Глава девятая.
I.
Коня уздою направляя,
Стремится Велимудр успеть,
Хлыстом при этом подгоняя;
Не в силах более терпеть,
Когда ж под звон его булата,
Свершится наконец расплата.
С душой своею не в ладу,
Коня он правит в слободу.
Там ночью в заспанной слободке,
Он точно знает, есть шинок.
Шинок всю ночь работать мог.
Стоит он точно по-серёдке.
Коль мчишься, то не промахнёшься:
Хоть как ты в дверь его упрёшься.
II.
Хозяин старого шинка,
Когда свою оставил службу,
Пришёл сюда из далека.
Говаривают, водит дружбу,
Он с печенегами порой.
Он - сам мужчина пожилой.
Им он продукты поставляет;
Награбленное он скупает;
Не равнодушен очень к злату;
Он новость, если узнаёт,
Им по-быстрей передаёт,
Не безвозмездно, а за плату.
А, коль с врагом хозяин дружен,
То Велимудру он и нужен.
III.
Войдя в шинок неторопливо,
Дверь Велимудр плотней закрыл;
Всё оглядев вокруг пытливо,
Он половому пробасил:
"Зови хозяина, Горазд;
Пусть лучшего вина подаст!"
И Велимудр без смущенья,
Не дожидаясь приглашенья,
Прошёл к бревенчатой стене;
За стол уселся, подбоченясь,
А половой Горазд, кобенясь,
Но всё же осознав вполне,
Что гость явился не простой,
(В кафтане с нитью золотой),
IV.
Метнулся, поскорей позвать,
Хозяина, а тот спесиво,
(О чём, мол, с гостем толковать?)
Махнул рукой, но горделиво,
Когда Горазд ему шепнул,
Кто к ним случайно заглянул,
Навстречу к Велимудру вышел.
"Сейчас я от слуги услышал,
Что ты - и есть тот сын Всеслава,
Что лишь один остался жив.
Семью же, головы сложив,
Постигла тяжкая расправа.
Так правда это или нет?"
Он вопрошал. "Дай мне ответ?"
V.
"Всё так". Ответил Велимудр,
И шапку, сняв, на край положил.
Был ране парень златокудр,
А ныне седины умножил,
Минувший безотрадный день.
"Все мои мысли набекрень.
Готов рыдать в своём несчастьи.
Всю душу рвёт мою на части".
Пожалился он шинкарю.
"В хоромах дома не сиделось.
Вина мне выпить захотелось.
Боль в сердце, может, усмирю?!
Со мной присядь и выпей тоже.
Вино дай то, что по-дороже".
VI.
Сказав так, гривну золотую,
Положил Велимудр на стол.
"Ах, как я по семье тоскую!
Всю душу я свою извёл!"
"Чрезмерно платишь за вино ты".
Сказал шинкарь. "Какие счёты?"
Так Велимудр отвечал.
Горазд, скосивши глаз, молчал.
"Я б больше отдал, если б смог,
Своё семейство оживить,
Но остаётся слёзы лить.
Прогневался за что-то Бог,
Коль кару страшную послал.
Вмиг сиротиною я стал!"
VII.
Шинкарь же гривною польстившись,
С расспросами не отстаёт,
И, алчным взглядом устремившись,
Ещё вопросы задаёт:
"Был слух, что вся казна Всеслава,
(Быть может, брешут люди, право),
Исчезла, словно испарилась.
Средь воздуха что ль растворилась?
Кто ж пред грехом не устоял,
И душу воровством изгадил?
Кого же Чернобог сповадил?
Кто все сокровища изъял?
"В том для меня, уж, тайны нету.
Бог дал мне верную примету.
VIII.
Мне сам тот супостат сознался,
И спьяну выболтал секрет.
Передо мной не запирался,
Что сам он вычистил подклет,
И золотишко со своими,
Артельными мастеровыми,
Молясь треклятым злым Богам,
Прибрал, как водится, к рукам.
Тот супостат - Шестак зовётся.
Тать всё семейство обдурил...
Отцу он баню мастерил...
Теперь же надо мной смеётся...
Богатств отцовых не осталось;
Всё этим извергам досталось!
IX.
Обидно, что ни говори...
Здесь бранных слов поток излишен.
Теперь, куда ни посмотри,
Я и раздавлен, и унижен.
В глазах людей я - жалкий трус,
Коль мстить за предка не берусь.
Но мщенье мне не по-нутру.
Они же завтра по-утру,
Снарядят с золотом обоз.
Всё увезут с собой свободно.
Жить будут сытно и вольготно,
Забыв про море горьких слёз.
Осилив первый день пути,
Надеются они дойти,
X.
К лощине тихой "трёх ручьёв".
Там, как я слышал, заночуют,
Под пенье звучных соловьёв;
Немного выпьют, похарчуют".
"Коль всё ты знаешь о ворах,
И их бессовестных делах,
Так отчего ж не нападёшь?
Сокровища не отобьёшь?"
"Мне не под силу нападенье.
Их - двадцать с лишним человек.
Себя на смерть бы я обрек,
Ну, а сокровищ тех спасенье,
Один бы я не совершил;
Лишь голову бы там сложил".
XI.
М-да, одному и против двух,
Сражаться будет несподручно.
Что, если разнесётся слух,
И соберёшь благополучно,
Ватагу дерзких удальцов,
Которые в конце-концов,
Помогут отчий клад вернуть?"
"Что помешает обмануть,
Меня им? Клад себе забрать.
Меня ж опять ни с чем оставить.
Тем имя вновь моё ославить,
А честь и совесть растоптать.
Иль вовсе взять, меня убить,
Чтоб не мешал добро делить".
XII.
Горазд принёс кувшин вина.
Разлил его по чаркам медным.
И, выпив Велимудр до дна,
С лицом изнемождённым бледным,
Сказал взяв шапку со стола;
"Прощай, шинкарь, уж, мне пора;
Коль здесь я у тебя напьюсь,
Домой не доберусь, боюсь".
Он быстро со скамьи поднялся;
Встряхнул седою головой;
Кушак поправив яркий свой,
Со всеми скупо распрощался,
И удалился, а шинкарь,
Готов, уж, мчать в ночную даль,
XIII.
С известьем в печенежский стан,
Забыв про тяжесть своих лет.
Он алчной страстью обуян:
Богатства отыскался след.
Тот час коня себе седлал,
И в ночь бесстрашно поскакал.
Богам милее мудрецы!
Взяв свою лошадь под узцы,
Наш Велимудр во тьме стоял,
К столбу ограды прислонившись.
Он, непременно убедившись,
В том, что его известьям внял,
Шинкарь. И вон он поспешает;
Коня торопит, понужает.
XIV.
Вернулся Велимудр домой.
Здесь всё в нём слёзы вызывает.
Внутри он бродит сам не свой,
То с грустью смотрит, то рыдает.
Но мщенье не завершено.
Он ищет зелье. Где ж оно?
Он помнит, в матовой бутыли,
Давно покрытой слоем пыли,
Он видел зелье в прошлый раз.
Куда ж его отец припрятал?
Неужто мать-земле сосватал?
Как пригодилось бы сейчас,
То зелье! Новое варить,
Накладно, долго. Как же быть?
XV.
В родных хоромах опустевших,
Блуждает Велимудр и ищет,
Теряясь в думах одолевших,
По комнатам тревожно рыщет,
Перебирая тут и там,
То вещи, забытый хлам,
То всевозможные тюки,
Ларцы, лари и сундуки.
Вот кажется, сундук вот этот,
Он до сих пор не оглядел.
Он крышку снял, и осмотрел,
Используя всё тот же метод.
Водя на скулах желваками,
Обшарил он сундук руками.
XVI.
Коснулись пальцы осторожно,
Стекла. Ужель и впрямь нашел?
Или ошибся он возможно?!
Бутыль, взяв в руки, отошёл,
Встав к свету восковых свечей.
Пытливый взгляд своих очей,
Направил, жидкость изучая;
И запах жидкости вдыхая,
Когда из горловины пробку,
Убрал, то понял, что оно -
То зелье. Значит решено!
Припомнив, что про дозировку,
Отец когда-то говорил;
Бутыль с собою прихватил,
XVII.
Во двор спустился, поспешая.
Запряг в два воза лошадей.
В возы те, бочки загружая,
Без помощи других людей,
Поставил с помощью лебёдки;
Тесня бочонки те к серёдке,
К возам верёвкой привязал.
"Готово". Сам себе сказал,
И в бочки с фряжеским вином,
Что по-весне обоз доставил,
Он зелье терпкое добавил,
Наваренное колдуном;
Что погружало в крепкий сон,
Чтоб для врагов стал вечным он.
XVIII.
Поводья от второго воза,
От пары чалых лошадей,
Для облегчения извоза,
К телеге привязал своей,
Которой взялся управлять,
Чтоб груз сей к месту доставлять.
Чтоб люди разные лихие,
Не зарились, он дорогие,
Свои одежды, сняв, оставил,
И, облачившись, как батрак,
Поводья, сжавши, взял в кулак,
И оба воза он направил,
С своей усадьбы быстро прочь,
Во мглу, в редеющую ночь.
XIX.
Под утро - лишь заря блеснула,
Весь Стешкин постоялый двор,
Ожил. Мгновенно всколыхнула,
Его под петушиный хор,
Звуча, команда Шестака.
Он был в хмелю ещё слегка.
Артельщики засуетились;
Холодною водой умылись;
Обоз с усердьем снарядили,
И, время не теряя даром,
С ворованным чужим товаром,
С подворья поскорей отбыли,
Чтоб к вечеру из тех краёв,
Прибыть в лощину "трёх ручьёв".
XX.
А Велимудр, встав тихонько,
До сроку поодаль в стороне,
Поводья теребил легонько.
При исчезающей луне,
Тайком за ними наблюдал;
Возы, не торопясь, счетал,
На козлах на телеге сидя.
Он все их действия предвидя,
Набравшись загодя терпенья,
Телег своих не покидал;
Своей минуты поджидал;
Из собственного разуменья,
Уверен был, что месть грядёт:
Событий цепь к тому ведёт.
XXI.
Когда последняя подвода,
Ушла со Стешкина двора,
Он, как бывалый воевода,
Решил, что и ему пора...
Их отпустив на пол версты,
Направил лошадей бразды,
За ними шествовать во след.
Куда (Ведь было не секрет),
Они дорогою бредут?
Известно место назначенья.
Там будут ждать их злоключенья.
Обоз упрямо свой ведут,
Туда, где смерть их поджидает,
И встречи роковой алкает.
XXII.
Шестак с артельными своими,
Под вечер дружно добрались,
С сокровищами дармовыми,
К лощине. Только принялись,
Стоянку делать на ночлег.
Но тут отряд из печенег,
На них набросился внезапно,
И, окружив их, поэтапно,
Взялся, как дичь, уничтожать,
Сначала стрелы выпуская;
Затем мечами их кромсая.
Из круга некуда бежать...
Артель взялась сопротивляться.
Куда там! Бестолку стараться!
XXIII.
Мастровые полегли,
В лощине кровью истекая.
Отпор устроить не смогли.
(Превратна всё ж судьба людская!)
Их печенеги добивали:
Клинки и копья в грудь вонзали.
Не долго вопли слышны были.
Они средь сумрака застыли,
Исчезли, канув в никуда.
Был Велимудр в нетерпеньи;
Глядел на бойню в наслажденьи,
Вблизи скрываясь, где гряда.
Пол дела сделано и вот,
За ним самим последний ход.
XXIV.
Сокрытых прежде лошадей,
С возами вывел на дорогу.
Задал им наскоро плетей.
Они, шагая понемногу,
Пошли дорогою вперёд -
Туда, где бойня, уж, идёт.
А сам опять за хОлмом скрылся,
Приник к земле, и затаился.
А печенеги же расправу,
Над всей артелью учинив;
Всех беспощадно загубив,
Возликовали, уж, на славу.
Кричат. Вид злата лихорадит.
"Да, тут и нашим внукам хватит!"
XXV.
Куела - главный воевода,
Пыл в печенегах остудил;
Брожение присёк народа;
Обоз разграбить запретил.
Подъехал к войску хан Талмат,
И был он несказанно рад,
Тому, что прежние богатства,
Обрёл он вновь. Без панибратства,
Пообещал: никто в накладе,
Не будет. Слово он даёт.
Его назад он не возьмёт.
Так возвестил хан о награде,
(И о дуване столь богатом):
Что даст каменьями и златом.
XXVI.
Но стихли радостные крики,
У печенегов, лишь они,
Завидев, обратили лики,
К дороге пыльной, где брели,
Две Велимудровых подводы.
К ним подбежали коноводы.
Остановили лошадей.
Не находя нигде людей,
Решив, что возчики сбежали,
Заслышав вопли, звон мечей...
В стан привели их поскорей.
В их бочках жидкость изучали.
Им было, право, мудрено,
Что в бочки налито вино.
XXVII.
Двойная печенегам радость:
Им за день дважды повезло!
Отринув мнимую предвзятость;
Судьбе-капризнице назло,
За смелость Боги улыбнулись;
Рукой к ним щедрой дотянулись,
Дав и с сокровищем обоз,
И со хмельным напитком воз.
Уж, более не рассуждая,
Они решили, то вино,
Что их ждало давным-давно,
Испробовать и, разливая,
Его по чаркам-черепам,
Не смешивая пополам,