Жизнь в поселке N ничем не отличалась от соседних селений. Молодежь уезжала, кто на учебу, кто на заработки. Возвращались немногие. Старики умирали, оставляя после себя свои жилища сиротливо бесхозными. Редко кому удавалось продать свой дом, желающих коротать свои дни в бесперспективном хозяйстве не находилось. Тем более было удивительно, когда в соседнем с Ивановыми доме поселился молодой человек. Ему еще не было и тридцати. Он с первых же дней стал приводить в порядок свое жилье, доставшееся ему в довольно хорошем состоянии. Потом он пришел знакомиться с Ивановыми. Принес конфет к чаю. Представился, широко улыбаясь, - Дмитрий Иванов (!). Ваш новый сосед.
В ходе беседы выяснилось, что вырос в детском доме, родных и близких нет. На вопрос хозяйки, чем он занимается, ответил просто:
- Пишу книгу. И песни. Светлане почему-то не понравился его ответ.
- Одним словом, бездельник, - подумала она, а вслух сказала, - А на что же вы живете? Хозяйства нет, писательский труд не очень-то кому и нужен, не прокормишься. Классики все померли…
- Живу, как видите, и очень даже неплохо, вот дом купил, чтобы творить в тишине, - парировал тот в ответ весело, чем вызвал еще большее раздражение. Как-то не вписывался он в привычное представление о жизни в Светланиной голове.
Надо сказать, что Светлана, в отличие от добродушного мужа Василия, была мастер вешать ярлыки и прозвища. Соседку через дорогу окрестила «малахольной», а ее мужа «сморчком». Закадычного друга Василия называла не иначе как «верста». Был он нескладен и непомерно высок ростом. Зато тех, кто был более или менее значим называла уменьшительно ласкательными именами: Лидочка, Машенька и т.д. В ответ, за спиной ее саму называли «гусыней». Своему соседу она, не задумываясь, присвоила уж совсем неприглядное прозвище – дурачок. А иногда и вовсе «дурак», когда была не в настроении. Хотя ей нравилось, когда сосед играл на трубе и вдохновенно выводил чистые, неповторимые звуки. Труба плакала и звала призывно куда-то вдаль и ввысь. Эти звуки рвали душу Светланы, и она тосковала вместе с трубой о чем-то светлом и несбыточном.
Василий работал в районном центре. Иногда его командировали в соседние области. И тогда Светлана оставалась одна, взрослые дети уже давно обосновались в городе. В такие ночи ее сон был тревожен, она часто просыпалась, зачем-то подходила к окну и всматривалась в темень, словно пытаясь разглядеть нечто. Однажды в одну из таких ночей, Светлана проснулась от беспокойного сна и не сразу поняла, где находится. В комнате было странно светло, а по стенам метались зловещие тени. Подбежав к окну, она вскрикнула, - О, Боже, пожар! Беда! Единственно трезвая мысль была, что надо бежать, звать на помощь. Выскочив из дома, она поняла, что теряет силы, ноги ее стали ватными и совсем не слушались. И тут она увидела соседа, который перепрыгнув через ограду крикнул ей:
- Бегите зовите соседей, - а сам, держа в руках что-то объёмное, бросился в сторону горящего сарая. Вскоре подоспели растерянные спросонья соседи и в первые минуты бестолково размахивали руками и толклись на месте. Дмитрий быстро организовал всех, то и дело слышались его команды, сам он появлялся то там, то здесь, словно его стало несколько. Огонь дальше сарая не пошел. Светлана, видя, как скоро и споро идут дела, пошла, вскипятила воду и по окончании битвы с огнем, пригласила всех на чай. Разгоряченные общим добрым делом, разомлевшие от пирожков и горячего чая, соседи, забыв про сон, вновь и вновь смаковали подробности, гадали о причине пожара, да и просто общались. Всем было хорошо. Светлане тоже, несмотря на потерю сарая. «Бог с ним, с этим сараюшкой, все равно он разваливался. Отстроим новенький, небольшой - для инструментов и всего прочего», - думала она, то и дело подливая чай и удивляясь собственной радушности.
Наутро, Василий, подтрунивал над женой: «Однако, хорошо поработали сморчки-дурачки и прочие как их там, а ну-ка, напомни?» Светлана отмахивалась, но особо не сердилась, стараясь повернуть разговор в другое русло. Деловое и полезное, по ее разумению. С соседом они подружились. Теперь Света называла его Димочкой, но без прозвища не оставила – «Трубач», и только с уважительным оттенком в голосе. Время от времени она просила соседа сыграть для нее. Он играл. В такие минуты Светлана сидела притихшая, и сердце ее размягчалось и таяло, словно воск, оплывая застывшими слезами.
В начале лета Дмитрий зашел попрощаться.
- Книгу я написал. Теперь надо похлопотать об издании. Поеду на заработки туда, где платят хорошие деньги, - делился за чаем свои планами Димочка. Вам обязательно подарю, с автографом.
Ключи от дома он оставил Ивановым. Светлана загрустила, часто вспоминала его. Ждала. И только дети и внуки, приехавшие на лето, отвлекали ее, требуя ежесекундного внимания. И слегка ревновали, когда Светлана, встрепенувшись от телефонного звонка, радостно восклицала: «Димочка звонит».
Следующей весной, пришло письмо от неизвестного адресата. Светлана, заволновавшись, дрожащими руками вскрыла конверт. Не успев дочитать, горько зарыдала. Присела, схватившись за сердце. Василий растерялся не на шутку и с тревогой вопросительно смотрел на супругу, ожидая объяснения. Сухо и коротко в письме сообщалось, что во время весенних паводков, случилось большое наводнение. Дмитрий, спасая людей, получил травмы, несовместимые с жизнью. Скончался в больнице. Перед смертью просил передать единственным родственникам (назвал Ивановых), чтобы не сильно печалились и распорядились его имуществом и накопленными деньгами так, как считают нужным.
- Дурачок, какой же ты неисправимый дурачок. Как всегда, ты был впереди всех, больше всех тебе надо-о-о, - сквозь рыдания причитала безутешная Светлана, неожиданно вспомнив его первоначальное прозвище, ею же данное. Но теперь оно звучало по-другому.
Супруги продали дом Дмитрия. На вырученные, не очень большие деньги, поехали к месту захоронения Димочки, почтили его память. Оставшиеся деньги присовокупили к его накопленным и похлопотали, чтобы издать его книгу небольшим тиражом, включая песни.
- Он заслужил, чтобы продолжать жить в своей книге, своих песнях, - рассуждала Светлана. И была права.