Жизнь сознания. 6. Ч.3.

Если я отношусь к предмету как к объекту, то попадаю в цепь уже суще­ствующих суждений и представлений. Редукция их снимает (как бы «подвеши­вает» на время) и к ним я обращаться не могу. Нелишне вспомнить, что движе­ние к первопричине и первообъекту непродуктивно (что показали уже Р. Де­карт и И. Кант). Как же мы тогда можем рассуждать о мире?

Монографии для докторской диссертации.

Оппоненты часто спрашивают феноменологов: если все подвергается сомнению и редукции, если вы воздерживаетесь даже от суждений о существовании мира, то что же тогда остается, с помощью чего вы вообще можете выносить какие-либо суждения?

Ответ прост — феноменальная полнота. Феноменологическая редукция (сомне­ние Декарта) как бы разворачивает наше внимание, смещая его с содержания предмета на сам факт его восприятия (не случайно основным модусом жизни сознания Гуссерль делает именно восприятие, принимая последнее со стороны реализации, или выполненности).

Феномен

Тем самым предмет предстает перед нами в виде феномена (или интенционального объекта), как нечто, что само себя собой показывает, что говорит о чем-либо находящемся в самом себе и не указывает на что-то, лежащее вне самого себя. Мы всегда находимся как бы после фено­мена, т.е. после случившегося расширения наших ментальных возможностей и нашего включения в то, что мы воспринимаем. Мы вкладываемся в предмет, а не отражаем его в нашем сознании и потому можем его воспринимать.

Мы мо­жем воспринять и понять лишь то, что уже воспринимаем. Видеть только то, что видим, как и понимать только то, что уже понимаем. Есть пространство по­ нимания и смысла, внутри которого и можем видеть, понимать и воспринимать.

Феноменальная материя

Хорошо известно, что часто можно находиться перед истиной и не видеть ее. Декарт бы сказал, что нет естественного света разума или простой интуиции духа (intuitus mentis), которая дает видеть.

Если употреблять современный язык, нет феноменального пространства и феноменальной материи (смысловой материи). Мы уже вне материи понимания. Феноменальность означает уже включенность в то, что видим и воспринимаем.

Эта включенность имеет свой язык — язык феноменов.

Нет алгоритмов для поиска феноменов нашей жизни

Итак, мы всегда уже после феномена (или простой интуиции ума — Р. Де­карт). С ним мы можем только встретиться, отрицательно определяя, вгляды­ваясь и описывая его. — Мамардашвили М.К. Картезианские размышления. М., 1993. С. 96.

В науке и эмпирической жизни мы к феноменам отно­симся как к явлениям. Иначе говоря, смотрим на них в логике цели и средства.

Феномены, воспринятые так, когда мы достигаем цели, умирают. Вещи как яв­ления мы можем исследовать в гносеологических понятиях и терминах, но их невозможно описать онтологически.

Критику «гносеологизма» предшествую­щей классической философии в современной неклассической философии вомногом нужно воспринимать как попытку воссоздания отношения к вещам как феноменам.

Описания события представленности или "феномена как такового"

Будем называть феноменами явления воплощения, представленно­сти в материальной форме (конечной и ограниченной) бесконечного простран­ства полноты. Когда внутри материальной формы феномена, не прибегая ни к каким опосредованиям, явлено само феноменальное пространство.

Современ­ные неклассические философы пытаются «расспросить» вещи в качестве фено­менов, ибо феномены и есть «язык», которым с нами «говорит» само сознание.

Работа с феноменами — их распаковка

Нужно услышать этот голос, обнаружив {встретившись!) с феноменом, распа­ковывая, или расшифровывая феномены - эти сбитые, упакованные тексты са­мого сознания. Следовательно, нужно прочитывать феномен и как символ.

Феноменальная материя или пространство полноты и актуальной беско­нечности и есть онтология жизни сознания, или просто онтология сознания, явленная феноменально (вот почему о сознании необходимо говорить феноменологически).

Мы уже договорились называть феноменом воплощенную (ко­нечную или телесную) форму бесконечного, бесконечной жизни сознания в те­лесной форме конечного и завершенного. Воплощенность всеобщего в локаль­ном, бесконечного в конечном и телесном (не физическом!) — великое чудо, выполняемое самим сознанием, подобно тому, как чудом является продуциро­вание, синтезирование жизни из неорганического. Чудо и тайна жизни!

В жиз­ни есть вещи, которые мы не можем сделать, да и не нужно пытаться делать их, как не можем понять за другого, или не можем, посадив растение, прорасти за него.

Оно должно взойти, а нам только нужно набраться терпения.

Иногда мы напоминаем нетерпеливых «земледельцев», которые, посадив зерно, беспре­ станно его разрывают и удивляются: почему нет всходов.

Таким образом, есть нечто, что дается, что мы не можем логически вывести или продуцировать из норм или традиций, но можем лишь принять и всмотреться, «расспрашивая» феномен.

То, что можно назвать дар. Нечто сначала нам дается даром. Восточный мудрец и просветленный Мастер Бхагаван Шри Раджниш (Ошо), наставляя своих учеников и поясняя высказывания Лао-Цзы (из его произведении «Дао де дзин»), говорил: «Никогда не пытайтесь делать то, что нельзя сделать, что приходит само». — Ошо (Бхагаван Шри Раджниш). Дао. Три сокровища. Челябинск, 1994. С. 319.

Таким образом, я ввел тему феноменального пространства как простран­ства полноты в локальном или совершенства на месте. Р. Декарт связывал его с естественным светом ума.

В существующих комментариях этот термин Декарта интерпретируется как некое разумное понимание (здравый смысл), с помощью которого мы можем преодолеть накопившиеся иллюзии и предрассудки.

Но Декарт не это имел в виду. Естественный свет ума — это не психологическое, не логическое или еще какое-то ментальное свойство человека.

Нет.

Это то, что мы не можем не знать, если подумаем, или если что-то воспринято, то мы не можем не знать то, что восприняли.

Допустим, таким даром является мысль. Мысль, явленная непосредственно. Сама мысль. Состояние

обнаженной ясности мысли, которое как быстро приходит, так и мгновенно уходит. Дар прекрасного.

Дар состояний любви. Эти состояния обнаженности происходят в юности. Не случайно Марсель Пруст называл юность единственным временем, когда мы можем что-либо узнать.

По образу и подо­бию того, что даром дано. Труд жизни, мысли и свободы как раз и состоит в том, чтобы расширить эти «дары вечности». Нужно решиться на этот невидимый труд, выпрямляющий и трансформирую­щий нас.

Мы все склоняемся под бременем жизни, в потоке времени, но труд расширения сознания, мысли, свободы, честности позволяет нам выпрямляться.

Известно, что Гуссерль поместил восприятие в основание жизни сознания в качестве основного модуса сознания, проясняемый нами редукцией.

Это именно уровень феноменального пространства редукции, а не эмпирическийуровень исследования.

В своей вступительной статье к работе Э. Гуссерля «Кризис европейских наук и трансценденталь­ная феноменология» П.П. Гайденко констатирует, что Гуссерлю так и не удалось (как Канту и Фихте) провести границу между трансцендентальным Я и психологическим Я.

А когда Гуссерль в качестве изначальным опыта сознания говорит о восприятии, то в это проявляется «важнейшая черта феноме­нологии - своеобразный ее эмпиризм, отличаюшийся как от эмпиризма XVII - XVIII вв., так и от ра­ционализма, в том числе и картезианокого». — Гайденко П.П. Научная рациональность и философский разум в интерпретации Эдмунда Гуссерля // Вопр. философии. 1992. № 7. С. 121, 120.

Автор статьи совершенно не различает эмпирическое и психологическое пространство опыта и восприятия, и фе­номенальное пространство (или пространство cogito). Гуссерль же говорит о восприятии как воплощенном материале жизни сознания (его трансцендентальной, интенциональной, конституирующей жизни).

Гуссерль пишет: «Восприятие - это такой модус сознания, в котором то, что в нем осознано, обнаруживается как оно само». — Цит. по: Brand G. Welt, ich und Zeit. Den Haag, 1955. S. 12. 128

Обна­руживается собственно-лично. Это другой, не психологический, феноменальный уровень, в котором начинает действовать простая интуиция ума или естествен­ный свет ума. Ведь когда мы говорим, что что-то воспринято, речь идет о фак­тическом, или практическом событии (Кант называл «практическим разумом»), которое нельзя вывести, предположить заранее, оно лишь вспыхивает (случает­ся).

Тем самым подчеркивается, что даже самое простое восприятие есть на са­мом деле сложное явление, имеющее основания и условия, и они не находятся в предметно описываемых фактах и явлениях.

Эти основания и условия начина­ют проступать «как оно само» при перемещении внимания- с содержания того, что воспринято (поэма) на факт самого восприятия (ноэзис) в феноменологиче­ской редукции, как то, что позволяет восприятию быть выполненным (или фак­тическим восприятием). В феноменальном смысле мы знаем о треугольнике все, хотя могут появиться теоремы, выявляющие новые свойства треугольника.

Иначе говоря, это «все» (когда говорится об актуальном наличии всего) нужно понимать не по законам объектного языка науки и повседневного общения.

Речь идет не о каких-то трансценденталиях или новой объективной реальности, но об объективном содержании мысли, которое соответствует структуре пред­мета (а содержание отлично от структуры). Если я воспринимаю треугольник в качестве треугольника, то я знаю все о треугольнике (в феноменальном смыс­ле!), ибо знание даже самого простого свойства опирается на все мышление или на некую активность сознания, о которой мы можем говорить лишь на метауровне.

Вот на этом метауровне еще Декарт ввел различение, воспроизводящееся и в современной философии: если я хоть когда-то помыслил, воспринял что-то, то не могу не знать, что такое мышление, что такое истина (не реально знать, а лишь феноменально). Его можно выразить иначе: есть «сознание» как некое «божественное сознание» и бесконечная мощь интеллекта {чистое сознание, не имеющее никакой психологической реальности. Платон говорил о нем как о «чистой пустой форме», Декарт - о «чистом сознании», а Кант — о «пустой форме»)', а есть то, что можно назвать «сознанием само себя понимающим», «позиционным сознанием» («думаю» и «думаю, что думаю»), воплощенным сознанием.

Этот уровень сознания Ж.-П. Сартр называет нететическим (неполагаемым) сознанием (некое неотрефлектированное сознание, несубстанциональный абсолют, «сознание (о) сознании».

Еще Гуссерль задался вопросом: изменяет ли рефлексия сознания, когда она направлена на него и как она его изме­няет. Но Гуссерль, по мнению Сартра, не довел это дело до конца. Сартр считал, что различие «соз­нания в себе самом» и «рефлексивное сознание» также были известны классическим философам, на­пример Канту. Но для них это различие не представлялось важным. Гегель же, настаивает Сартр, во­обще не знал такого типа сознания, о котором пытается говорить современная философия.

Речь как раз идет о сознании «самом в себе», которое «в себе самом есть нечто другое, чем познание, обра­щенное на себя». — Sartre J. P. L'Etre et le Niant. Paris, 1943. P. 17. Нететическое сознание «налично себе»).

Ему ничего не дано извне и в нем ничего нет. В этом смысле оно «ничто», некая «полная по­зитивность» или «бытие-в-себе», которое просто есть. Суть сознания, заявляет Сартр, в том, что оно «является».

Иначе говоря, Сартр пытается эксплицировать свойство жизни сознания, не имеющее оснований вне себя. Сознание как «ничто» и есть сознание, не имеющее причин вне себя, а являю­щееся самопричинным явлением. — Сартр Ж.-П. Бытие и ничто: Опыт феноменологической онтоло­гии. М., 2000. С. 29. В обосновании своего варианта бытия сознания (описание которого невозможно в терминах познания) Сартр идет вслед за Гуссерлем, отвергая вместе с тем его «этологию» и склоня­ясь к более радикальной феноменологической редукции, которая, как он считает, только и может вы­явить собственно сознание как некое трансцендентальное поле без субъекта, без «Я». Сартр упрекает Гуссерля в непоследовательности и отходе от собственного понятия «интенциональности» (основной идеей феноменологии Гуссерля, как полагает Сартр, была идея интенциональности), в недооценке конкретного характера этого понятия. Фактически Гуссерль, считает Сартр, реконструировал мир вне всякой фактической ситуации, заключив мир в скобки, но «забыл» эти скобки открыть, сделав един­ственной реальностью трансцендентальное Ego.

Кстати, в современной философии воспроизводится идея Декарта о том, что психика тоже телесна. Она лишь воплощение жизни сознания. И ос­таваясь психологичными, мы живем, отвернувшись от самих себя, не проника­ем в онтологию своего существа. Ведь реальность всегда дана целиком, в том числе и реальность нашего «Я», тогда как мы всегда воспринимаем по частям, как бы вырезаем картинки жизни. Это и есть наша психология, а метафизика блокирует, останавливает неконтролируемую работу нашей психики.

И тогда мы начинаем понимать, что есть явления в мире и в устройстве жизни нашего сознания, которые не имеют частей, т.е. бывают либо целиком, либо вообще не бывают. Первое сознание и есть сознание сферы полноты, бытийное созна­ние, которое бытийствует внутри исполнения своего же бытия (сознание, кото­рое не имеет частей. Нельзя сказать, что вот здесь в нем чувства, а здесь мыш­ление.

Нет.

У Декарта мы находим странное определение сознания: мыслить,

сознавать — это знать, что мыслю, знаю, что имею сознание (мыслить и знать — это тождественные утверждения). Сознанием является состояние, в котором я знаю, что чувствую, знаю, что имею волевое усилие. Странное, не попадающее в наши привычные рубрикации сознание: это и мысль, и чувство, и ощущение, и воля. Сознание как некая неделимая целостность).

Другое сознание, назван­ное М. Хайдеггером онтическим («позиционным сознанием» — Ж.-П. Сартр), является сознанием, воплощенным в словах и знаках и направленным на созна­ние же (в познании воплощением чистого, или трансцендентального, сознания являются наши познавательные силы).

Фактически, мы всегда оперируем своим же сознанием, дублируя его.

Итак, невербальное и ненаблюдаемое живое состояние сознания (которое внутри исполнения), явленное своими дублями, это единица ума и знания. Соз­нание и его воплощения и есть единица {атом как онтологическое понятие!) ума, меньше которой быть не может.

Спасибо, что дочитали. Возвращайтесь.

Ну, и подписывайтесь))