Советские режиссеры 1920-х — начала 1930-х годов выработали собственный язык, умело смонтированные кадры и персонажи с узнаваемыми большинством зрителей чертами приковывали внимание к событиям на экране и вызывали симпатию к героям. В фильмах, снятых на рубеже 1950–1960-х годов, заметно сопереживание героям и их жизненным перипетиям.
Доцент Школы дизайна ВШЭ, киновед и сценарист Александра Старусева-Першеева рассказала, как творческие методы советского кино повлияли на развитие мирового кинематографа.
Опыт советского кино, уверена Александра Старусева-Першеева, актуален для многих практик современной культуры — кино, видеоарта, игр, дизайна и интерфейсов для цифровых программ, поскольку все они подчиняются законам экранного языка. Оно открыло многие элементы воздействия киноязыка на зрителя, актуальные для любого движущегося изображения.
Среди приемов раннего советского кино Старусева-Першеева назвала «эффект Кулешова», когда каждый кадр создает контекст, в котором воспринимается второй. «Мы проецируем один образ на другой, это сердцевина воздействия кинематографа», — сказала она. Это важно и для представления героя, возникновения симпатии и эмпатии зрителя, когда он додумывает увиденное силой воображения.
Более сложные эксперименты совершал Дзига Вертов. Его ассоциативный монтаж подталкивал зрителей осваивать азбуку движущегося изображения. Например, закрывающиеся ставни связываются со слипающимися глазами. Режиссер тренирует зрителя, которому надо потрудиться и увидеть особенности языка. В этом специфика раннесоветского авангардного кино.
У Сергея Эйзенштейна были обширные планы воздействия на зрителя: душа его должна была потрудиться, хочет она того или нет. Весь монтаж был инструментом захвата внимания зрителя, ведущим его сознание к выводу, сформированному режиссером. Это элемент интеллектуального монтажа, который предполагает, что на экране развивается не событие, а идея, проникающая в сознание и подсознание через яркие и сильные образы.
Советский кинематограф был творческим пространством, где параллельно развивались практика новых методов и теория кино как нового искусства. Эйзенштейн ездил в США, его кино и творческие методы были положительно восприняты американскими интеллектуалами и кинематографистами. Поэтому современные блокбастеры можно сопоставить с авангардным отечественным искусством и можно увидеть близость наиболее выразительных приемов, уверена лектор.
В 1930-е годы авангард оказался заложником истории. Если прежде авангардисты верили, что они придумают новый мир, то затем они оказались в рамках соцреализма, который стремился выразить политические лозунги и уже затем — направления развития искусства и отражения жизни. Александра Старусева-Першеева напомнила слова Владимира Маяковского: «Искусство не отражение реальности, а молот, формирующий его».
Когда давление социалистического реализма ослабло, советское кино отозвалось на запрос достаточно образованного и интеллектуально развитого общества. «Русскому человеку нужно что-то большое, и оно пошло по потрясающему пути философско-лирического рассказа о человеке», — сказала Старусева-Першеева.
В период оттепели появилась серия фильмов про настоящего человека, который хочет быть правильным и честным, но ему мешают обстоятельства жизни и душевные слабости. Такова, например, героиня фильма «Летят журавли» Вероника, которая рвалась к лучшему, но ее стремления были оборваны войной, отобравшей у нее любимого. Фильмы про проблемы живого человека стали впоследствии главными в западном артхаусном кино, которое пришло к этой теме позже.
«Почему я говорю о фильме “Летят журавли”? Там сочетаются новое оттепельное содержание и авангардная эстетика, это единственный наш фильм с “Золотой пальмовой ветвью”», — отметила преподаватель ВШЭ.
«У нас есть великие имена и художники, которые навсегда останутся в памяти, и каждый их фильм — вершина. Но даже в обычных фильмах есть печать сильной школы и гуманистического начала. Они пропитаны верой, что искусство может сделать человека лучше. Ген гуманизма действует очень долго», — считает Александра Старусева-Першеева.
По ее мнению, в СССР снималось немало слабого кино, но его нельзя исключать из художественного процесса. Выплеснув из него кажущееся безвкусицей, можно лишиться чего-то важного. «Часто человек хочет посмеяться. Иногда слабое, но по-человечески приятное кино очень важно», — уверена лектор.
