Виторган играет человека растерянного и потерянного, навек придавленного сталинским гнётом, но доброго, мягкого, сердечного. Он вполне комплиментарен с огромной мягкой куклой-Михоэлсом, создаёт с ней один застенчивый образ. Хайруллина же, напротив, играет на контрасте с куклой-Чаплиным. Ватный улыбающийся гигант – и крохотный человечек, усталый и отрешенный. Михоэлс-Витогран – душевная широта и могучий темперамент. Чаплин-Хайруллина – печальная мудрость знающего жизнь человека. И Чаплин Михоэлса лечит – лечит от вечного комплекса вины советского человека, снова и снова «подставляя» его – разбивая вазу, проливая кофе. Лечит от наболевшей невыговоренности – оставляя его общаться с говорящей птицей. Лечит смехом, лечит ожиданием, лечит игрой и общением, лечит даже стыдом, собирая украденные «по привычке» ложки. И постепенно плечи Михоэлса-Виторгана расправляются – и возможной становится встреча на равных. Впрочем, нет, ещё не совсем. Ещё будет эпизод, когда Михоэлс «учит» Чаплина играть трагедию, становясь при этом сам до предела комичен. На одном из спектаклей студенты за мной умирали со смеху, видимо, узнавая своих педагогов в брани, оре и ворчании Виторгана. Чаплину по Крымову тоже надо что-то преодолеть – свой страх, своё неверие в то, что он способен реализовать себя в трагических ролях. Но вот, когда всё это преодолено, происходит Встреча. И они играют вместе – поверх условностей, традиций, различий… После длинного, так сложно и интересно проведённого рисунка каждой роли, после стольких режиссёрских находок, кульминацию спектакля, акт свободного совместного творения двух художников, Крымов отдаёт целиком на откуп артистам. И они читают сцену первого бала Наташи Ростовой, так читают… И вот мы видим уже не двух персонажей спектакля-игры: мы видим князя Андрея – большого, чуть неуклюжего и Наташу – хрупкую, трепетную как… как… Простите меня, но да, как лань. Мы видим этот первый танец и слышим прерывающий его вопль-отчаянье: «Мне нужно уходить!». И Роза Хайруллина – уже играющая не Чаплина, уже вышедшая за пределы собственной роли, Она уговаривает Его – давайте сыграем то, и ещё это, и дальше уже совсем по-женски и совсем по-детски и совсем искренне: «я хочу сыграть Вашу жену!» - и спрячет голову у него на груди. И медленно, устало, артисты подберут свои роли, как упавшие плащи – и уйдут, оставляя нас с этой печалью.
С этой печалью и с этим чудом, свидетелями которого мы стали.
