Чук полу ехидно интересуется, каким образом она подошла к этой цифре.
Прелесть говорит, что уже обращалась в большие фармацевтические компании, и Johnson & Johnson, например, предложил ей работу и ценных бумаг компании на 2 с половиной миллиона. С условием, что она не может продавать их в течении 5 лет. Вот она и подумала, что 30% наличными было бы не так и много.
Лео смотрит на меня: « Что скажешь, химик-консультант?»
Я совершенно не ожидаю такого хода событий, не готовый принимать участия в купле-продаже моего же товара, как заинтересованное лицо, и мямлю с безразличной уверенностью: « 2.5 миллиона – это правдоподобная цифра на бумаге. За пять лет много воды утечет. Джонсоны могут потенциально удесятерить себе в карман договорную сумму, если подключат продукт к какому-нибудь «безвредному» лекарству-носителю и просто ждать срока его легального выхода на рынок. Но могут и обмануть: написать в условиях договора про продажу ценных бумаг только после работы для компании не менее, чем 10 лет. Компания легально может обобрать частное лицо с необыкновенной легкостью. У них есть целый отдел юристов, которые знают свое дело. Поэтому они там и работают. Просить 30% довольно умеренная цифра, если принять во внимание, что 2.5 миллиона едва ли шапка от айсберга.»
Лео не очень понравилась мое выступление, и он говорит, глядя на Лину: «У вас чековая книжка с собой? Мы поможем девушке и организовываем компанию с 4 вкладчиками по $180000 с носа.»
Прелесть ошарашена таким поворотом событий. Она не может поверить, что все разрешилось так быстро и с надеждой, что ее просто разыгрывают спрашивает: « Но что вы к ним будете делать?»
Первым говорит Гек. Простым и доходчивым языком, как народный сказитель между заходами в парную, он вещает: « Мы пожем предложить продукт большой коннозаводческой ферме, которая выставляет на каждые скачки по стране по 10-15 лошадей. Это будет их внутреннее дело, как использовать продукт. Мы можем получить от них один взнос и умыть руки о дальнейшем.»
Следующим Чук принимает эстафетную палочку: « Мы можем нанять или взять в долю конюха такой фермы, чтобы он сообщал нам, какая лошадь должна прибежать первой. Чтобы никому не бросалось в глаза, можно выигрывать 200 тысяч за неделю скачек. Могут возникнуть вопросы по уплате налогов, но и это может быть разрешимо.”
Никто из нас особенно не удивлен услышанному. Список «мы можем» похоже не имеет конца. Картинка напоминает эпизод из «золотого теленка», когда с миллионом в чемодане Остап мечется под малиновым одеялом на верхней полке поезда, в то время как другие пассажиры купе пьют копеечный чай и обсуждают чтобы они сделали, если бы у них был миллион рублей.
Прелесть правильно ведет свою партию. Она разводит руками и говорит, что иметь прикладные способности ума и тела иногда даже более важно, чем основные. Никто особенно не врубается на ее заявление, потому что твердо уверены, что у ума главные способности – это прикладные.
В воздухе витает какая-то незаконченность. Малыш смотрит на Лео и спрашивает: «А что думает верховный жрец?» За 5 дней Малыш и Лео прилично «въехали» друг в друга и дружественно пикируются, как одесситы на коммунальной кухне.
Лео делает одно из своих знаменитых выражений лица, которое требует немедленного молчания окружающих, и принимает позу тела атлета на отдыхе.
В его глазах видна мудрость и улыбка, но эта улыбка не радости, а печали:
« Я думаю, что все, что предлагали предыдущие ораторы, имеет место быть исключительно в их мечтах. Пусть оно там безнаказанно и остается.»
Наступает пауза. Прелесть смотрит на Малыша молящим взором вакханки и первого ряда картины Последний день Помпеи.
У Чука и Гека отстраненные лица, какие бывают при разговоре с полицейскими после остановки за пользование звуковыми сигналами в жилой зоне после полуночи.
Мики и Лина в сердцах думают, что Лео просто не хочет делиться ни с кем, и поэтому ищет лазейку, как разубедить команду, чтобы потом «поднять» все самому за пол-цены, но ничего не говорят вслух.
Ники просто расправляет плечи, как учили.
Лео читает недовольство на лицах и продолжает: « К сожалению у нас нет вспомогательных средств, чтобы использовать продукт с выгодой для себя. За нами не стоит никакая силовая структура как и нет у нас крючкотворных юристов. До того, пока что-то из ряда вон выходящее готово попасть на рынок официально, обычно проливается много крови. Новшество кочует из рук в руки, которые иногда отрубаются физически. От дилетантов оно попадает к профессионалам, сметая по дороге случайных людей. Чтобы не быть голословным хочу напомнить всем эмпирический пример, отраженный в литературе графом Алексеем Толстым. Я говорю об инженере Гарине и его гиперболоиде. Гек, ты помнишь инженера и его любовницу Зою Монроз?»
Гек кивает, что помнит обоих, как если бы видел только вчера.
Лео продолжает: «Я думал, что было неплохо бы объявить на продукт закрытый торг, но риск очень высок. Мы все семейные люди и не имеем морального права подвергать риску не только семейные средства, но и наши жизни. Все, что мы можем предложить Прелести – это долгосрочный лоан-грант под льготный процент.»
Прелесть смотрит на Малыша, который все это время балансировал своим телом на невидимом в песке канате. Он вдруг потерял равновесие и сел сел в песок. Наступившую тишину нарушает Розанка, обе ее руки заняты стаканчиками с жидкостью, из которых она поочередно отпивает: « Любимый, ты иногда говоришь такие странные вещи вслух, что не посвященным это может показаться грубым и необоснованным отказом. В палитре любого события больше, чем две краски – черная и белая. Не будь ты таким негативным в этотт прекрасный солнечный день – может быть твое мнение чрезмерно радикально и субъективно?»
- Розанка, что ты пьешь – и я хочу такого – говорят Мики, Ники, Чук и Гек, не сговариваясь, и смеются своему синхронному остроумию.
Лео смотрит на компанию и осторожно, как таичист разводит руки: « За что еще я люблю мою Розанку, так это именно за то, что вы все услышали. За все наши годы совместного счастья и разного она так и осталась молоденькой девушкой и исключительно позитивным мышлением. Относительно таблеток я даже больше и не хочу обсуждать. Из всей палитры красок я вижу здесь только черную.»
Малыш сидит в песке. Рядом с ним примостился Слаш. Остальные мужчины поправляют головные уборы и смотрят в сторону моря. У Розанки влажные от счастья или другого глаза: « Лео, ты не должен был такое говорить прямо здесь. Тут же полно русских из других городов. Они могли тебя услышать... но вцелом ты, наверное, прав. Спасибо за теплые слова. Но мы все равно пригласим Прелесть и с ее Малышом к нам в гости, ладно?»
- О чем ты говоришь – это же две совершенно разные вещи. Пусть приходят, я знаю.» отвечает Лео.
Только моя Лина сидит довольно отсутствующей к действительности. Она читает, что-то немецкое о массовом отбеливании зубов под полным наркозом индустриальными способами. Волейбольный мяч подкатывается к ее ногам и вежливо останавливается в миллиметре от журнала. За мячом подходит молодой парень. Именно таких Лина называет «пацанюгами». Они всегда выглядят как надо, независимо от напяленного на них рванья. Я отмечаю про себя, что никто рядом с нами не играл в волейбол. Значит, этот парень подощел к Лине не только за мячем. Это старинный международный прием знакомства с женщинами на пляже, когда товар налицо. Я вспоминаю крымских бедных ходоков с дырявыми мячами, подсаживающихся к одиноким москвичкам.
Лина смотрит на парня, как он стоит над ней и взвешивает свои шансы – остаться для знакомства или подкинуть мяч кому-нибудь другому.
Лина никогда не была москвичкой на крымском пляже и не знает пляжного ритуала знакомств с незнакомцами. Она просто отбивает мяч, чем и решает проблему для лже волейболиста.
Так часто случается в жизни, что после каких-то драматических событий или кризиса в болезни наступает своего рода вакуум. И это неважно, что никто не пострадал физически или даже человек пошел на поправку, пустота занимает все пространство в головах бывших участников недавних драматических событий. Хорошо еще, если вы находитесь при обычных обстоятельствах, и вам необходимо выполнять рутинные телодвижения: вставать, идти на службу, решать там какие-то текущие проблемы. Находясь же на отдыхе, вы лишены всего этого. Вы чувствуете себя выброшенным на берег никому не нужным кокосовым орехом и знаете, что не будет другой такой силы, которая подхватит вас и унесет назад в шальное теплое море с миллионами пузырьком и звуков, и вы будет кружиться до бесконечности в центре двух самых важных стихий, и в этом есть весь смысл вашей кокосовой жизни. А вовсе не распускать (сопли) корни в сыроватый соленый песок и превращаться в очередную кривошеюю пальму.
Наше пустота и потеря настолько очевидна, что незнакомцы останавливаются около нашего зонта и предлагают свои услуги в поисках утерянного. Никто из нас даже и не пытается затеять что-то новое или вспомнить старое.
В то время, когда Лина читает про отбелку зубов, Ники делает потуги и предлагает почитать что-нибудь поучительное из собраний мыслей все того же Грибоедкинда. Она говорит, что у него, как Конфуция или Севы Каплана, есть соображения и инструктивное на все случаи жизни, начиная от мыслей в зеленом туалете до социологического анализа матерей-одиночек. Мы смотрим на нее, как уставшие от игр в мяч с любимой собакой, но и не смеющие отказать ей в своем внимании.
Ники видит, что простой поверхностной темой такой застой массовой хандры не разогнать и читает нам про платные оргии в центре Манхаттана. Читает она не профессионально, как сделал бы это диктор или актер, а очень эмоционально: ее глаза опережают произносимые слова, и она заблаговременно смеется для себя еще до того, как окружающие услышали и поняли, о чем весь смех. Никого это не смущает. У нас розовеют щеки, и вакуум дает маленькую трещину.....
Обычно инициаторами похода на платную оргию бывают женщины. Они более мнительны и чувствуют/видят полутени в ваших отношениях первыми.
Мужчинам, когда подобное кажется, есть чем заняться в этой жизни помимо: купить новый ствол и разбирать его на время с закрытыми глазами, вписаться в другую ракетбольную команду или просто завести дневную шашню с женщиной из соседней конторы, с которой он пересекается во время ланча. Мужчины так и поступают потому, что редко хотят быть зачинщиками каких-либо перемен с возможными административно-социальными последствиями.
Поэтому женщинам и карты в руки.