Мужчина, решивший пилить ноготочки, уже не удивляет российскую аудиторию: гораздо больше вопросов и страх у нее вызывает мастер с ВИЧ. Многие верят, что могут заразиться во время маникюра, кто-то рвется в салоны со своим набором инструментов. Мы поговорили с ВИЧ-положительным нейл-мастером Русланом Момынкуловым о его карьере в бьюти, жизни с диагнозом и стереотипах вокруг заболевания.
До 17 лет я рос в Казахстане, в маленьком городе Костанай. Для тех мест я был слишком ярким с самого детства, за что постоянно огребал — до сих помню, как люди на улицах орали, что я «гомик» из-за моих фиолетовых волос. В школе меня тоже невзлюбили: я всегда был активным, постоянно в чем-то участвовал, и одноклассникам это не нравилось. Отношения с ними не поддерживаю: забрал из школы только диплом и детские травмы.
В 16 лет у меня завязались болезненные отношения, из-за которых я переехал в Россию. Точнее, ночью сбежал из Казахстана — из соображений безопасности мне пришлось упаковать вещи и уехать в другой город. Так я оказался в Челябинске, где началась взрослая жизнь. Я работал официантом в ночных клубах, однажды по фану решил принять участие в конкурсе «Мисс-травести Урала». Так на свет появилась Мадлена Мур, не похожая на весь типичный русский дрэг. Многие дрэг-артисты пытаются подражать Никки Минаж или создают инопланетный арт, а Мадлена была простой русской бабой в кокошнике: мясистой, с животиком.
В травести я остался на полтора года. Сначала выступал в Челябинске, где стал резидентом клуба, потом уехал в Екатеринбург. Последний раз я выступал на каком-то местном конкурсе — тогда я еще не знал, что больше не выйду на сцену. У меня был глухонемой друг, в прошлом я работал с глухонемыми детьми, поэтому решил сделать номер — исполнить песню Sia «House on Fire» — на языке жестов. Было ясно, что он не зайдет, но я отработал конкурс. Утром дома состоялся диалог с моей второй половиной, мне сказали: «Извини, но в нашей семье такое не приветствуется. Мне не нравится, чем ты занимаешься». Получилось, что этим номером я красиво ушел со сцены и через неделю забрал из клуба свои вещи. Мадлена Мур умерла.
Неидеальный маникюр
В Екатеринбурге началась моя карьера в бьюти. Я работал администратором в салонах красоты, но понимал, что в тех условиях мне некуда расти. Четыре года назад я снова собрал вещи и уехал — на этот раз в Москву. Несколько лет отработал админом и управляющим, накопил опыта и смог вывести один из салонов в плюс по прибыли. Показатели были хорошими, пока не наступила пандемия. Я засел дома: днем вел инстаграм (запрещен в РФ) московского салона, а ночами работал на сахалинский.
Долгое время я не хотел менять деятельность и становиться нейл-мастером. Мне казалось, что это неблагодарная работа, где ты все время пилишь на потоке за минимальную оплату, но пандемия все изменила. В какой-то момент я взял две кредитки, зашел на AliExpress и накупил материалов для ногтей. Следующие три месяца я смотрел туториалы YouTube и учился делать маникюр, а под конец локдауна начал зазывать к себе первых клиентов.
Мужчина, работающий мастером маникюра, уже не вызывает столько вопросов, как несколько лет назад. Раньше парень-сотрудник был изюминкой для салона красоты, сейчас же открываются бьюти-пространства с чисто мужским коллективом. Многие поняли, что можно спокойно зарабатывать деньги на маникюре, пошли учиться. У нас есть чат с другими нейл-мастерами, который называется «Партия “Не хочу больше на завод”»: мужики сидят и обсуждают ноготочки. Конкуренции между нами нет, в XXI веке ее вообще не существует. На планете живут больше 8 млрд людей, какая конкуренция? Для нормальной жизни мне нужно 35 клиентов в месяц, больше я физически не вывезу.
С 1 июня я запустил еще один проект — создаю типсы для ногтей с готовым дизайном. Для России это перспективное и развивающееся направление. Я уже работал с глянцем: сделал типсы для фотосессии и впервые выступил нейл-стилистом. Надеюсь, что меня заметят, потому что я могу сделать самые крутые ногти в вашей жизни — настоящий арт!
Мой нейл-дизайн во многом отражает мою философию и жизненный опыт. Первое время я называл свои работы «трэш-маникюром» — это такой дизайн про самовыражение и принятие себя. Когда я учился делать ногти, отовсюду твердили про ультрапродуктивность и духовный рост — на этом фоне маникюр стал для меня отдушиной. Мой дизайн неидеальный и кривой, потому что люди такие же. Моя мастерская стала местом, где у них появилась возможность рассказать свою историю и отразить ее на своих ногтях. Помню клиентку, которая просила сделать дизайн с грязью и землей, будто она роет себе могилу.
Работа в бьюти с ВИЧ-статусом
Развитие нейл-мастерской напрямую связано с моим ВИЧ-статусом. Я заболел в пандемию. У меня был секс, через несколько дней после которого начался острый ретровирусный синдром. Я на неделю слег с температурой, начались проблемы с ЖКТ и сумасшедшие мышечные боли. Такая острая иммунная реакция на вирус бывает у 5-10% заразившихся. У меня низкий иммунный статус — с детства я постоянно болел и первые 10 лет жизни ходил с родителями по поликлиникам. Видимо, из-за пониженного иммунитета и наступила острая реакция.
Я сдал платный анализ в лаборатории, за результатом которого пришел через 10 дней. Было 7:30 утра. Я распечатал конверт, увидел положительный результат и сказал себе: «Я буду говорить об этом везде, не стану молчать». Теперь я осознаю, что моя реакция была чем-то вроде жуткой обиды на сложившуюся ситуацию: я сразу встал в позу и ударился в спасательство других вместо того, чтобы заняться собой. Конечно, меня накрыло спустя несколько лет — сейчас я проживаю все это и осознаю свой статус.
После подтверждения диагноза я завел аккаунт в TikTok и начал снимать ролики на тему ВИЧ, которые стали популярны. Там же я рассказывал, что делаю маникюр, показывал свои дизайны, постепенно люди начали интересоваться. Мне писали: «Вау, ты делаешь такие ногти! У тебя правда ВИЧ? Но это же так не работает». С этого начался открытый диалог, пошел поток клиентов.
Я пытался искать других ВИЧ-положительных нейл-мастеров, но никого не нашел. Это странно: кто-то еще должен открыто работать со статусом и рассказывать об этом, ведь вирус не передается в процессе маникюра. Я имею право не сообщать клиентам о заболевании, но все равно говорю. Мне кажется, тем самым я показываю, что с появлением диагноза жизнь не заканчивается. В России много ВИЧ-положительных, а мой пример помогает открыто говорить о диагнозе и ставить на место тех, кто пытается нас стигматизировать.
К сожалению, стигматизация настолько сильная, что многие отказываются делать у меня маникюр именно из-за ВИЧ-статуса. Мне пишут: «Я бы пришла, но мне страшно». Люди боятся, и я их хорошо понимаю — никто не хочет себе проблем со здоровьем. Однако здесь все упирается в необразованность. Всегда готов ответить на вопросы о заболевании и своей работе. Если спрашивают, как я стерилизую инструменты, то провожу экскурсию по мастерской: показываю сухожар, рассказываю про трехэтапную обработку и объясняю, как все устроено.
Маникюр с гештальт-терапией
Я постоянно говорю, что заразиться непросто. Я могу втирать свою кровь клиенту, но ничего не случится — я принимаю терапию, а моя вирусная нагрузка настолько низкая, что его иммунитет справится. Донести это до каждого невозможно, но мне удалось собрать адекватную клиентскую базу. Со своими инструментами ко мне не приходят, да я и не соглашусь работать с такими клиентами. Если они мне не доверяют, какой смысл приходить ко мне на ногти?
Такие люди могут записаться ко мне на консультации, чтобы мы обсудили их недоверие и тревожность. В январе я начал учиться в МГИ («Московский Гештальт Институт» — Прим. ред.) на гештальт-психолога, после планирую получить высшее образование. Это моя четвертая попытка: до этого я учился на HR-менеджера, экономиста и архитектора, но всегда отчислялся. Психология мне зашла, это направление, за которое я готов платить, перестраивать свой быт и личную жизнь. Мне это близко, потому что я сам прошел три года психотерапии.
Прошлым летом меня занесло в Крым на гештальт-интенсив, где со мной две недели работал психолог. Сказать, что после этого у меня изменилась жизнь — не сказать ничего. Мне расковыряли все травмы (точнее, я сам позволил им вскрыться), о многих из которых я забыл. Было настолько невыносимо, что я ловил себя на суицидальных мыслях, но сам интенсив меня зацепил. Люди, с которыми я там познакомился, говорили: «Рус, у тебя талант. Ты сразу видишь суть». Я послушал и решил учиться, уже веду небольшую практику.
Цель всего, что я делаю, — быть полезным людям. Конечно, я планирую стать всемирно известным (мечтаю об этом с 11 лет), но еще хочу давать надежду тем, кому она нужна. Чтобы однажды я мог обернуться назад и сказать: «Блин, чувак, ты все круто сделал. Красавчик».