Я снова возвращаюсь к книге Наталии Тюлиной "Объяснение в любви", о которой было в посту -
"А я стихи пишу Наташе и не смыкаю светлых глаз"
8 сентября ночью пришло сообщение из Лондона о смерти Елизаветы II. И 8 сентября писала пост о книге Н. И. Тюлиной "Объяснение в любви"
Тюлина, Н. И. Объяснение в любви : воспоминания библиотекаря со счастливой судьбой / Наталия Тюлина. - Москва : Пашков дом, 2006. - 319 с.
В книге Н. Тюлиной есть глава "Письмо английской королевы", где она вспоминает об одном письме Елизаветы II, которое поступило в библиотеку. Привожу полностью главу из книгу.
Вот такой была Елизавета II тот момент.
"Письмо королевы"
Узким местом в работе справочно-библиографического отдела было машбюро. Число машинисток перманентно находилось в вопиющем несоответствии с количеством требующего перепечатки материала. Профессия машинистки была остродефицитна. Низкая зарплата, непривычный текст правил библиографического описания с точками, запятыми и тире усугубляли ситуацию. Особенно трудно было найти машинистку, печатающую на иностранных языках. Появлявшиеся в отделе очередные Иры, Милы и Люды, почему-то как на подбор высокие, стройные и красивые, явно подходили больше на роль фотомоделей. Но таковые в те времена еще не были в моде. Осознавая, насколько их внешние данные выбивались из унылой атмосферы библиотечного машбюро, девушки бежали одна за другой в поисках лучшей доли. Как-то целый год мы благоденствовали: у нас появилась Ниночка — юное, миниатюрное, худенькое до прозрачности, бледное существо, лихо отстукивавшее на машинке тексты на всех европейских языках. Не имея ни малейшего представления ни об одном из них, Ниночка обладала феноменальной зрительной памятью. Думаю, будь у нас машинка с грузинским или китайским шрифтом, она справилась бы и с ними. Было, правда, в ее трудовых подвигах одно «но». Она не утруждала себя расшифровкой «иероглифов» неудобочитаемых почерков библиографов. Впрочем, этим грешила не только она. Однажды просматривая свеженапечатанный список литературы о Шекспире, я обнаружила в нем название неизвестного мне дотоле его произведения: «Козлолап». Подивившись такому интригующему факту, обратилась к рукописи. Таинственное произведение оказалось... хорошо известной драмой «Кориолан». Ниночка в конце концов нас тоже покинула. И вдруг (о, чудо!) кто-то из сотрудников привел в отдел свою знакомую, ищущую работу на машинке с иностранным шрифтом. Дав ей на пробу несколько текстов, мы пришли в восторг. Варвара Николаевна (так ее звали) хорошо знала четыре или пять европейских языков, печатала грамотно, красиво, быстро и сверх того умела на диво легко читать любой почерк. Мы немедленно направили ее в отдел кадров на оформление. И тут возникло непредвиденное препятствие. Отделом кадров в то время заведовала Полина Васильевна Потапова. Рыхлая, с болезненно-желтым лицом, коротко подстриженными и стянутыми на затылок гребнем волосами в стиле 20-х годов, с осени до лета кутающаяся в большой теплый коричневый платок, она была женщиной на редкость сердечной и чуткой к трудностям женской доли. Я всегда находила у нее поддержку во всех производственных перипетиях жизни нашего большого отдела и каверз личных судеб сотрудников.
Но была у Полины Васильевны одна «слабинка» — она свято верила в классовую борьбу. Получив анкету Варвары Николаевны, она призвала меня в свой кабинет. — Я не могу принять ее на работу, — сообщила она с не свойственной ей твердостью в голосе. — Почему? — А ты знаешь, кто ее свекр? Знаменитый московский коньячный заводчик Шустов! В самом деле, был такой. Его полуоблупленную рекламу я однажды видела на глухой стене какого-то старинного московского дома. «Полина Васильевна, дорогая, да ведь Шустова давным-давно нет. И сын его, муж Варвары Николаевны, уже умер. Ну какое это может иметь отношение к нашим библиографическим спискам?!». В своих просьбах и уговорах я дошла почти до слез, и Полина Васильевна сдалась, но частично! Варвара Николаевна была зачислена на работу на больничные листки. Была в то время такая причудливая форма. Суть ее заключалась в том, что зарплата при этом выдавалась из экономии, получаемой от больничных листов сотрудников, которые оплачивались не из бюджета библиотеки, а из профсоюзной кассы. Неудобство состояло в том, что каждые два месяца сотрудник, работающий на больничных листах, должен был увольняться и ровно через неделю оформляться заново. Конечно же, за эти роковые недели в машбюро успевала скопиться целая кипа иностранных списков. Однако Варвара Николаевна, вернувшись на работу, умудрялась очень быстро и тихо, без охов и вздохов такие завалы расчищать. На какое-то время жизнь в отделе вошла в нормальное русло. Но в одно хмурое зимнее утро мы были взбудоражены очередной партией полученных нами писем. Среди них было письмо от только что вступившей на трон английской королевы Елизаветы II. Нет, писала, конечно, не она сама. Но письмо было напечатано на ее личном бланке и подписано человеком с мудреным и важным титулом, что-то вроде «гофмейстера двора ее Королевского величества». Королеву интересовало, имеется ли в нашей или иной советской библиотеке экземпляр первой английской книги по бухгалтерскому учету. Мы долго рассматривали это послание, дивясь качеству бумаги (наша писчая бумага тех времен по цвету и качеству была близка к оберточной), восхищались его очаровательным старомодным стилем. А вечером, когда диспетчер отдела привычно распределял по исполнителям пришедшую за день почту, ко мне пришла Ирина Евгеньевна Вацадзе и побелевшими дрожащими губами пролепетала, что королевское письмо пропало. До позднего вечера, когда в отделе уже никого не осталось, мы с ней искали это письмо, перебирая каждую бумажку на рабочих столах, перетряхивая содержимое мусорных корзин. Письма нигде не было. На следующее утро поиски продолжились, увы, тоже безрезультатно. О ЧП надо было докладывать начальству. Но я сказала: «Нет, будем искать весь день и, если не найдем, сообщим завтра». Однако в отделе нашелся человек (я просто упустила его из виду), который бдил строже меня. В cередине дня к нам нагрянула комиссия: представители дирекции, парткома, первого отдела и Полина Васильевна. Пока остальные задавали вопросы диспетчеру, она отозвала меня в сторону и сказала с укоризной: — Вот ведь, не поcлушалась ты меня, а я ведь предупреждала тебя, что будут неприятности. — О чем вы, Полина Васильевна? — не поняла я. — Как о чем, о твоей буржуйке-машинистке! — А она-то тут при чем? — А при том, что это она украла письмо! — Варвара Николаевна?! Да зачем ей это нужно?! — А чтобы навредить! У меня аж похолодели пятки: интеллигентная, деликатная и тишайшая Варвара Николаевна — вредительница? Я разом представила все последствия, вытекающие из такого дикого обвинения... И в это время на столе у диспетчера нетерпеливо зазвонил телефон — это был междугородный звонок. Сотрудница музея П.И. Чайковского в Клину, приезжавшая накануне за очередной порцией библиографии о Чайковском, которую мы составляли, сообщила, что обнаружила случайно подколовшееся к списку письмо, «которое, наверное, имеет для вас особую ценность». Это было письмо английской королевы.
Вот такая почти детективная история случилась с вновь найденным письмом.
Благодарю за внимание.
#книжный блог
#Елизавета вторая
#наталия тюлина