Сознание покидало Глеба Никифоровича, пока огромная кисть душила его. По телу пробежала тёплая волна, в ушах зазвучал детский смех, где-то вдалеке показалась его давно ушедшая мама... Она улыбалась и шла навстречу играющим за околицей детям.
-Радочка, девочка моя! - весело обращалась София Пантелеевна, - ты что не в носочках? Замёрзнешь же!
Мама гладила детишек по голове и участливо наклонилась к Мирославу, стоящему в стороне, поодаль, и стеснявшемуся подойти к другим детям.
-А ты что, Мирославушка, солнышко моё, болеешь? - участливо спросила мама. Мальчик грустно кивнул головой.
- Ну ничего, поправишься...
Глеб Никифорович тоже хотел подбежать к ней, показаться на глаза, чтобы мама его так же ласково поприветствовала, но ноги не слушались, они как будто были окутаны тиной, и он только протянул к ней руки. А мама, не заметив его, ушла...
Этой ночью густая мгла покрыла селенье. Стояла абсолютная, немая тишина, как будто сама природа замерла и притаилась в ужасе происходящего. Горе путнику, что зазевался и не вовремя покинул свой кров. Пусть теперь пеняет на себя, ибо есть время у света, и есть право тьмы брать откуп со всего живого, что попадёт на пути в её власть.
Аида шла поодаль и наблюдала за свирепым монстром, только что вырвавшемся из её погреба, как из кратера вулкана. Он рвал и метал, всё снося на своём пути, свирепо выл и рычал, словно долго томился и наконец вышел для отмщения. Калитки летели с петель, мялись ограды, переворачивались телеги и бочки, стоящие у изб ничего не подозревающих мирно спящих селян. Оборотень шёл вперёд, от ослепления яростью практически ничего перед собою не видя, но следом за ним тихо ступала Аида, силою мысли управляя им, как механизмом на радиоуправлении. Вот они миновали дом Ивана -пчельника, разбросав поленья дров по всему двору. Вот зашли на усадьбу Гурьяна, обезумевший от ярости оборотень сорвал с цепи колодезное ведро и метнул им в окно дома. Послышался звон разбитого стекла, упырь уже направился было дальше, как на порог в одной рубашке выскочил Гурьян, не заметив монстра и начинающий что-то выяснять с Аидой. Оборотень услышал крики, медленно обернулся, зафиксировал взглядом возмущённого мужика и одним рывком оказался перед ним, раскрыв перед его испуганными глазами свою пасть. Гурьян быстро замолчал...
Так обошли они пять домов, так или иначе выманивая под чёрное звёздное небо тех, кто был избран и назначен Аидой. Никто не ушёл живым, только Федька успел захлопнуть перед носом незваных ночных гостей дверь и спрятался на печке. Разгромивший дверь и вбежавший следом вурдалак растерзал всю его семью, спросони метавшихся по избе, но до Федьки не добрался, потерял из виду.
Но Аиде и этого было достаточно. Она не просто уничтожила тех, кого поклялась не оставлять в живых. Она сделала это руками того, кто теперь будет стоять перед выбором: остаться в стае, или понести наказание за содеянное...
Утром в селе поднялся вой. Это выли и стонали бабы, кричали их дети, над лежащими во дворах телами мужей и отцов. Не голосили только в доме Федьки: он сам, порвав на себе рубаху, выносил из дому на руках тела своих домочадцев, причитал и заливался слезами. Растрёпанные волосы его за одну ночь поседели, руки тряслись, губы дрожали.
Пахом схватил ружьё и побежал в лес, в надежде найти там виновных в этом избиении младенцев. Но лес молчал, безучастно шевеля на ветру лапами елей и кронами сосен. Тишь и благодать стояла в лесу, ничего не нарушало его спокойствия, и Пахом, покружив с ружьём по тропам, сел на поляне на жухлую траву с опавшей листвой и бессильно зарыдал...
Илья Сидорович постепенно приходил в себя. Он лежал возле дома Аиды, на голове его была рана, руки и лицо сильно перепачканы кровью. Не понимая, что случилось, он медленно поднялся, отряхнул от соломы костюм и, прижав ладонью правый бок, хромая пошёл к себе. Дорогой он пытался припомнить, как его занесло в заросли бурьяна возле дома Аиды, и почему так болят все бока... Ничего вразумительного припомнить он не мог. В голове почему-то крутились события именно того вечера, когда они с Аидой Спиридоновной так славно отужинали.
"Что же так болит голова? - бормотал он себе под нос, в который раз прикладывая носовой платок к затылку и обнаруживая на нём кровь, - Где же меня так угораздило? Что было?"
Участковый уже ждал его на крыльце, нервно покусывая свой ус, и доложил, что семь человек за ночь полегло, и это не как иначе, как дело рук упырей, верит в это товарищ следователь, или нет. Илья Сидорович молчал и задумчиво тёр свой кровавый затылок...
