Глава 1. Начало
Глава 9. Девятый вал
Над Средиземным морем солнце и безветрие. Казалось бы, спокойная обстановка – плыви и плыви! Но кое-кто уже готовился к войне: встречный корабль с бортовым номером 9 – американский атомный крейсер «Лонг Бич» – проводил военно-морские учения.
Над нами со свистом проносились реактивные самолеты палубной авиации, базировавшиеся на невидимом нашему локатору авианосце. Над палубой крейсера зависали, взлетали и садились корабельные вертолеты. Сама громадина надвигавшегося встречного корабля вдруг изменила курс и отвернула вправо, направляясь, видимо в сторону Италии, где базировался штаб 6-го флота ВМС США. Пара биноклей у иллюминаторов ходовой рубки теплохода «Композитор Бородин» долго сопровождала выкрашенный светло-серой краской корпус с косой белой «девяткой» под носовым клюзом.
Крейсер растворился в белесом плазменном мареве, стелившемся над теплой морской поверхностью до самого горизонта. Он ушел, но, видимо, прислал нам привет издалека, потому что из-под низкого вечернего южного солнца вдруг вынырнула и накрыла нашу палубу большая тень, следом за которой по барабанным перепонкам ударил тяжелый гул авиационных двигателей. Над теплоходом пролетел четырехмоторный винтовой самолет «Орион» базовой патрульной авиации США. Эти морские шпионы имеют обыкновение летать очень низко, незаметно и бесшумно приближаясь к своей цели.
Конечно, наш радиолокатор давно зафиксировал полет этой хищной птицы, но визуально она проявилась только в непосредственной близости от «Бородина». Самолет прошел, почти задевая мачту, неспешно развернулся, сделал круг над судном и ушел курсом на север. «Орион» прилетел к нам с дальних наземных аэродромов, и туда же намеревался вернуться после отработки своих 18 часов в воздухе без дозаправки.
Никто на судне не мог догадаться об истинной причине появления в воздухе самолета-разведчика, между тем причины имелись. Теперь, как оказалось, заморские рыцари плаща и кинжала прознали, как мы выглядим и где мы находимся. Пал Андреич Кольцов, он же «адъютант его превосходительства», когда-то принял легендарный шпионский сигнал: «Литерный» проследовал Узловую». Это почти про нас.
Юрий Александрович Постников, капитан решительный, после ухода американского крейсера и самолета «Орион» нашел способ достойно ответить на происки НАТО и объявил общесудовую тревогу «Человек за бортом». Судно сбавило ход до самого малого, спустило на воду спасательный вельбот, команда которого старательно собирала с поверхности воды большие картонные ящики из-под сигарет «L&M», заблаговременно сброшенные боцманом за борт.
Только были спасены все «выпавшие за борт», подняты на борт оранжевый вельбот и белые спасательные круги, как зазвенели звонки новой тревоги – «Пиратское нападение. Угроза захвата судна».
Самый обычный гражданский теплоход в считанные минуты ощетинился подручными средствами и пришел в готовность отбиваться от приближавшихся врагов, не давая возможности морским разбойникам пойти на абордаж. Следовало отметить, что по мере удаления от Петербурга мирные моряки из экипажа «Бородина» все охотнее и внимательнее действовали по расписанию этой учебной тревоги. Прекратились потоком сыпавшиеся поначалу смешки и шуточки друг над другом, в глазах у людей появилась серьезность и уверенность в том, что суворовское правило «тяжело в учении – легко в бою» применимо и к нашему случаю. Каждый на своем месте готовился достойно встретить предстоящее испытание.
Пока происходили морские экзерсисы, судно прошло мимо берегов Алжира и начало огибать побережье Туниса. Маршрут пролегал далеко в море, земли видно не было, ее очертания можно было разглядеть только на экране локатора. Оставшийся позади Алжир воскресил в памяти трагикомичную историю, которая произошла на другом судне пару лет назад.
Так же, как и сейчас, мы пришли в Средиземное море из Петербурга. После долгого перехода запасы продуктов в холодильниках и пресной воды в цистернах заметно истощились. Капитан объявил о том, что механики вводят режим экономии воды, которую будут подавать в умывальники дважды в сутки: утром и вечером. Ограничения вводились на пару дней, потому что скоро в Алжире нас ждали два места разгрузки – небольшой порт Скикда и сама столица страны порт Алжир. Там можно получить и воду, и продукты.
Пришли в Скикду, административный центр на северо-востоке страны. В процессе выгрузки судно «по самую завязку» наполнили свежей водой, и команда весело помчалась мыться и стираться. Закупили немного продуктов, только самых необходимых, потому что у местных снабженцев-шипчандлеров на руках был очень уж короткий перечень имевшихся наименований. Этот факт никого не опечалил, потому что скоро предстояло покидать этот пустынный порт, а от него до столицы ходу – одна ночь.
На следующее утро мы уже стояли на внешнем рейде большого морского порта. Судовой агент сообщил, что наш причал сейчас занят, придется постоять на рейде сутки или двое. Двое суток переросли в четверо, потом календари отсчитали неделю, а мы все стояли на якоре. Воды имелось вдоволь, но еда почти закончилась. Оставались запасы муки, из которой повар сам выпекал булочки. На завтрак члены экипажа получали сладкий чай с булочкой, на ужин в охотку шла презираемая в сытные времена манная каша с такой же булочкой. На обед на столе вкусно пахла уха из морской рыбы, а в нагрузку к ней ставилась тарелка той же манной каши. Иногда появлялись порции жареной рыбы.
Рыбу наши штатные рыбаки целыми днями и по ночам ловили сами, расположившись на юте. В прибрежных водах попадалась скумбрия хороших размеров, еще какая-то рыбка неведомого сорта, похожая на ставриду, но больше всего на коллективное питание шла летучая рыба. Несмотря на имеющиеся крылышки, летала она мало, и в основном жадно клевала наживку на крючках. Мелковатая «птицерыба» попадалась: всего сантиметров 20 в длину, но есть с голодухи можно и такую.
В темное время суток с борта к воде спускали прожектор-«люстру», и ловили на свет. Улов был хорошим, пока под борт не подплывали лодки с местными рыбаками. Они с удовольствием разворачивали свои снасти и конкурировали с оголодавшими русскими в размерах улова. Добытчики у нас на борту кричали и ругались с алжирцами, кидали в них пустые банки в надежде прогнать конкурентов, но те в ответ лишь грозили кулаками и продолжали расхищать чужую добычу.
На алжирском рейде мы стояли долго, теряя надежду ступить на земную твердь причала. От отчаяния выходили по радио на российское консульство, сообщив чиновным соотечественникам о своем бедственном положении. В ответ от них услышали мудрый совет набраться терпения и подождать немного. Только через пятнадцать дней причал освободился, и наше судно завели в порт.
В стране в ту пору свирепствовали террористы, которые убивали иностранцев, поэтому местные власти категорически запретили выход моряков в город, за высокий бетонный забор, охранявшийся вооруженными солдатами. Такими грустными подробностями запомнился рейс на Алжир.
Визит в соседний Египет оказался более веселым, об этом свидетельствуют очередные страницы записей в моем дневнике.
Запись из личного дневника
Досадное жужжание будильника удалось прекратить сонным движением руки. Но больше двигаться не хотелось, голова еще пребывала в дрёме. Медленно открывшиеся глаза фиксировали темноту и расплывчатые очертания каюты. Семь утра, стало быть. По Москве. А мы идем краешком Средиземного моря, где жизнь спокойно, по-восточному, течет себе на два часа позже, чем в дорогой моей столице.
Ночь совсем. Но заснуть не удастся. Не только от того, что пора вставать, делом заниматься. А потому что с пробуждением пришло ощущение весьма заметной качки. Судно кренится то в одну, то в другую сторону, и по койке перекатывает с боку на бок. Спокойно лежать невозможно, да и одеваться надо по правилам эквилибристики, хватаясь одной рукой поочередно – то за стену, то за шкаф, то за стол. Еще несколько дней тренировок – и в цирк примут!
Непогода нас преследует вторую неделю по всему маршруту из Черного моря в Мраморное, из Эгейского в Средиземное. Эта небесная катавасия, наконец, закончится сегодня у побережья Египта, когда придем на рейд Александрийского порта. Перспектива добрая, с этой мыслью спускаюсь вниз на завтрак.
Вид кают-компании в первые утренние часы – словно отражение состояния просыпающегося человека.
Просторное помещение сумеречно, под потолком горит всего пара светильников, тихо и малолюдно. Днем, а особенно вечером, все будет залито ярким электрическим светом, лучики которого весело поскачут по блестящим металлическим предметам. Станет шумно от разговоров и музыки, звучащей из колонок телевизора. А пока – почти сонное спокойствие.
У пустых столов утренний чай не спеша попивают двое. Старший механик, он же «дед» по-судовому, недовольно вопрошает начальника радиостанции:
– Глебыч, вот объясни мне, что за противную погоду ты принимаешь в радиорубке? Который день в машине толком ничем заняться нельзя. На волне «штивает» так, что гаечные ключи из рук выскакивают. Когда уж оно замерзнет, это море!
– «Дед», вопрос не ко мне, я лишь передаточное звено. А ремонтироваться ты мог, когда прятались от шторма под островом Лесбос. Но ты с мостика не сходил, в бинокль весь Лесбос просмотрел. Кого ты там искал, расскажи, пока никто не слышит!
Глебыч – высокий крепыш с соломенной шевелюрой – с белозубой улыбкой смотрел на собеседника. Седобородый «дед» в ответ лишь махнул рукой, поставил чашку на влажную салфетку, встал и досадливо бросил:
– Балабол!
Через пару часов по оживлению на палубе уже можно понять, что судно идет в порт. «Чиф», то есть старший помощник капитана, назидательно инструктировал боцмана, чтобы на стоянке постоянно держал задраенными все металлические двери, ведущие во внутренние помещения. Открытым держать один вход с грузовой палубы под надзором вахтенного матроса, чтобы не бегать потом по внутренним коридорам в поисках чрезмерно любопытных посетителей. Они ж, словно тараканы расползутся, образно закончил инструктаж старпом.
Многоопытный «дед» рассказывал матросам, как египетские трудяги-грузчики виртуозно голой пяткой вывинчивают крепко закрученные медные пробки на палубе. При этом они могут преданно смотреть тебе в глаза, кивать в знак согласия при каких-то указаниях, но тяжелую медяшку утащат с собой для продажи, стоит лишь нашему зазеваться. Сотворить такое чудо босоногий грузчик способен при любой погоде, даже когда на раскаленной от солнца палубе в туфлях-то стоять приходится, словно на дымящейся жаровне.
Экипаж приводил судно в порядок после многодневного буйства ветра и волн: все, что было сорвано с мест и каталось по палубе, вновь водружалось на место. Исправлялось то, что было поломано. Окаченная из шлангов палуба заблестела чистотой. Завтра при выгрузке здесь все затопчут, зазвучит разноязыкий гвалт, будет суетиться множество людей. А пока установилась недолгая тишина и покой.
Сквозь заботы дня подкрались вечерние сумерки. За два часа до подхода к египетскому берегу прямо по курсу занялось электрическое зарево. Это невидимая пока Александрия включила городскую иллюминацию. Вот город появился в окулярах биноклей. Подходим и становимся на якорь на внешнем рейде, в порт поведут с утра.
Там и почувствуем колорит древнего Востока. Несколько часов привычного ритма осталось экипажу и судну.
Утром мимо дверей кают по коридору кто-то быстро протопал и нарушил уходящую ночную тишину жизнеутверждающими протяжными возгласами не по-нашему:
– Hello-o-o!
– Wodka ?!
– Bye-by-y-y-e!
На шум распахнулась дверь капитанской каюты, мастер недовольным голосом крикнул:
– Вахта! Почему иностранцы на борту, кто пропустил без разрешения?
Сверху, над ступенями трапа из ходовой рубки мгновенно показалась голова вахтенного штурмана.
– Никаких иностранцев на борту пока нет! Это Глебыч спозаранку разминается, в английском упражняется, – успокаивающе отрапортовал он.
– Разминается! Чего в английском упражняться, коли здесь все говорят по-русски, – проворчал капитан.
Следует запомнить утверждение знающего человека, скоро представится возможность убедиться в их правоте: вон уже местные чиновники на своих катерах с двух сторон мчатся к судну. Через несколько минут на палубе один за другим с важным видом появились представители портовых властей. Их нашествие напоминало высадку абордажной команды противника на борт мирного судна. Команда вторжения выглядела довольно многочисленной. Первыми к дверям надстройки победно прошествовали служащие портового контроля в синих свитерах с погонами, увитыми золотыми шевронами. Их пытались догнать и перегнать офицеры иммиграционной полиции в застегнутых наглухо черных мундирах и в фуражках с круто заломленной тульей. Полными антиподами первым господам по форме выглядели чиновники санитарной службы в белых брюках и белых кителях с серебряными пуговицами. Замыкал процессию наш судовой агент, выглядевший как невозмутимый британец среди туземных коллег: в белой рубашке с коротким рукавом и легких светлых брюках.
Температура на солнышке в тот день поднялась почти до тридцати градусов по Цельсию, ведь египетская весна была в самом разгаре. Из рубки за происходившим на палубе наблюдало несколько пар глаз. События оперативно обсуждались.
«Дед» держал слово:
– В Европе все портовые дела решает один судовой агент, а здесь вон какой отряд «янычар» нагрянул. Это сколько же им придется вручить подарков, «бакшиш» по-арабски! В качестве «бакшиша» хорошо идет кофе в банках, кола. Виски они любят. Но главный сувенир – пачка сигарет. «Мальборо» – это общепризнанный знак уважения. Мой приятель часто в этих водах ходил, в том числе через Суэцкий канал, где обязательно требуется лоцманская проводка. Он рассказывал, ни один местный лоцман не возьмется за дело, пока не получит блок сигарет в качестве презента. Наши между собой Суэцкий канал «Мальборо»-каналом зовут…
Представители портовых властей разошлись по каютам, где их ждали капитан, старший и грузовой помощники. Дело, судя по всему, было поставлено правильно, бюрократические процедуры оформления документов не затягивались. Вскоре в английской речи гостей стали зазвучали одобрительные возгласы на русском:
– Kharacsho! Kharacsho!
Действительно, нашествие закончилось «кхаращо». Судно завели на внутренний рейд, где началась разгрузка. Аккуратно запакованные штабеля досок из Прионежья отправились на обустройство оазисов в долине Нила.
Одновременно с грузчиками на палубу высадился десант коммивояжеров. Каждый из них старался ухватить «руси» (русского) за руку и предложить купить жене флакончик духов, золотые украшения, кожаную куртку или туфли. В крайнем случае, хотя бы классический местный сувенир – папирусный свиток. Периодически палубу «тралили» старпом, боцман и матрос, которые вежливо выпроваживали коробейников восвояси. Но их место быстро занимали новые пришельцы. Все свои товары они нахваливали по-русски, каждый бил себя в грудь, что он – честный торговец, «не баламут!».
На следующий день мне по судовым делам пришлось оказаться на берегу. Мы шли по причалу вдвоем с судовым агентом, я с удовольствием слушал прекрасный английский язык египтянина и старался не ударить в грязь лицом в своих ответах.
Неожиданно рядом появился босоногий мальчишка, одетый в традиционную местную одежду – длинную рубаху «галабию». Десятилетний купец не распознал во мне русского и по-английски предлагал купить у него все тот же папирусный свиток, на который после вчерашнего «базара» глаза не смотрели.
– Mister, papyrus, please, 10 dollars!
Спокойно идем дальше. Черноголовый мальчуган следом.
– Mister, papyrus, please, 5 dollars!
Разговор наш сбился, мальчишка явно мешал деловому общению. А он, психолог-самоучка, почувствовал, что на него обратили внимание и усилил натиск:
– Mister, papyrus, 2 dollars! 2 dollars!
Пришлось остановиться, топнуть ногой и прикрикнуть по-русски на надоедливого пацана, чтобы шел своей дорогой. Просительное выражение лица юного продавца сменилось сердитой гримасой, он отпрыгнул и хрипло выкрикнул что-то короткое и до боли знакомое:
– Khuy!
Мне приходилось слышать рассказы друзей-переводчиков, что в прежние годы арабы быстро усваивали от многочисленных приезжих из бывшего Советского Союза русскую лексику, в том числе ненормативную. Этот заход в Александрию состоялся в начале 90-х. Видать, «педагоги» надолго заложили плоды своего просвещения в светлые головы учеников. Я посмотрел вслед убегающему полиглоту и спросил у собеседника, понял ли он, что крикнул мне мальчишка. Агент ответил, что не уловил, сказано было не по-арабски. Зато я уяснил, как мальчуган говорит по-русски. И надо же на чужом языке так ловко ввернуть бранное словцо!
Наша стоянка в Александрии заканчивалась через двое суток, поэтому агент предложил назавтра совершить однодневную познавательную экскурсию к пирамидам. До Каира от Александрии по хорошему шоссе ехать не больше двух часов, а там перед вами откроется одно из чудес света! Когда еще представится шанс, убеждал он, к тому же вас будет сопровождать гид, говорящий по-русски. Сложно устоять от соблазна в таком деле, поэтому наш капитан согласился.
Рано утром шесть российских моряков вышли из ворот порта на городскую улицу. Из стоящего рядом вместительного «рено-универсала» вышел худощавый водитель, подошел к нам, вежливо произнес «Здравствуйте!» и с поклоном пожал каждому руку.
– Пирамида, – полуутвердительно-полувопросительно сказал наш гид.
– Да, – в один голос выдохнули мы.
Нет, не соврал агент, действительно гид – русскоговорящий. Машина мчалась по гладкой автостраде уже около часа, когда «шеф» притормозил у серого бетонного строения с яркой рекламой, расписанной арабской вязью.
– Кофе, – произнес он и кивнул головой в сторону домика.
Нам дважды повторять не потребовалось, один за другим мы перебрались из машины за столики кафешки. Официант быстро осчастливил каждого чашечкой прекрасного кофе. После нескольких глотков настоящей бодрости путешествие можно было продолжать. Вскоре за окнами появились строения пригородов, а потом и городские кварталы египетской столицы.
На какой-то улице машина вновь остановилась, и водитель, пытливо поглядывая на нас, спросил:
– Парфюм?
Возражений не было, потому что об обязательном посещении египетской парфюмерной фабрики все уже знали. Около часа фабричный специалист по рекламе, назвавшийся арабским студентом из Москвы, убеждал нас приобрести разные флакончики со сладко-пахучими духами. Пришлось купить кое-что, чтобы быстрее добраться до цели нашего вояжа. Гид, убедившись, что все пассажиры на месте, неторопливо поехал через центр Каира, по красивым набережным древнего Нила.
Дворцы и дорогие гостиницы спустя некоторое время сменились однообразными серыми многоэтажками. Оставив позади очередной квартал, наш «командир» с шиком развернул «рено» на какой-то стоянке, где вокруг уже не было домов. У кромки асфальтированной площадки начинался бесконечный египетский песок. Впереди среди пустынного пейзажа, словно мираж, в облаках пыли и солнечном мареве вполне буднично и узнаваемо смотрелись пирамиды. Как в школьном учебнике. Так, мы уже в Гизе, древнем Городе фараонов! А три больших и несколько малых пирамид – это и есть одно из чудес света?
Наши восторженные размышления были прерваны фразой водителя, которую мы пропустили мимо ушей и не разобрали. Он повторил вновь непонятные слова:
– Ублюды гони…
Мы затихли, ожидая, что гид объяснит по-русски то, что он хочет сказать. Ведь может по-русски. Вместо этого он с нарастающим раздражением, отделяя слово от слова, произнес:
– Ублюды. Гони.
Потом он махнул рукой вперед. Кто-то ответил ему, мол, не понимаем тебя, парень. Тогда он повернул к нам смуглое морщинистое лицо с желтыми сердитыми глазами и вновь с расстановкой сказал:
– Ублюды. Гони.
Мы наперебой заговорили, ну, «ублюды», ну, «гони», дальше то что? Рассердившийся водитель, как ошпаренный, выскочил из машины, несколько раз ткнул пальцем в сторону группы арабов-погонщиков, державших под уздцы верблюдов и лошадок. Потом посмотрел с видом победителя на своих туристов и гордо изрек:
– Ублюды и гони. Руски! Понимать?
И только тогда до нас дошел смысл его слов, оказалось, что он говорил нам по-русски, как мог. А мы родного языка не поняли! Верблюды и кони, как все просто! Мы быстро выбрались из салона машины и, с хохотом крича «Ублюды! Гони!», побежали осваивать новый вид транспорта, на котором предстояло гарцевать от автостоянки до пирамид. Погонщики услужливо посадили всех в седла, и конно-верблюжий караван без спешки двинулся в пески.
Нас аккуратно спешили у пирамид, где на достопримечательности Гизы, как волны прибоя, наплывали группы иностранных туристов. Народу вокруг было много, а огромные сооружения вблизи не производили прежнего величественного впечатления.
С желанием продлить торжество момента мы решили посмотреть, как выглядит пирамида изнутри. Под суровыми взглядами египетских полицейских, бдительно следивших за тем, чтобы приехавшие немцы, французы, итальянцы и прочие варвары не отколупывали от древних святынь камушки на сувениры, наша группа подошла к узкому проему в боковой поверхности пирамиды.
Внутрь исторической достопримечательности вел длинный коридор с редкими лампочками под сводом. В прохладе, по деревянному настилу, мы долго двигались гуськом сначала вниз, потом вверх. Путь завершился в погребальной камере пирамиды, которая предстала перед нами в виде обычной комнаты средних размеров, освещенной сверху двумя электрическими светильниками. Посредине в каменном полу зияло прямоугольное отверстие, где прежде, надо полагать, стоял саркофаг с мумией. В отверстии лежало нечто, сопоставимое с той же мумией. Вокруг еще толпилась предыдущая группа туристов с фотоаппаратами, которые интенсивно «щелкали» отверстие и его содержимое.
Через несколько минут мумия вдруг громко заговорила:
– Ладно, мужики, вытаскивайте меня, сколько можно здесь валяться! Если кто-то хочет, ложитесь сами, а я «пофоткаю».
Мумия вещала выраженным южнорусским говором. Мы побратались с соотечественниками, оказавшимися моряками из Ростова, с судна, стоявшего в Порт-Саиде. Мир тесен: с кем еще можно встретиться внутри египетской пирамиды? Конечно, с нашими! Извлеченный из отверстия человек, прекрасно справившийся с ролью мумии, в жизни был судовым поваром, коком, совершенно не похожим на Хеопса – «второго фараона IV династии».
Но, несмотря на этот досадный нюанс, впечатление от посещения пирамиды у всех осталось самое глубокое. А главное – мы вновь убедились в правоте нашего капитана, который предупредил, что здесь все говорят по-русски. Даже мумии.
Гид на обратном пути демонстрировал отменную любезность. Со словами «ресторан, ресторан!» отвел обедать на открытую террасу напротив Большого Сфинкса.
На выезде из Каира ненадолго завез в магазин сувениров, что было продиктовано обязательной программой поездки. А потом без остановок плавно домчал свой «рено» до проходной порта, где получил из рук каждого заслуженный «бакшиш».
Через сутки мы снова ушли в море, египетская сказка осталась позади. Но гортанные крики «Ублюды!» и «Гони!» еще долго эхом звучали по помещениям судна.
Глава 11. Пассажиры специального назначения.
И.Дроканов. Оформление и консультация Bond Voyage.
Ставьте лайки. Подписывайтесь на канал.