оглавление канала
Километра два их вели пешим строем до ближайшей просеки. Там их поджидал вездеход с прицепом. Людей, как дрова, погрузили в него и повезли. Все думали только об одном, как бы не вывалиться на ходу, и не угодить под колеса этой колымаги. А еще, что, лучше бы они шли пешком. Славка забился в дальний угол, и сидел там, вцепившись одной рукой в борт, скуля и, не отрывая взгляда загнанного и испуганного зверя, от своих бывших товарищей по артели. Слон с Федькой сидели по обе стороны от Михася, и следили, чтобы тот не натворил еще какой глупости. Слон, не переставая бубнил у него под ухом.
- Михась, брат, успокойся… За убийство тебе пожизненное светит. Этот гад свое получит, не сейчас, так потом…
Михась, плотно сжав губы, только зубами скрипел, да злобно поглядывал в сторону Славки. Когда они выбрались из матерой тайги, ехать стало легче. Дорога, хоть и грунтовая, была без особых колдобин и буераков.
По прибытии, их растолкали по разным камерам, а Славку сразу увезли в лазарет. Олега посадили отдельно ото всех, так как у него не было совсем никаких документов. И о дальнейшей судьбе своих товарищей он ничего не знал. Выяснение его личности по отпечаткам пальцев длилось почти месяц. Наконец, было выяснено, кто он. Из детдома пришли бумаги, и, конечно, там было сказано, что он неоднократно сбегал, был неуправляем и очень агрессивен. А поскольку он был уже совершеннолетним, то получил на полную катушку. На суде он молчал, словно был немым, что не способствовало уменьшению его срока, так как его молчание рассматривалось, как нежелание раскаяться в содеянном. Уже в зоне, он узнал, что его товарищам дали больший срок за «оказание вооруженного сопротивления властям».
Нельзя было сказать, что в зоне ему пришлось очень уж тяжко. Он был привычен к тяготам жизни. Его внешность очень многих отпугивала, а иногда, в сочетании с его угрюмым молчанием, широкими плечами и мускулистыми руками, даже вызывала некий суеверный страх. А когда, однажды ему удалось спасти местного пахана, которого чуть не привалило деревом на лесоповале, он вообще мог не опасаться, что ночью кто-нибудь ему ткнет заточкой в бок. А еще, в зоне на удивление, была прекрасная библиотека. И каждую свободную минутку, он посвящал чтению, и по этому поводу к его кличке «Один» стали добавлять еще и «Книжник».
Время летело птицей, и вскоре, ранней весной, Олег вышел на свободу со справкой об освобождении. Местом его, так сказать приписки, где он мог поменять справку на нормальный документ, был город, где находился его детдом. Но Олег не собирался туда возвращаться, документы в тайге ему были без надобности. Еще перед выходом, по каналам зэковского «радио», он узнал, в какой зоне находились его бывшие товарищи по артели, Слон, Михась и Федька. Он ни на минуту не забывал наказа Архипа, который просил его перед смертью разделить спрятанное золото поровну между всеми членами их маленькой артели. Разумеется, Славка Красавчик в этот круг не входил. Сидеть мужикам оставалось еще два года, поэтому, Олег решил пока отправится к медвежьей скале, и достать золото.
Снег на открытых участках в лесу уже почти стаял, а вот под пологом еще лежали сугробы. Тяжелые, напитанные водой днем, и застывшие, жесткие и, в то же время, хрупкие, словно горы битого хрусталя, ночью. До ближайшей станции добрался в товарном вагоне. Зэковская фуфаечка почти не защищала от холодного ветра, но Олегу было не привыкать. От станции предстояло идти проселочными дорогами километров тридцать, а там уже по просекам почти до самого прииска еще километров двадцать. Первую дистанцию он преодолел за день. И остановился на ночевку под разлапистой старой елью, ветви которой отгораживали его плотно, словно крыша дома от всего внешнего мира. Запалил небольшой костерок, и так и просидел всю ночь не сомкнув глаз. Это была его первая ночь на свободе, и он хотел в полной мере насладиться ею. Надышаться вольным воздухом, насмотреться на звездное небо. А утром, задолго до восхода солнца он вновь отправился в путь.
На дорогах, да и на просеке снегу было совсем мало. А уж как свернул с просеки, там уж умаялся. Идти было убродно, а ко всему прочему, перед самым рассветом задул северный ветер, нагнал зябких темно-серых туч, того и гляди, готовых просыпаться на землю мелкой снежной крупой пополам с дождем. Но, на вторую ночевку останавливаться Олег не захотел. Решил, что дойдет до медвежьей скалы, а там в пещере можно и костер будет разжечь. И тут ему в голову пришло, что идет он туда, будто домой возвращается. А дома – то там и нет уже вовсе, лет как восемь нет. Что если там уже новый прииск работает, и новые люди, хорошо, если нормальные, а что, если там до сих пор Шакур сидит? От этой мысли ему сделалось нехорошо. Он даже остановился посреди очередного сугроба. Это свобода, наверное, на него так подействовала, как пенная, пьянящая медовуха. Мир прекрасен, и все люди кругом братья. Он разозлился на себя. Мир не изменился, а может, и еще хуже стал. Так что надо бы поосторожнее.
Он уже совсем выбился из сил, когда на фоне светлеющего неба, наконец, увидел знакомые очертания старой драги. За эти годы драга почти совсем сгнила, и только некоторые железные конструкции еще упрямо держались, словно в надежде, что она все еще может пригодится человеку, что о ней кто-то вспомнит и опять она сможет послужить на добро людям. На прииске царила тишина. Ни огонька, ни движения. Насколько мог увидеть Олег, здесь не особо что изменилось. Только еще больше покосилась изба, да на обветшалых бараках совсем провалились крыши. Людей, вроде бы, видно не было. Олег тихонько свистнул, проверяя, вдруг все-таки кто-то живой тут есть, а значит, должна быть и собака. Без собаки жить в тайге - беда.
Но звук свиста затих, а признаков жизни Олег так и не обнаружил. Да и чутье ему подсказывало, что живых существ тут нет. Он осторожно вышел из-под полога леса, и ступая почти бесшумно, двинулся к прииску.