Всё началось банально, даже невинно.
«Ну на кой оно тебе? — вопрошал Сеня. — Ты ж пленница современных технологий. Ни дня без стука клавы!»
Ни дня. Это он, надо думать, точно подметил. С другой стороны, сложно не заметить, как твоя девушка сутками торчит у монитора, курсирует по квартире с блокнотом, будто сомнамбула, макароны — и те готовит с заметками наперевес. Вторая книга дописывалась со скрипом, дышала в затылок сыростью сюжета и стоически терпела многочисленную редактуру. Я не сдавалась. Мозги кипели.
Пером я писала последний раз в далёкие годы ученичества на базе художественной школы. Получила там свой диплом — и забыла об этом, предпочтя более мобильную электронику. Хотя всякие нетленные приспособления остались валяться на полках: рука не поднялась выбросить, рабочие всё же инструменты. Сакраментальное «А вдруг пригодится?» не раз сдвигало ось человечества наравне с ленью. Вот и в этот раз сдвинуло. Заметили только не сразу... Бирюзовую чернильницу я привезла с блошиного рынка. Маленькая, простецкая, как бутылка из-под пива, — в ней не было ничего примечательного, кроме моей любви к стеклянному старью. Вернувшись домой, любовно очищаю обновку от грязи и пыли, даже древнюю, как первый человек, тушь в закромах нахожу. Вспоминаю, что учёные советуют менять время от времени деятельность (креативности ради да пользы для), и сажусь за подобие каллиграфии.
Поначалу надписи походят на каракули дошколёнка, но рука постепенно привыкает к позабытому искусству. Перемазав чёрными кляксами половину блокнота и себя заодно, с чувством выполненного долга запираю своё богатство в недра рабочего стола, ухожу отмываться. Потом одно, другое, третье... Всё как обычно. Взрослая жизнь не щадит даже мечтателей. В особенности их. К моменту возвращения домой Арсения, тихо костерящего поставщиков, коллег и ещё примерно добрый десяток незнакомых мне личностей, я как раз заканчиваю генеральную уборку в районе кухни. Накопленные за долгое время бытовые хлопоты превращают меня в привидение с тряпкой; слова слышатся как из-под киселя, но удивлённый возглас каким-то чудом умудряюсь различить:
— Ни фига себе! Уже закончила?! Но я только утром... И даже напечатала! Ну-ка...
Непонимающе хмурюсь. В общем-то, лёгкое безумие в нашей локальной семейке — явление привычное, на нём, можно сказать, и сошлись. Но одно дело, когда вас двое и шутки у вас общие, понятные друг другу, и совсем другое, когда человек бормочет сам себе. Стянув резиновые перчатки, прохожу в гостиную, где застаю возлюбленного психа сидящим на диване. В окружении аккуратно разложенной пачками макулатуры.
— Это что?
— В смысле — что? Ты прикалывалась надо мной, да? Я думал, тут работы до конца года! И начало ты переделала, но так интересно, слушай...
Худо-бедно понимаю, о чём он. И что шуткой это быть не могло. Чтобы не являть собой образец картины «Дама с распахнутым ртом», в пару шагов сокращаю расстояние и выхватываю из Сениных рук ещё тёпленькие листы. Вчитываюсь судорожно, ошалело, попутно с неуёмной силой щипая себя за предплечье. Проверить по-детски: сплю ли? Потому что ничем другим, кроме как сном, это быть не могло. Потому что мои слова. Слова мои, герои, антураж, стиль — всё моё. Но текст не мой. Потому что я чисто физически не могла закончить книгу за четыре часа, не притрагиваясь к ней. Для этого надо как минимум перестать быть человеком, попасть на другую планету, где сутки исчисляются сотнями дней, или сойти с ума.
Сеня ворчал, но продолжал читать. Запоем, голодно, не сняв ни пиджак, ни носки, отказавшись от ужина, отлучившись только на кофе и покурить. Взбудораженный, с горящими глазами, курсировал по квартире.
Говорил: «Кира, это гениально!»
Говорил: «Ты ж моя умница, Господи, обожаю тебя...»
Говорил: «Завтра же вышли в издательство».
Не веря себе, на всякий случай проверяю сохранённый на компьютере документ. Как есть — не дописано. Черновик и три десятка дополнительных файлов, которые я собиралась свести только нынче вечером. Вот они, целёхонькие. А законченная рукопись издевательски мерцает чёрными буквами по белой бумаге.
Психику свою всю жизнь я считала крепкой, но в тот день что-то там всё-таки покачнулось. Дальше как в тумане. Читала, читала, читала. От когнитивного диссонанса в голове натурально гудело. Мир ощущался нереальным. Невозможным, зыбким, собранным из кусочков, из кадров, как в старом кино. Несколько электронных писем, туда-сюда, десяток звонков, вопросы, ответы... Книжно-коммерционных дел мастер договор высылает, по его словам, не успев прочесть и половины.
Говорит: «Шедевр!»
Говорит: «Вы станете нашей новой звездой».
Говорит: «Мы с вами ещё за мировые площадки поборемся!»
Говорит и, кажется, сам себе верит. Верят ему и коллеги. Отсутствие электронной версии текста не смутило никого. А я просто наблюдала, как мир вокруг слетал с катушек. И сама летела вместе с ним. За пару недель книга (моя-не-моя) обрела известность в городе. За месяц — в стране. Через полгода мне поступило около дюжины предложений на перевод и несколько — на экранизацию. Издательство требовало продолжение, потрясая статистикой.
Мне стало дурно.
— Это не я написала. Понятия не имею, откуда взялась эта рукопись!
Сеня смотрит дикими глазами. Честно пытается понять, но не может.
— Но это же невозможно, — возражает неуверенно. — Я видел, как ты писала! И рукопись тоже видел. Мы же с тобой вместе её читали. И вообще. У тебя очень яркий авторский стиль, уж я-то знаю! Все твои рассказы перечитал, когда встречаться начали... Сколько можно шутить? Завязывай.
«Ладно, — думаю обречённо, — предположим, книга действительно моя. И задумка, и персонажи. Немного отошло от первоначальной концепции, но так вышло даже лучше...»
О том, как именно это вышло, предпочитаю не думать. Перерыв хату в поисках упаковки успокоительного, случайно натыкаюсь на оставленные в ящике стола письменные принадлежности. Чернильница игриво оставляет на пальцах размытые отпечатки. Неплотно в прошлый раз её закрыла, что ли? Совершенно на автомате, уплыв мыслями в непроглядные дебри, обмакиваю в глянцевую черноту кончик механического пера. Вывожу свою подпись на первом попавшемся листке, по привычке, как на встрече с читателями. И замираю, с суеверным ужасом глядя на то, как торопливо, словно круги на воде, по бумаге расползаются слова.
«...у Эосты было три сына и три судьбы...»
«...каждый раз, когда он поднимал веки, солнце вставало...»
«...они рисовали круги на своих телах, чтобы быть исцелёнными...»
Узнаю сразу. Главную героиню своего нашумевшего романа, её лучшего друга-переселенца и местные традиции, порождённые изучением психоанализа. Когда прихожу в себя, на столе красуется целая пачка листов, исписанных аккуратными печатными буквами. Снова. Как тогда.
Приплыли. Вдох, выдох...
Вся следующая неделя прошла под эгидой безумных экспериментов. Сняла небольшую студию на окраине города. Отключила телефон, пропала со всех радаров, закрылась на все замки. Писала. Писала-писала-писала. В тетрадях, на салфетках, в блокнотах, карандашами, пальцами, кистью. Через полторы недели шагу ступить было нельзя, чтобы не задеть какую-нибудь бумажную горку. Выяснив, что дело всё-таки в чернильнице, а не в перьях и бумаге (и, разумеется, не во мне), потратила ещё несколько суток на то, чтобы осознать, какое сокровище упало на голову. Каждая идея, даже самая идиотская и нелепая, неведомым образом превращалась в рассказ или повесть, которую вполне можно было продать. Так сказать, лампа Аладдина, дёшево и сердито, сто пятьдесят рублей за кучку чудес, получите — распишитесь. Только вместо джинна покладистый невидимка. Пыталась отыскать неприметного дядечку, всучившего за бесценок сей дивный дар, но без толку. Кукуха отчаянно рвалась на волю, однако клетку я заперла надёжно.
Когда всё-таки позвонила Сене, чтобы подать признаки жизни на грани бреда, узнала, что третья книга с его лёгкой руки тоже была опубликована. И успех возымела не меньший. Немного погодя он приехал за мной вместе с бойкой девицей из самого крупного издательства в стране. Мы вернулись домой, а девица осталась, светловолосая и солидная. Позже, копаясь в отчётах и письмах, я отметила для себя, что к печати она выбрала всё то, что написано было не мной. Любые попытки продвинуть собственный текст мягко отклонялись.
«Это нормально, — убеждали они, — что один человек не может писать удачно абсолютно всё. Какие-то произведения выстреливают, какие-то нужны для отработки навыка... Знаете, вы и так чертовски продуктивны на фоне остальных!»
Сеня подбивал гонорары и строил планы — на лето, на год, на жизнь. В планах был дом с большим кабинетом и новенький компьютер. Собака, комфортабельный автомобиль, отпуска на морях, поездки в другие страны... Он тоже предпочитал не мои истории. Я слушала, кивала. Своё прятала, в чернильную топку подбрасывала новые предложения и смотрела, как они разлетаются по миру, словно горячие пирожки в холодный-голодный день.
Пока в какой-то момент не начала ощущать тошноту. Если вначале в чужеродных текстах ещё можно было отыскать мои ценности, мои смыслы, то со временем не осталось и этого. Однако люди, даже самые близкие и преданные читатели, казалось, ничего не замечали. Хвалили слог, идеи, сюжет, «живых персонажей». Вторая и третья книги, сборники рассказов — всё влетало в топ. Америка, Европа, даже какой-то индийский переводчик за них взялся.
А я всё никак не могла понять: почему? Что в них такого? И где в этом всём я? То, что подтолкнуло однажды начать писать, то, что держало меня, вдохновляло, заставляло гореть, то, чем я хотела делиться и что желала превозносить, — где? Мои слова рассыпались по ветру, неуслышанные, непонятые. Чернильница стояла на столе, отбрасывая мерцающую тень. Мне чудилось в ней что-то дьявольское. Соблазнительное и чудовищное. Как будто растущие цифры на счету и знакомства через неё пожирали нечто важное. Во мне. Вокруг. День за день, слово за словом. Чужим, незнакомым. Достаточно было черкнуть, почти не глядя, несколько строк — и они превращались в новый «шедевр». Только мне он казался безликим, пустым и издевательским. Даже когда заполнял собой полки всех возможных магазинов.
Поэтому однажды вечером я разбила чернильницу молотком, и мир, любовно созданный ею, пошатнулся.
Автор: Ийоль
#сказка #фэнтези #фантастика #фантастический рассказ #рассказы #мистика #чудеса рядом