), «Александр [Афродисийский] дает себе труд привести слова Гемина из его краткого изложения “Метеорологики” Посидония, поскольку в качестве отправной точки рассуждения здесь избран Аристотель. Слова эти таковы. Задача физического учения (φυσικὴ θεωρία) – рассматривать сущность неба и звезд, их потенцию, качество, возникновение и уничтожение… Оно может предложить доказательные выводы (ἀποδεικνύναι) относительно их величины, формы и порядка. А вот астрономия (ἀστρολογία) не берется рассуждать ни о чем из перечисленного… Однако часто бывает, что астроном (ἀστρολόγος) и исследователь природы (φυσικός) выдвигают для доказательства один и тот же вопрос – например, солнце велико, земля шаровидна, – но при этом следуют разными путями... Исследователь природы будет… доискиваться причины, всматриваясь в созидательную потенцию (ποιητικὴ δύναμις). Астроном же, всякий раз делающий вывод на основании привходящих внешних свойств, не способен усмотреть причину… По возможному способу [астрономическое] изучение планет похоже на исследование причин (αἰτιολογία)… Но астроному совершенно не нужно точно знать, какие вещи по природе своей неподвижны, а какие способны двигаться. Он просто выдвигает предположения… и выясняет, с какими предположениями согласуются небесные явления. А вот у исследователя природы он должен заимствовать основоположения (ἀρχαί), гласящие, что движения звезд являются простыми, равномерными и упорядоченными».
Приблизительно то же самое передает Сенека (Письма к Луцилию 88, 25‒28). По мнению Посидония, «математика оказывает нам некоторые услуги и необходима философии в той же мере, в какой ремесленник [изготовляющий инструменты] – ей самой, но он – не часть математики, как и она – не часть философии. Кроме того, у каждой из них свои пределы: мудрец исследует и познает причины природных явлений, а математик отыскивает и высчитывает их количественные и пространственные свойства... Знать, по какой причине в зеркале появляются отражения – дело мудреца; а вот математик может сказать тебе, насколько должен отстоять предмет от отражения и какие отражения дают зеркала разной формы. Что солнце велико, докажет философ, а насколько именно – пояснит математик, опираясь на свои умения и опыт. Но для выполнения такой работы он нуждается в некоторых основоположениях... Философия ничего не просит у других: все свое дело она возводит на собственном основании».
Основная мысль Посидония ясна: исследователь природы, т.е. философ (он же – мудрец) изучает наиболее общие свойства мироздания, обращая особое внимание на причинно-следственные связи. Астроном или математик, т.е. ученый узкой специализации, ведет свои наблюдения, опираясь на предпосылки, сформулированные философом. Предметы исследования философа и ученого могут частично совпадать. Но если философ стремится выявить сущность и причину явления, то узкий специалист в большинстве случаев ограничивается описанием или констатацией на основе правдоподобных предположений, причем для объяснения одного и того же явления он может использовать несколько гипотез. Специализированные дисциплины не занимаются исследованием причин, а потому в строгом смысле не являются частью философии.
Автор: Столяров А.А.