В русской культуре известно несколько писательско-поэтических семей, когда и муж, и жена занимались литературным ремеслом. Первенство самой яркой и известной пары у Николая Гумилева и Анны Ахматовой оспорить вряд ли кто сможет. Но вспомнить об интересных супружеских литературных тандемах нам никто не запрещает. Тем более, если писали они качественно и интересно. Вот, к примеру, Михаил Козырев и Ада Владимирова. Поэтическая пара с интересными литературными работами и еще более интересной судьбой.
Дам пропускаем вперед
В семье крупного промышленника, что имел бизнес в Екатеринославской губернии, в 1890 году родилась дочка, которую назвали Олимпиадой. Хотя до первых Игр современности (1896 г.) еще оставался временной задел, но папа с мамой Ивойловы решили сыграть на опережение. Будет дочка Олимпиада, и точка.
Все лучше, чем к примеру Даздраперма или Даздрасмыгда. Хотя, конечно, в те годы этих идиотических имен быть не могло по определению. С приходом к власти большевиков в 1917 году прорвало плотину восхитительной глупости, и детей стали называть сокращениями от лозунгов - "Да здравствует Первое мая!" или "Да здравствует смычка города и деревни!". Но это так, лирическое отступление.
Так вот росла Олимпиада девушкой творческой и тургеневской, писала стихи про природу и любовь, и в 16 лет даже опубликовалась в журнале "Луч".
Этот самый "Луч"не был лучом света в темном царстве, потому что и темного царства не было, а в имперской России начала двадцатого века поэтов любили и ценили. И поэтесс с удовольствием брали в жены. Даже если они имели творческие псевдонимы.
Наша Олимпиада тоже обзавелась таким псевдонимом, ставшим практически ее вторым именем по жизни. Теперь девушка звалась Ада Владимирова. Звучно и запоминающееся.
А кто у нас муж?
Суженым Ады стал Михаил Козырев, человек тоже творческий и молодой (на два года моложе супруги), но уже имеющий и стихотворные и прозаические публикации в периодике.
Интересно, что Михаил родился и провел свое детство в городе Лихославле Тверской губернии. Лихо, говорят не будить, пока оно тихо. Но, опережая события, скажем, что все-таки это самое лихо ворвалось в жизнь семьи Михаила и Ады. Случится это в сороковые-роковые. Пока же, молодой человек активно пробует перо в разных жанрах, но лучше всего у него получаются сатирические рассказы и зарисовки, которые пришлись по нраву читающей публике.
Надо сказать, что в студенческие годы, которые пришлись на предреволюционное время (1910-1916 г.г.) Михаил не избежал бунташного поветрия, подсев на иглу марксизма. Но быстро с нее соскочил, увидев уже после случившегося переворота, что на самом деле представляют собой адепты большевистской секты.
Отец - кузнец своего счастья. И счастья своих детей.
Возможно тогда он задумался, а чем же плоха была жизнь при Царе-батюшке, если его отец Яков, рожденный самым простецким крестьянином в годы "проклятого" крепостничества, сумел нажить немалое состояние. Козыревым принадлежали лесные угодья, несколько домов в Лихославле и большой надел земли, на котором и располагалась семейная усадьба.
И все это своим трудом (и умом, конечно) заработал обычный кузнец Яков Козырев. Нет, ну какой же проклятущий этот царский режим был. Не давал, понимаешь, бездельникам и ворам так же хорошо жить, как и головастым и рукастым трудовым людям. Детей своих Яков любил, ценил прежде всего труд физический, но каким-то внутренним чутьем понимал и важность нового образования, которое стремился подрастающему поколению.
Характерный штрих к доброму нраву Якова Козырева. Когда сын с невестой пожаловали в гости в Лихославль, отец настелил деревянный настил от станции до самого дома, чтобы Адочка не сломала каблучки на дорогах Лихославля, разбитых весенней распутицей.
Сатира штука опасная. Для самого сатирика.
Семейная писательская пара Козырев-Владимирова весьма успешно вошла в новые граничные условия, определенные большевистским режимом, но если Ада писала нейтральные стихи, то Михаила порой заносило в бурлящий водоворот потешек над властью, что не могло пройти незамеченным.
Опыт с "Крокодилом", который в одноименном рассказе бедокурил и косил под революционного матроса в выдуманном городке Красном Прищеповске, не насторожил писателя. Рассказ, написанный в двадцатые, пролежал на полке чуть ли не 70 лет до издания в девяностых.
Похожая судьба ожидала повесть "Ленинград", сюжет которой заключался в том, что молодой революционер с помощью факира в 1913 году делается как бы мертвым, чтобы избежать смертной казни. Оживает он почти через сорок лет, оказываясь в 1951 году.
Начинается роман достаточно неожиданно, но весьма пророчески:
Через две недели меня не будет в живых. Стены моей тюрьмы крепки, законы государства строги, исполнители действуют с точностью и безжалостностью машины. У меня нет надежды ни на бегство, ни на помилование.
Автор иронизирует над всеми революциями, сменами власти, режимов, показывая, что в итоге, всё остается неизменным, просто одна элита сменяет другую.
Так жить нельзя
Очухавшийся после спячки революционер понимает, что идеалы революции искажены до нельзя, лозунг «кто не работает – тот не ест» стал откровенной химерой. В разговоре с философом революционер получает от того наставления и правила жизни в современном обществе (напомню, по сюжету сатирической повести идет 1951 год)
— Так что же делать? — в отчаянии спросил я.
— когда нибудь мы еще раз поговорим с вами на эту тему, — уклончиво ответил философ. — Наш длинный разговор может возбудить подозрения. Одно скажу: примиритесь и живите так, как живете сейчас…
— Но ведь так нельзя! — воскликнул я.
— Да, — ухмыльнулся философ, — это правда. Я сам раньше думал это, а вот видите — живу…
Система вряд ли могла простить подобные шуточки, пусть даже и в одном сигнальном экземпляре повести, поскольку "Ленинград" был запрещен и издан только в девяностые годы.
Напарничек-стукачок
Зато другие произведения Козырева, которые пропускались цензурой, издавались вполне себе приличными тиражами. В тридцатые годы речь шла даже о четырехтомнике собрания сочинений автора. Но потом как-то все прекратилось - словно краник с живительной водой закрутила рука в строгом мундире.
Это случилось после того, как Михаил Яковлевич написал роман-утопию "Город энтузиастов", причем написал не один, а в соавторстве с товарищем Кремлевым. Звучный псевдоним, не правда ли? Это писатель Илья Шехтман придумал себе такую литературную фамилию. Да еще чуть позже освежил ее прибавкой Свен. Но, как выяснилось позднее, тов. Кремлев-Свен на деле оказался Кремлевым-Свином.
Как утверждал генерал КГБ В. Ильин, "по совместительству" секретарь СП СССР, именно этот Свин, сочинил развернутый донос на Михаила Козырева, что стало причиной ареста писателя зимой 1941 года. Спустя десятилетия всплыли и некоторые подробности гибели Козырева. Один из бывших зэков рассказал о том, как в застенках Саратовской тюрьмы умер русский сатирик Михаил Козырев: в 1942-ом он однажды не вернулся с очередного допроса.
А что же Ада? Выбралась из ада
Оказавшись после ареста и гибели мужа одна, Ада долгое время не печаталась, как жена «врага народа», но много занималась переводами.
В 1960-е годы вернулась в литературу, добилась реабилитации мужа, издавалась; композитор Александра Пахмутова написала на стихи Владимировой несколько песен.
Умерла в писательском приюте в 94 года. Говорят, что иногда она напевала романс "Никому не рассказывай", слова которого написал ее муж Михаил Козырев.
В нем есть такие строки:
...Никому не скажи, что я нежная,
Что люблю, что грущу, что твоя,
Что сковало нас счастье безбрежное,
Что до смерти твоя буду я.
Если любишь меня, не отказывай,
Об одном только помни всегда -
Ничего про любовь не рассказывай,
Ничего, никому, никогда
Авторы этого романса поэт Михаил Козырев и композитор Борис Прозоровский были расстреляны и никому, ничего, никогда больше не рассказали и не поведали.
Их имена пытались стереть из книг и песен, то выставляя каких-то непонятных авторов, то объявляя музыку и слова народными.
Однако справедливость в виде полной реабилитации в пятидесятые-шестидесятые годы была восстановлена.
Только жизней это, конечно, не вернуло.
Зато Ада пожила по-полной.
Спасибо партии родной.
За любовь.
За ласку.