Курсе на третьем однокласснику Серёге Черникову батя из Североморска привез пару блоков невиданных в Питере импортных сигарет. Да не простых, а с ментолом. На зеленоватых пачках красовалась надпись «Newport». Видимо, в главной базе Северного флота со снабжением получше в те годы было...
Попробовали — не впечатлились. С «Беломором» ни в какое сравнение не идет. Почему-то тогда считалось, что «Беломор» позабористее и менее вредный — в нем же чистый табак и нет фильтра из искусственного материала.
Курили мы тогда все повально, не попробовавших подымить в свободную минуту оставались единицы. Это были люди-кремни. Мне в молодости в их число войти не получилось, силы воли не хватило — тяга к новому и желание казаться взрослым суровым моряком сделали свое дело.
Да и курение тогда было делом обычным и никоим образом обществом не осуждалось. Не то, что теперь...
Помню пепельницы в подлокотниках кресел и в автобусах-экспрессах, и даже в самолетах! Водители автобусов могли курить безостановочно, при этом никто им замечаний не делал.
Курили и водители такси, не спрашивая разрешения у пассажиров. В кинотеатрах периодически над рядами поднимался сизый дымок сигареты. На таких рано или поздно тихо шикали — из-за вашего дыма нам экран не видно... Но в целом была какая-то всенародная терпимость к курящим.
Причины курить у всех были свои, к ним относились с пониманием. Старшее поколение вообще в этом плане было вне критики: ведь оно вместе со страной пережило чудовищную по своим моральным и физическим потрясениям войну, а потом мучительным трудом устраняло ее последствия... Знали,что капля никотина убивает лошадь, но о своем здоровье думали в самую последнюю очередь.
Бабушка моей жены, ставшая в двадцать лет с грудным младенцем на руках вдовой солдата, взяла в руки папиросу именно по этой причине, чтобы как-то уменьшить свалившееся на девчоночьи плечи горе. И оставалась до конца жизни верна питерскому «Беломору».
Активно всю жизнь курили дядьки по материнской линии, грамотные инженеры, долгие годы трудившиеся на руднике в заполярном Никеле. Ушли из жизни рано, забрали их сердечно-сосудистые заболевания и онкологии.
Курил и еще один сочинский дядя, муж старшей сестры отца — ветеран войны, участник событий по освобождению Новороссийска. И его убили не застрявшие в теле многочисленные осколки мин и снарядов, а рак трахеи...
Отец, с его слов, сигарету в руки взял вообще в первом классе, а с пятого начал курить регулярно, чтобы притупить чувство голода. Родился он в самом конце тридцатых годов, и жизнь у всех в первые послевоенные годы была не простой.
Мама вот никогда не курила. Но она у нас человек особой породы! Ни при каких условиях не отступала от собственных убеждений. Потому и отец был поставлен в жесткие рамки: наши дети табачным дымом дышать не будут! Вздохнул он, последний раз затянулся своей «Примой», и бросил навсегда. На тот момент ему было 28 лет...
Но вернемся к началу повествования.
Ментоловые заграничные сигареты — это не «Прима» и не «Беломор», за которыми на выходе из метро «Василеостровская» и утром, и вечером стояла длиннющая очередь почитателей продукции Фабрики имени Урицкого.
В курсантском фольклоре третий курс именуется как «Весёлые ребята». Это время, когда появляется еще одно увольнение в город в среду, когда устоявшаяся учеба позволяет оторваться от конспектов и учебников и подумать о приятном — о девушках, которые на третьекурсников понемногу начинают обращать свое внимание и в городе, и на танцах в училищном Зале Революции.
Мысль появилась сразу у обоих: с угощения ментоловым «Ньюпортом» можно начать многообещающее знакомство с понравившимися девчонками! Например, в парке! Например, у училища имени Ф.Э.Дзержинского, где на достаточно широком пространстве между Медным всадником, Исаакиевским собором и Адмиралтейством находится большое число лавочек, на которых частенько парочками сидят симпотяжки.
Так и сделали. В ближайшее увольнение, наглаженные и наодеколоненные, добрались до «Сашкиного» (Александровского) сада и неторопливо начали его обход. Территория чужая, примыкающая к «Дзержинке» и наводненная ее курсантами, но на ленточках наших бескозырок золотом было написано «ВВМУ им. М.В.Фрунзе», а «дзержинцам» с «фрунзаками» конфликтовать не было причин.
И — о чудо! — на первой же аллее на скамеечке сидят и мило болтают две приятные во всех отношениях молодые особы.
Заранее договорившись, что сразу «заякоримся» рядом с понравившимися дамами, неторопливо приближаемся. В голове начинает крутиться мысль, с какой фразы начать разговор.
Но девчонки поднимают головы, и одна из них сама первой спрашивает: «А у вас закурить не будет?»
Серега радостно отвечает: «Будет», и достает из внутреннего кармана бушлата зеленоватую пачку «Ньюпорта». Кажется, все идет по плану!
Но оставим напоследок развязку того сюжета.
Пока есть повод, вспомним еще несколько моментов из дымно-сигаретной темы.
В нашем родном старейшем в стране училище есть Галерея Героев, на стенах которой размещены портреты великих его выпускников: флотоводцев, мореплавателей, Героев Советского Союза и Российской Федерации. В середине галереи — Компасный зал, в центре которого — выложенная еще при основании училища в 1701 году из различных пород дерева роза ветров — так называемая «картушка компаса». Фрунзаки по этой достопримечательности ногами не ходили, обходя исторический раритет по кругу вдоль стен мимо бюстов Магеллана и Коперника.
Галерея и зал — места сакральные и почитаемые из поколения в поколение; в них, как в музее, невольно приглушались голоса и выпрямлялись спины. Курить там, естественно, запрещалось.
Но была пара человек, которые могли себе это позволить. Причем, один — в одной части Галереи, а второй — с другой стороны от Компасного зала. С дальней стороны галереи, прохаживаясь по ней, курил капитан 1 ранга Владимир Владимирович Киттель — начальник кафедры Тактики Военно-Морского флота. Он был «первонахимовцем» — выпускником первого выпуска Ленинградского Нахимовского училища 1948 года.
Капитан 1 ранга Киттель Владимир Владимирович
Со стороны Адмиральского коридора мог себе позволить курить в Галерее капитан 1 ранга Анатолий Петрович Броневицкий — высокий мужчина, на крепкой фигуре которого сказались долгие годы занятий гребно-парусным спортом. Про него курсанты поговаривали, что он — брат мужа Пьехи. Брат-то брат, но, как позже выяснилось, не родной, а двоюродный. И не это давало Анатолию Петровичу особые привилегии, а, возможно, то, что он был представителем знаменитой флотской офицерской династии, и его отец — Петр Семенович, генерал-майор береговой службы, даже до войны командовал нашим училищем.
Но если в училищной Галерее Героев курить позволялось было хотя бы двоим капитанам 1 ранга, то внутри дизельной подводной лодки — никому. И тому были веские причины.
Аккумуляторные батареи, благодаря которым подводная лодка движется в подводном положении, выделяют водород, который, смешиваясь с находящимся в воздухе кислородом, в определенной пропорции образует взрывоопасную смесь. Не то что от открытого огня - от любой искры гремучая смесь эта может взорваться, нанеся подводной лодке и ее экипажу чудовищные повреждения. Такое в многолетней истории подплава случалось не раз.
И чем дольше лодка находится под водой, тем выше концентрация водородо-кислородной смеси и возможность взрыва.
Поэтому на дизельной подводной лодке курить категорически запрещено, и в подводном положении постоянно проводится вентиляция воздуха между всеми отсеками, чтобы зловредную концентрацию снизить до минимума.
А так как большинство членов экипажа — люди курящие, в подводном положении им приходится терпеть, мучиться, ждать всплытия, когда посменно будет разрешено подняться для перекура на мостик.
Обоняние при этом, особенно у заядлых курильщиков, обостряется до невозможности, и любая концентрация дыма, особенно сигаретного, очень многих способна, что называется, разбудить посреди ночи.
Поэтому, когда через сутки после погружения бороздящей Средиземное море подводной лодки «Б-546» в ночное время лодочная вентиляция разнесла по отсекам микродозу табачного дыма, встрепенулись многие.
Дым на лодке — это, как правило, пожар! А при пожаре и по инструкции, и исходя из чувства самосохранения, действовать необходимо мгновенно.
Сразу несколько подводников побежали в поисках источника дыма по лодке, и встретились они у гальюна второго командирского отсека. Кто-то покурил в гальюне...
А второй отсек — аккумуляторный!
То есть нашелся умник, который решил покурить, образно выражаясь, сидя на пороховой бочке. Даже для 1991 года это было уже слишком!
Методом опроса местного населения оперативно выяснили, что последним посещал это помещение прослуживший на тот момент полтора года матрос одного из подразделений БЧ-5, молдаванин по национальности, фамилию которого вспоминать не будем.
По команде: «Подать сюда Ляпкина-Тяпкина!» его быстро привели к заместителю командира, но матрос, что-то пожевывая, на прямой вопрос округлил глаза и пошел в полный отказ.
Говорит — не я, могу дыхнуть! И дыхнул. Лавровым листом. На вопрос — зачем он жует "лаврушку"? — ответил, что нравится ему...
Ну ладно! В очередной раз объяснив, что курение в аккумуляторном отсеке, особенно в море, на боевой службе, может привести в трагедии, срыву боевой задачи, любителя «лаврушки» отпустили в отсек.
Командир, когда ему доложили о происшедшем, поручил приглядывать за матросом, еще раз провести с ним разъяснительную работу в низовом подразделении, и, если что-либо подобное повторится, докладывать немедленно.
Через несколько дней ситуация повторилась один-в-один.
Но тут уже командир отсека, которому самому очень хотелось вернуться с боевой домой к жене и детям, поведал, что матрос вошел в гальюн, сразу же включил вентиляцию, долго не выходил, а когда открыл переборку гальюна, снова усердно жевал лавровый лист.
Немедленно доложили командиру, доставили к нему злоумышленника. Тот по-прежнему все отрицал. Но «лаврушку» при этом жевать продолжал...
Командир говорить ничего не стал, а вызвал к себе двух командиров отделений - торпедистов и трюмных, на тот момент прослуживших почти по три года, и поставил им задачу: «Разберитесь!»
И ребята очень доходчиво и быстро объяснили своему коллеге, что срок их срочной службы уже подошел к концу, и им очень хочется вернуться домой.
Слова они подкрепили красочным фингалом, который засиял у любителя ночных посещений гальюна аккумуляторного отсека под левым глазом. Ночной курильщик, судя по всему, был не в обиде, и даже в свое свободное время неоднократно добровольно пытался сделать что-нибудь общественно полезное.
Тот синяк был единственным, с происхождением которого разбираться не стали.
Но и запаха дыма внутри корпуса лодки до конца боевой службы больше не появлялось.
И еще один довольно курьезный случай имел место быть на самой заре перестройки. В служебных помещениях на флоте, как уже было сказано выше, никогда курить было не принято, в штабах и прочих учреждениях для этого всегда были оборудованы специальные помещения.
Но вот однажды произошел случай, о котором неоднократно потом вспоминал начальник Управления воспитательной работы Краснознаменного Северного флота контр-адмирал Дьяконов А.Г.
Приехала на флот группа офицеров Главного Политического управления СА и ВМФ, чтобы довести новые требования изменившейся в горбачевские времена политики партии. Руководитель группы — высокий чин из ГлавПУра, собрал в конференц-зале штаба флота офицеров соединений, кораблей и частей Североморского гарнизона. Поздоровавшись с ними, совершенно в духе времен матроса-партизана Железняка, он сказал: «Товарищи, можно курить!»... И сам закурил... Такая вот была перестройка.
Но вернёмся в 1982 год в Александровский сад к «Ньюпорту», протянутому девчонкам.
Дамы подозрительно посмотрели на заграничную пачку, переглянулись, после чего одна из них с надеждой спросила: «А «Беломора» нет»?
Теперь уже мы с Серегой переглянулись, и, промычав, что нет, пошли дальше. План рухнул!
Больше девчонкам ментоловые сигареты мы не предлагали — сами скурили их с одноклассниками.
Такие вот табачные воспоминания.
С тех пор прошли десятилетия, и я искренне рад, что наше общество изменило свое отношение к курению, и на улицах многих городов не встретишь человека с сигаретой в руке.
И что сегодня в нашей большой, раскиданной по разным регионам России, семье, ни один человек не курит.
И что моему отцу, бросившему курить в 28 лет, сегодня 82!
Возможно, именно по этой причине.