"Комсомолка" - это та редакция, в которой работают много и подолгу. И, как мне кажется, главный вклад в это принадлежит Владимиру Николаевичу. Даже уйдя из "КП", тебя тянет назад, ты не теряешь связи с корреспондентами своего отдела (и других), тебе там всегда рады, а возвращаешься в редакцию, как в дом родной после долгого путешествия. Именно поэтому мне, наверное, гораздо меньше есть что сказать, чем ветеранам редакции. Всего-то чуть более 11 лет работы в "КП". А в редакции полно людей, которые отработали там и по 20, и по 25, и даже больше.
Да и Владимира Николаевича я особо близко не знал, поскольку никогда не стремился быть близко к начальству выше своего непосредственного руководителя. Но несколько случаев врезались в память на всю оставшуюся.
Первый год работы, 30-е или 31-е декабря, поздним вечером приезжаю в редакцию на эфир Радио "КП". Стою в ожидании лифта, чтобы подняться. Лифт подъезжает, и из него буквально вываливается, сгибаясь под тяжестью огромной сумки САМ.
Он любил природу так, как любит человек, который вырос не в гигантском мегаполисе, а среди нее. Наверное, и понимал ее так же. И не потому ли до своих самых последних дней в чести у него и всей редакции был легендарный Василий Михайлович Песков. И сам СВН, как его называли, каждый отпуск проводил в экспедициях, на сплавах по бурным рекам или в той же тайге. Там не было всего того, что опошляет и изгаживает нашу жизнь здесь.
Впрочем, это для меня стало ясно гораздо позже, а в момент той встречи поразило совсем другое. Главный редактор сам, без всякой помощи, тащил в сумке отобранное для явно экстремального путешествия. Для человека, который видел других главных редакторов, что даже в своей редакции не передвигались без телохранителей, это было настолько внове, что я даже рот раскрыл от удивления.
- Ты это что, в такой день, да еще в ночь в редакцию? - спросил Сунгоркин.
- На радио, - ответил я, не отойдя от увиденного.
- Ну давай, работай. А я - отдыхать.
Может, для кого-то это совсем рядовой фактик, обычность и обыденность. Что, дескать, в этом такого, чтобы так к нему относиться. Но, повторю, я привык к совсем другим людям, находившимся на столь значимых постах.
Сунгоркин всегда требовал полной отдачи на работе. Но, при этом, и сам был готов давать максимум, обеспечивая работу и безопасность корреспондентов. Надо куда-то срочно лететь по заданию редакции, но на дворе выходной, бухгалтерия не работает, с командировочными непонятно как. Главное, чтобы были деньги на билет. А в точке прилета тебя встретят, обеспечат и деньгами, и всем, что надо. Улетает корреспондент в ночь в горячую точку, его уже в аэропорту отлавливает один из замов Главного, чтобы вручить спутниковый телефон, потому что там может "не ловить". Попадают спецкоры "Комсомолки" в плен в Ливии, Сунгоркин поднимает на ноги всех, включая спецслужбы, задействуется даже французская разведка, чтобы вытащить их. Потому что у французов там исторически сильные позиции. И, наверное, в немалой степени еще и потому у нашей "КП" такие бесстрашные и отважные военкоры, что парни всегда знали - случись что, Владимир Николаевич всегда сделает все возможное и невозможное, чтобы вытащить из любой передряги. А уж сколько раз Сунгоркин участвовал в вытаскивании из этих передряг Даши Асламовой, наверное, и ветераны редакции собьются со счета. Да и без всяких "горячих точек" хватало ситуаций, когда Владимир Николаевич смело отстаивал своих журналистов от гнева из высоких кабинетов. Что, опять же, было для меня внове, в отличие от ситуаций в других местах, где людей увольняли по первому требованию "свыше".
Он не любил показухи, не любил афишировать собственные заслуги, знал себе цену, но всегда откликался на любое событие. Когда у меня, например, умерла мама, я написал заявление на отпуск, но не успел с ним никуда даже дойти, как мне тут же позвонили из бухгалтерии, сказали зайти получить матпомощь на похороны, хотя я Владимиру Николаевичу ничего не говорил. А еще сказали, что могу уехать на столько дней, сколько понадобится, и без всяких бумажек и заявлений.
При этом, у него была поразительно цепкая память. Он никогда практически не забывал, какое задание получил тот или иной корреспондент, и мог вспомнить об этом даже спустя месяц, поинтересовавшись, как идет работа над материалом. На планерках задавал каверзные вопросы, но потом ты понимал, что тебя тыкнули носом в то, что ты сам не увидел. Он был тем, кто всегда видел лес за деревьями.
Высокий профессионал, хороший человек. Всегда стремительный. Настолько, что полы пиджака разлетались от ходьбы, когда он шел по редакции. Мне сейчас очень жаль, что я не был знаком настолько близко, как некоторые из сотрудников редакции.
Прощайте, Владимир Николаевич! Нам не просто будет катастрофически не хватать Вас в редакционных коридорах, Вашей стремительности и этих разлетающихся фалд пиджака. Мы пока даже не понимаем, наверное, как нам дальше работать без Вас. У нас у всех умер по-настоящему очень близкий старший родственник.
Редкий случай, когда коллектив после смерти руководителя действительно осиротел. Но даже это сейчас пока еще не поддается осмыслению.