Однажды приснился давно умерший папа, и потребовал, чтобы я как можно быстрей прибыла к нему. Отца я всегда слушалась и пообещала не ослушаться и на сей раз. Сон был ярким как реальность, и мной овладела паника. Говорят, если покойник позвал, жди скорой смерти. За шторами спальни глухая ночь, сердце тоскливо ноет. Надо отвлечься, съесть вкусную конфету и почитать любимые стихи. Читаю пронзительные строки Виктора Бокова:
Нега белого снега,
Тихих январских полей.
Нежное прикосновение
Рученьки белой твоей.
Саночками скатились
Пальцы твои по плечу.
Мне они объяснились,
Понял я и молчу.
Как просто, немногословно и очень по-русски. В каждом слове такая нежность и любовь, что хочется плакать. Читаю ещё раз, потом ещё. Стало легче. Верить снам – грех, убеждаю себя. Но! Если всё-таки придётся умирать, что буду вспоминать в последние свои минуты? Смотрю в тёмное окно. Вспыхнул в памяти один из дней нашей молодости. Тогда он казался обыденным, лишённым романтики, а по количеству всяких мелких событий просто безумным. Это было очень давно, когда у нас был всего один выходной день – воскресенье. Мы были молодыми врачами, работавшими на периферии. Мысленно убегаю в тот безумный майский день.
Было воскресенье и, конечно, мы проспали. Ночью мужа вызывали в больницу. Он дежурил на дому по экстренной хирургии, и накануне выходного дня работы хирургам хватало. Наш молодой город после тяжёлой трудовой недели гулял в единственном ресторане, прятался по гаражам от бдительных жён с разливным пивом и водкой, дрался с обидчиками, гонял на мотоциклах. В итоге многие участники этого безудержного веселья оказывались в двух местах: одна в милиции, а другая становилась пациентами хирургического отделения.
До начала очередного теперь уже воскресного дежурства мужу оставалось полчаса. Он носился по квартире, собираясь на работу. Я торопливо делала бутерброды, заваривала свежий чай. Из комнаты до меня донёсся его возмущённый голос:
- Сколько можно твердить, чтобы убирали игрушки на место! – кричал муж, выковыривая из ворса ковра, лежащего на полу, оловянного солдатика.
Я представила, как он босой ногой наступил на острый край металлической игрушки, и мысленно присоединилась к возмущению мужа. Сыновья уже не спали, но притаились в своей комнате, ожидая, когда всё стихнет. Однако шторм усиливался.
- Вещи должны находиться на своих местах! – кричал муж. - Выброшу всё на помойку! Вот вернусь с дежурства, устрою вам! – грозил он в сторону детской. - Ваше счастье, что мне некогда! Где моя сумка? Где носки? На какой полке? В каком шкафу? – вредничал он уже в мой адрес.
Мне было смешно, однако даже улыбнуться было невозможно. На работу он, конечно, не опоздает, до больницы рукой подать. Стоит в дверях мой любимый, невероятно красивый муж, сверкает зелёными, как незрелый крыжовник глазами, и не хочет даже посмотреть на меня, поцеловать своих таких же красивых сыновей! Так и есть! Ушёл голодный, хлопнув дверью, не попрощавшись. Но как говорит моя мама: «Тих - да лих, криклив, да отходчив». Горячий, как крутой кипяток мой любимый, но добрый, поэтому, я уверена, вскоре остынет, и будет переживать.
- Ну, ладно, - думаю я, - вечером вернёшься, будешь подлизываться, а мы ещё посмотрим простить тебя или нет!
Услышав, как хлопнула за отцом дверь, из детской комнаты выбегает четырёхлетний Илюша спасать от помойки любимых солдатиков.
Передо мной нескончаемый фронт работ. Вчера настирала целую кучу белья, а развесить его на улице уже не было сил. Пока дети завтракают, иду с тяжёлым тазом во двор. Майское утро свежо и прекрасно! Любовью дышит всё вокруг. Юная, нежно–зелёная листва на берёзах тянется к солнцу, млеет в его ласковых лучах, но прохладный ветерок ревниво остужает эту любовную негу.
- Даже «до свидания» не сказал, - вспоминаю я.
Печально нанизываю на верёвки детские шорты и яркие футболки. Около меня останавливается запыхавшийся пожилой мужчина – мой пациент. Он по утрам совершает пробежки. Даю консультацию по интересующей его медицинской теме. Из окна мне уже машет старший сын – Дима. Видно, Илья не желает, есть кашу, а брата не слушается. Нужно торопиться на помощь, но пришлось задержаться потому, что подошёл коллега, который выгуливает породистого пса. Собака судорожно нюхает мои шлёпанцы, потом грустно вздыхает и обречённо садится у ног хозяина. Григорий ровесник нам с мужем, женился на богатой женщине, старше его на 25 лет. Он с восторгом рассказывает мне о своём кобеле, о его аристократическом происхождении и ещё всякую ерунду. Мне неудобно уйти потому, что мы относимся к Григорию как к больному с глубоким сочувствием, ведь жить с бабушкой такому красивому и умному, наверное, непросто. Однако Гришка всем говорит, что у них с бабушкой любовь.
- Даже бабушек любят, - с завистью думаю я. - А меня Женя не любит, наверное.
Детей у Григория не будет.
Кстати, о детях. В окне уже появился Илюша и через стекло подаёт мне знаки. У меня уважительная причина смыться от собачьей темы и скучного Григория.
Дома скандал. Илья снял с полки модель машины из коллекции старшего брата и не хочет поставить её на место. Отбираю у орущего Илюши дорогую игрушку. Диме уже одиннадцать лет, он трепетно относится к своей коллекции, но малыш так горько плачет, что мы дрогнули, и отступили. Воцарилась тишина.
Надо выгладить гору белья, которое дожидается меня с прошлого выходного. Ставлю гладильную доску у телевизора. Идёт телевизионная передача «Музыкальный киоск». Пузатый Хосэ поёт о своей безумной страсти и никак не может обнять такую же толстую Кармэн, мешают животы. Смешно! Великая музыка не воспринимается.
- Лучше бы пели по радио. Неужели они могут любить что–ни будь кроме мадридского косидо, гаспачо (в книге про зарубежную кухню недавно вычитала), и булочек? - сомневаюсь я.
- Булочки, булочки! - напрягаю память. - У нас же хлеба нет!
Отправляю старшего сына - Диму в магазин с наказом купить батон и полбуханки чёрного хлеба.
В телевизоре ансамбль из Вологодской области. Толпа беззубых бабушек и два совсем старых деда. Высокая женщина глуховатым, сильным голосом затянула старинную песню, её подхватили оба старика. Они пели на своём северном наречии, и я не понимала ни слова. Вступали всё новые и новые голоса. Грустные протяжные звуки рассказывали всем мою историю, мою печаль. В горле застрял ком, по лицу текут слёзы, их не хочется вытирать, хочется жалеть себя и плакать с этими родными старухами.
Мою меланхолию прерывает младший сын. Он собрался гулять. Проверяю снаряжение – куртка, шапочка, специальные штаны и ботинки, совок, ведёрко, в кармане пистолет. Наказываю играть во дворе перед окном. Наблюдаю через стекло, как малыш добрался до песочницы, где уже копошилась детвора. Перегладить всё опять не успела, пора мыть полы, а потом готовить обед. Вернулся из магазина Дима. Купил два батона, буханку чёрного хлеба и десяток разных булок. Объясняет, что всё это так вкусно пахло и всё такое мягкое и красивое, что не устоял перед соблазном и купил, что понравилось.
Пришла подруга с чемоданом. Опять поссорилась с мужем и ушла из дома. Горячо обсуждаем ситуацию, дружно осуждаем «козла». Чищу картошку морковь и лук для супа. Звонок в дверь. Пришёл «козёл» с цветами - мириться. Подруга ломается для порядка, демонстративно уходит на балкон. Я подталкиваю её супруга следом за ней и закрываю дверь. Ну, конечно, пока я выступала миротворцем, лук сгорел. Открываю окно, чтобы выветрить ядовитый запах из квартиры. Больше лука нет, придётся идти к соседке. Беру батон и пару булочек. Уговариваю соседей принять дар, нам столько хлеба не съесть за неделю. Уговорила, получила две луковицы. Счастливая подруга, с мужем, который тут же преобразился в «котика», собрались восвояси. Запихиваю им в чемодан несколько булок и полбуханки хлеба. Ушли.
Звонок в дверь. На пороге две девочки с косичками, наверное, круглые отличницы крепко держат за руки Илюшу.
- Это ваш мальчик? - строго спросила меня одна из них.
- Мой, - настороженно признаюсь я. - А в чём дело?
- Он сейчас с горки упал, - ещё строже добавила другая.
Мой маленький сын умоляюще смотрит на меня, а потом внезапно начинает плакать так, что у меня закладывает уши как от ревущего на взлёте самолёта.
- Что, что с тобой? - кричу я, панически ощупывая ноги руки, голову ребёнка. - Где больно?
- Нигде! – слышу сквозь всхлипы малыша. – Гулять хочу!
- Слава Богу! - перекрестилась я. Высокая деревянная горка во дворе – наша беда. Зимой на ней никто почему-то не катается, зато летом на эту верхотуру забираются малыши и это опасно.
- Илюшенька, если тебе не больно, что же ты так плачешь? – допытываюсь я.
- Хочу гулять! – уже твёрдо заявляет сын.
- Обедать пора, а потом спать, - осторожно начинаю я.
- Гулять! – опять заплакал ребёнок.
Как всегда, я малодушно уступаю, с условием, что он хотя бы поест.
Отличницы, с интересом наблюдавшие семейную сцену, любезно согласились отобедать с нами. Кормлю всю компанию супом, вчерашними котлетами и чаем с булками. Все довольны. Илья в сопровождении ответственных отличниц помчался на улицу, а Дима собрался в свой традиционный воскресный поход в библиотеку. Складываем в авоську целую кипу библиотечных книг, прочитанных Димой от корки до корки. Смотрю со своего четвёртого этажа, как к сыну присоединяются ребята из его класса, все с книгами.
А мне нужно мыть полы. Совсем забыла! Завтра день политинформации. Надо обязательно порыться в газетах, а вечером посмотреть программу «Время». Вырезаю из газет статьи, которые показались интересными, и наклеиваю в чистую тетрадь. Завтра прочитаю их перед своей небольшой аудиторией.
Илья пришёл с улицы такой грязный, что пришлось не только одежду отправить в стирку, но и его помыть. Вернулся Дима. Скорее включаю телевизор, начинается детская передача «В гостях у сказки». Пока дети следят за перипетиями сказочных героев, штопаю носки и колготки. Позвонила бывшая больная, сообщила, что завезли трикотаж и ситец, а это на пороге лета очень актуально. Сразу прикидываю, какой сарафан сошью. Журнал «Работница» в последнем номере напечатал выкройки летних моделей.
Зашла Валентина ещё одна моя подруга. Мы пьём чай, сплетничаем. Слышу тревожный телефонный звонок. Звонки с работы я чувствую нутром. Так и есть звонит постовая медсестра из моего отделения. Она доложила, что сбежал больной Канев. Я попросила её не сообщать об этом нашей строгой заведующей, пока я не придумаю, что делать. Только положила трубку - новый звонок.
- Здравствуйте! – услышала я вкрадчивый голос. - Это Тамара Канева! Вы меня помните? Я лежала у вас с пневмонией в прошлом году.
- Да, да, Тамарочка, я вас помню, - соврала я.
- Мой муж Эдик, ушёл из отделения, - в голосе отчаянные нотки. – Он не хочет возвращаться, - всхлипнула трубка.
- Тамара, говорите адрес, - командую я.
Две минуты на сборы, и я уже бегу на соседнюю улицу, где проживает беглец. Ввиду чрезвычайности ситуации бросаю семью на Валентину, которая согласилась доварить ужин и дождаться меня. А ситуация сложная. Вольность, которую позволил себе больной, грозит большими неприятностями. Ему могут не оплатить больничный лист.
В маленькой однокомнатной квартире Каневых смятение и такой высокий градус эротики, что я невольно застыла на пороге.
- Доктор! - бросился ко мне беглец, от которого доносился слабый запах алкоголя. - Ну не могу я больше валяться в больнице! Я здоров, и ещё, - он на минуту замялся, - я по Томке соскучился, - вздохнул он. - Вы когда-нибудь видели такую красоту? – обнял он свою пышногрудую супругу за талию.
- Голливуд отдыхает! – уверенно подтверждаю я.
- Ой, ой красотка! Отвернясь, не наглядишься! – ехидничает пожилая женщина на кухне. Это Тамарина свекровь.
- Эдуард! Попьёшь с Тамарой чаю, и немедленно в отделение! Ни на кого не дышать! И, чтобы тебя не видно и не слышно было до утра! – нагоняю страху на больного, изнемогающему от любви к белотелой своей супруге. Он тискает её в объятиях и косится на мать.
- Ой, а вы у меня не лежали? - обращаюсь я к сердитой женщине. – Лицо мне ваше знакомо, - продолжаю я. Дама отрицательно качает головой.
- Я к врачам не хожу. – с вызовом отвечает она. - Толку никакого от этих врачей. Кто лечит, тот и увечит. Народными средствами надо лечиться! – декларирует она, не давая мне вставить ни одного слова в защиту моей любимой профессии. Однако у меня другая задача. Увести её от молодых, чтобы Эдуард, «попив чаю», поскорее вернулся в отделение. Разговор явно не клеится. Надо идти другим путём.
- Тамара! – нарочито громко обращаюсь я к тающей в объятиях Эдика белокурой нимфе. - Мне по секрету сказали, что сегодня ситец в «Юбилейный» завезли и трикотаж калининский.
Тамаре не до трикотажа и даже не до ситца, однако, свекровь насторожилась и, после небольшой паузы, двинулась к входной двери, прихватив сумку.
- Куму надо проведать, - строго бросает она на ходу и величаво удаляется.
Я тороплюсь домой. Впереди маячит фигура свекрови, чеканящая шаг к промтоварному магазину. Срезаю путь по тропинке и, обогнав женщину, влетаю в магазин. Там очередь, а стоять некогда. Собралась уходить, но бывшая больная, которая мне звонила, вынесла мне увесистый свёрток.
- Я вам отрезала ситцу на два платья, и носочки положила и для старшего сына, и для Илюши.
Наших детей в городе знают все. Когда в садике выходной, а у нас рабочий день или ЧП в детсаду, приходиться брать малыша на работу. Этот же путь прошёл и Дима. Рассчитываюсь со своей благодетельницей и бегу домой.
Дома порядок. Ужин готов и даже полы вымыты.
- Что бы я без тебя делала! - растроганно обнимаю я подругу. Вручаю один из отрезов ситца Валентине. Она счастлива.
Дима изучает новые библиотечные книги. Илюша, пока меня не было измывался над Валентиной, а теперь ударился в ревность. Он не может видеть, как мы болтаем, и всячески старается помешать нашему разговору. Всё внимание должно быть приковано к нему! Мне стыдно за сына. Во время ужина, видя, что я угощаю подругу, он демонстративно отодвигает от неё тарелку с сыром, вазочку с вареньем и даже хлеб. Мы с Валентиной делаем усилия, чтобы не рассмеяться. Однако выходки маленького тирана становятся невыносимыми, и я выгоняю его из-за стола.
- Вот папа придёт с работы, я ему всё про тебя расскажу, - обещаю я.
- А я про тебя! – парирует обиженный ребёнок.
- Ну и молодёжь пошла, - грустно вздыхает Валентина.
- Он у нас хороший, совсем не жадный, - заступается Дима за брата, который подглядывает за нами из коридора.
За окном вечер, накрапывает дождь. Проводив подругу, сажусь смотреть программу «Время». Дети укладываются спать. По плану перед сном чтение книги для младшего сына. Ложимся все втроём на кровать и начинаем читать «Доктора Айболита». Целая гамма чувств на лице Ильи. Сколько тревоги, восторга! А когда добрались до места, где акула проглотила Бармалея, Илюша вскакивает и кричит:
- Когда я был маленьким, меня тоже акула проглотила!
- Вот врунишка, - небрежно замечает старший брат.
- Взаправду! – ещё громче кричит малыш.
– Если бы это было правдой, тебя бы сейчас с нами не было, - резонно рассуждает Дима.
Илюша обескуражен. Он на минуту задумывается, а потом сердито говорит нам – скептикам:
- Она сказала: «Фу, какая гадость» и выплюнула меня!
Мы хохочем до слёз и не можем остановиться. К нам присоединяется и Илюша, правда он не совсем понимает, почему нам так весело.
На улице совсем темно, дети спят. Женя должен был вернуться уже два часа назад, а его нет. До больницы пять минут ходьбы.
- Хоть бы позвонил, - мысленно упрекаю мужа. Обидно. Надо ещё бельё снять. Я про него совсем забыла, а оно одинокое, совсем как я, мокнет под дождём. Плачу в потёмках, сидя на кухне. За входной дверью тихое шуршание. Дверь открывается и на пороге появляется Женя с охапкой белья. Из карманов с тихим стуком падают прищепки, от белья тянет свежестью, от которой кружится голова. Из пёстрого облака виновато смотрят на меня родные зелёные глаза, цвета молодого крыжовника. Даже через влажную охапку белья чувствую горячее прикосновение его руки.
- Операция затянулась, - тихо говорит Женя. Позвонить не мог.
Саночками скатились
Пальцы твои по плечу
Мне они объяснились
Я поняла и молчу.
P. S.
О молодость, молодость, ты несравнима.
Зачем ты однажды проехала мимо…
В. Ф. Боков.
© Елена Шилова
2015 год, апрель
Рассказ "Отгул или почки в собственном соку"
#рассказы #общество #искусство #литература