Реальные случаи армейской службы.
Место: Станция Бада, Читинская область, курсы младших командиров, февраль-март 1987.
Мы, взвод будущих сержантов, делили казарму с молоденькими «шмасовцами». Они располагались в правом крыле, с оружейкой, с дневальным, со своими сержантами. А мы, поскольку места в части больше не нашлось, размещались в левой стороне, где был очень неплохой спортивный уголок с шикарным турником. И наши, одноэтажные кровати. С новыми, «забайкальскими одеялами», конечно, как положено по Уставу.
Здесь мы обучались сержантскому искусству управления личным составом. Был у нас свой командир, отдельный, только для нас. Целый капитан. Ладный, справный, скрипели только ремни и сапоги. Спокойный, интересный рассказчик, был в нём некий "аристократический шик" и, что правильно – держал дистанцию. И только на «ВЫ». Все мы чувствовали, что он нас жалел. Шахматы любил. Казалось, что знает про них всё. Даже гроссмейстеров как зовут, название этюдов и всяких ситуаций.
Однажды, он дежурил, или вроде того, а я кое-что заполнял, по чье-то просьбе, печатными буквами и красивыми цифрами. Тут он расставил фигурки и давай доску крутить, как будто двое их играет. Всё бы ничего, только это доска или стол, на котором это всё происходило при движении туда-сюда издавало препротивный звук. Меня это стало раздражать. После моего переполненного терпения и нескольких ошибок, хорошо, что исправимых, я предложил сыграть.
Признаюсь, шахматы я не люблю, но, уважаю. Не знаю, что и как «это» или «то» называется. Кроме двух слов, из которых вообще-то и состоит само название. Но, из-за уважения к шахматам и папе, который даже очень увлекался ими – научился переставлять фигуры правильно. Причём именно как «ходить», то есть само понимание сути игры, пришло позже. Даже парочку раз была «ничья», с папой. Когда учился в техникуме, практически не играл. Было конечно, но уж очень редко. А вот в армии только тогда, когда уже в боевую часть прибыл. Тогда нас вообще четверо прибыло, так называемого молодого пополнения (в каких-то историях уже рассказывал). И был среди нас Игорь Шинкаренко. Больше двух метров роста, свирепого вида, с душой радостного ребёнка. Вот с ним и играли. Играли до одури. Даже во время учебной тревоги, одеваясь в ползуны и натягивая унты, переставляли фигуры, друг дружке считая до двух. Блиц же! Проверяющий так и застал нас за этим занятием… Так вот, значит, расставили с товарищем капитаном фигурки…
Первая партия. Мне показалось, что он поддался. Жалел меня, наверное. Хотя, по выражению его лица этого не скажешь. Вторая… Он предложил курить прямо здесь в комнате, чтоб не выходить. Он проигрывал... На тянувшейся третьей, я успел доделать то, чем занимался и вздремнуть. Он предложил ничью. Я согласился. Я был согласен на всё, лишь бы пойти спать. Он попросил ещё «партейку». Правда, просьба звучала как приказ. Я поддавался тайно и явно. Он победил. Я радовался вместе с ним, надеясь на скорый сон. Он же, не отпуская меня, сыпал странными шахматными словами, объясняя мне этим, где я сделал «роковую ошибку», и, оправдывая себя за прошлые проигрыши. Меня же интересовало одно – спать. Видя моё сонное состояние и полное безразличие, он предложил блиц. Так сказать, для закрепления успеха. Вот спросите меня, вот с чего я не поддался? На третьем блице он стал как-то странно разглядывать фигуры. Я опомнился и стал поддаваться. Через несколько «партеек» он понял, почему часто проигрывает – потому, что я играю не по правилам! Я спорить не стал. Команда «ПОДЪЁМ» застала нас за очередной партией…
На занятиях по «Уставам ВС», которые он же и вёл, была полная тишина – все спали. Мы с ним из-за шахматного утомления, остальные от радости, что мы утомились…
Очень занимательно, наш командир, нам, будущим сержантам преподавал физическую подготовку. Помимо разучивания всяких номерных упражнений, из серии «делай раз, делай два» - учил подтягиваться на турнике. Вот вроде чего особенного: подпрыгнул, схватился за перекладину и подтягивайся, как сможешь. Ан нет. Фигушки! Мотивируя тем, что мы будущие сержанты и во всём должны быть примером для личного состава – сказал, что: «Эти, ваши дрыгания и конвульсии на турнике никак нельзя назвать подтягиваниями». Мы скептически и с недоверием, потирая свои турниковые мозоли - замыкали и зацокали. Однако он продолжил, что для сдачи экзамена надо подтягиваться с не открытой пачкой сигарет на носках сапог. Если упала, то ничего не засчитывается. Мы уже начали возмущаться, типа «где это видано, где это указано, в каких таких документах, что именно так. Что так вообще нельзя подтягиваться...». Наш капитан, под наши охи и ахи, ухватился за перекладину, повис, выпрямив ноги, взглядом показав на свои сапоги, чтоб положили пачку с сигаретами. Положили. Он подтянулся несколько раз, пачка так и осталась на его офицерских сапогах. Мы притихли. Он спрыгнул, оправился и говорит: - «Вот, примерно так. Так и будете сдавать. У кого пачка упадёт – всё заново. И ещё. При подсчёте, минус один раз, это за мой вам показ. Неделя на подготовку.»…
Конечно сдали все. Но как – это было, на современный манер – жесточайший кроссфит. Это было так… Приходит наш капитан, в наше расположение на следующий день и предлагает заранее сдать экзамен. Объявив, что сдача именно сегодня, будет считаться, если подтянуться четыре раза (и плюс один конечно)… Мы обрадовались такой халяве. Но… эта… пачка… упала у всех… Наверно, из-за излишней радости. На следующий – пять… Конечно был выбор: или турник, с обязательными двенадцатью подтягиваниями, или бег, с обязательными тремя километрами, и ещё на время. Бегать, в почти тридцатиградусные морозы, которые устойчиво обосновались тут, не хотелось никому…
Сдали трое. О, как мы им завидовали… Ох уж эта пачка… Ладони горели, руки гудели, но халява манила… Наконец, и я уложился в халявный норматив… После подтверждения сдачи. Капитан спросил меня:
- А, вот Вы, я вижу могли ещё подтянуться. Это так?
- Да, мог, разок, наверно.
- А, почему не подтянулись? Почему не попробовали?
- Так ведь говорили, «семь раз», я и подтянулся.
- Армия, будущие сержанты, это ТО, где надо отдавать себя без остатка! – сказал он каким-то металлическим голосом. Посмотрел на меня твёрдым взглядом и уже спокойно продолжил: - Значит, сейчас, двадцать пять раз отжиманий, и, снова на турник. Два падения пачки, для Вас – не считается, на третье – всё заново…
Как-то вечером, после ужина, зашли к нам в расположение шмасовские сержанты. Те, соседи, с которыми делили казарму. Мы с ними как-то не особо контачили. Наверно, из-за воспоминаний наших, своих, армейских школ. Мы точно знали, что будем «не такими». Но, раз уж зашли, куда тут деваться. Слово за слово, по сигаретке, по чайку… Они и говорят, что, дескать, тревога ожидается. Не простая, а показательная. И, что она, эта тревога, нас не касается. «Поорёт» ревун немного, оружейка пропищит, позвякают, там, каски, лопатки, котелки, автоматы, вообщем, армейский оркестр сыграет по-полной. Выбегут, построятся, может и сбегают куда-нибудь… А вы, то есть мы — отдыхайте дальше… Что ж, спасибо за предупреждение.
Сигнал тревоги, хоть и предупреждай, всё одно, выбросил всех из кроватей. Нам к «полётам» не привыкать. Вскочили… Забежавший к нам сержант подтвердил, махая руками, что это она – ихняя. И они её выполняют... Мы, похихикав, вспоминая каждый свои «тревоги», снова укладывались в свои, ещё тёплые кровати. Вскоре мы затихли. Спать то ещё полтора часа. Ох, какой приятный, утренний сон…
Включился свет, под удивлённый, противный голос (Наверно, любой громкий голос с утра в армии, звучит противно. Особенно ненавистная команда «ПОДЪЁМ»). Который произнёс: «Это кто тут ещё лежит? А? Сержант, идите сюда, какого …, что тут…, ЧТО-ЧТО? Так это… будущие сержанты…. Тревога для ВСЕХ!». Тот сержант начал говорить о том, что он сам нас предупреждал, думал, что только для них… Вроде даже убедил… Даже свет выключили… Даже уходить начали… Мы снова в предвкушении сна… И тут, вот надо же такому случится, кто-то из наших, тихонько сказал «Да, пошёл ты на …». Но, сказанное им, как гром прокатился по нашему помещению. Потому что, именно в этот момент случилась какая-то секундная звенящая тишина. И… началось… «Кто это сказал?... Да, вы…, да я вас…, да вы у меня… Встать! Подъём!!! Смирнааааа!... Кто у них командир на..., вызвать сюда на… Да я его на… и вместе с ними на… Да я на их всех на…»…
Да. Это был залёт. Мы по выскакивали из кроватей, оделись, построились. Он, этот подполковник, несколько минут ходил вдоль нашего строя. И говорил всякие неприятности… Минут через сорок пришёл наш капитан… Они уединились…
Вскоре, наш капитан вернулся. Ремни скрипели по-иному… Сказал, по-своему, тихо: «Вольно». Мы сразу загалдели: «Что да, как, что было и что будет…». Наперебой рассказали ему всё, что произошло… Он выслушал, оправил ремни и также тихо произнёс, кивая мне: «Построение».
В этой «школе сержантов», первые дни менялись замкомвзводы, из своих же, так, для тренировки. Потом все согласились, чтоб я и остался им. Понравилось, значит. Построились, равняйсь-смирно-доклад…
Капитан, раза два прошелся вдоль строя, потом произнёс: «Вольно». Я им «Вольно». Все так расслабились, заулыбались, а он, и говорит, что, ЭТОТ подполковник не простой, он проверяющий чего-то там совсем проверяющий. И раз уж такая канитель приключилась, приказал НАМ, то есть, и вам, и мне, раз я вас не выучил погоны уважать – марш бросок. На Сисю. Мы, услышав заветное название сопки, чуть не загоготали… Он, капитан, посмотрел на часы и продолжил, что, значит туда час, обратно, час, вообщем на завтрак должны успеть. И снова так, тихо: «Смирно! Через пять минут построение, с оружием и противогазами. Разойтись!»…
…Сопка с шикарным названием «СИСЯ». Даже приглядываться не надо - она… Точно она, как и рисует воображение… Из курилки было два вида: или на аэродром, или… ага, догадались куда обычно все смотрели... В это время, стояли на удивление тёплые дни. Два, может даже три. Яркие, солнечные, даже капель начиналась, правда быстро заканчивалась. Ночи же, как обычно, в Читинской области, за большой минус. Сейчас, когда выходили из казармы строится, градусник, с натяжкой, показывал минус двадцать – тепло. Построились. С автоматами, подсумками, противогазами. Воротники подняты, уши у шапок опущены и завязаны. Стоим, переминаемся, подталкивая друг дружку, для согрева. Вышел капитан, на ходу натягивая перчатки, прижимая армейскую фляжку. – Ну, что, русский язык вы знаете, доказали. Теперь посмотрим, что сможете сейчас. Вот фляжка, на Сисе есть родник, наполненная фляжка будет подтверждать то, что наказание отработано... За мной, бегом – марш…
За то время, которое тут были, мы успели привыкнуть к морозам. Были разные цифры. Двадцать считалось теплом. А если без ветра – вообще курорт. Но бегать… Бегать?… Да никто даже не предполагал, что можно бегать… А тут: «Бегом марш».
Побежали... Медленно... Стуча сапогами, отбивая грустный солдатский ритм. Конечно, через некоторое время, наш ритмичный строй растянулся, кое-кто отстал и даже перешёл на шаг, но быстрый… Капитан, видя это «безобразие», скомандовал: «Левое плечо вперёд!». Строй начал закручиваться в кольцо. А капитан продолжает: «Сейчас подождём отставших и дальше». Так и бежали, сворачиваясь «строевыми кольцами», то влево, то вправо – это, чтоб голова не закружилась. Жалел нас…
Вскоре, мы задымились - от нас валил пар. Уже без всякой боязни хватали ртом морозный воздух... И ещё этот гад-противогаз: бИм-бИм по боку… И, друг его, автомат, по спине: бАм-бАм… Ага, и подсумок — постоянно съезжает, куда не надо... Капитан и тут нас пожалел… Скомандовал: «Вспышка слева». (поясню: по этой команде надо сразу упасть плашмя, ногами к «вспышке», и накрыть голову руками)... Я не просто так упомянул оттепель, типа капель. Так вот, этот снег, из-за весеннего солнца и ночных морозов, превратился в твёрдый наст. В бетон, практически. Зная, ответную реакцию капитана, на наши недовольства, мы, упав плашмя и сразу отбив себе всё, что спереди, «зарадовались». Произнося, через силу, пытаясь без мата: «А вспышка каким цветом?… Разрешите, мы тут полежим, ударную волну подождём?»… И прочее, в том же духе. Он позволил отлежаться, отдышаться, отдохнуть. А потом снова, вперёд, к этой Сисе. Так и продолжалось: то кольцами бежим, то падаем от «вспышек»… Но, не долго продолжалось это «счастье»… Потому, что, этот, нехороший «противник», со слов нашего капитана: «Без предупреждения, занял воооон те позиции». И нам теперь, надо найти укрытие (это в голом поле). Рассосредоточиться, залечь, приготовится к бою (пристегнуть пустой магазин к автомату)… Разбежались, кто-куда, лежим, охаем и ахаем, щёлкаем магазинами…
У меня, как и у всех, была шинель. Она, по нормам довольствия, выдаётся один раз. Это лучший товарищ солдата. И от непогоды спасёт и согреет. Нас даже учили скатку делать, очень удобная вещица получалась. Так вот, внизу на полах шинели есть крючки. Иногда их отпарывают, от незнания, что ох как они могут пригодится. Я тоже не знал, как правильно ими пользоваться. Теперь, лёжа на этом бетонном насте, мой сосед показал, как надо… Я не верил, что может пригодится… Но, сделал также…
Позади нашей упавшей «цепи», прохаживался капитан и рассказывал, что и как делать: если – что – вдруг – а они – а тут… Как же это всё умиротворённо звучало… А потом, также ровно, спокойным голосом: «Ну, что, отдохнули, отдышались? И так, противнику нельзя позволить закрепиться. Приказываю выбить противника с его позиций... В атаку, вперёд – ура». Мы остались лежать, обдумывая его слова и не веря им. Да и куда «атаковать» - тёмное поле? По забайкальскому снегу? Наши блуждающие мысли разогнал повтор: «В атаку… вперёд… ура!».
Какая-то отчаянная злость подняла меня, и я заорал, что есть мочи: «УРА!». Через мгновение, «ура» и других сопутствующих этому моменту слов было достаточно и… Как же мы бежали… жаль, что несколько шагов. Наст, который был рядом с дорогой кончился и мы по колено, а то и выше начали проваливаться. Я не могу представить на кого мы были похожи, но мы все, вместе с капитаном начали смеяться… Через минуту, глядя на наши попытки «атаковать», капитан сквозь смех сказал, что: «Противник, глядя на Ваши атакующие действия применил газ… Газы… Я сказал – ГАЗЫ». Смех, сменил помогающий мат. Представьте: Вы, почти по пояс в снегу, кидаете автомат в снег, снимаете трёхпалые рукавицы, отстёгиваете пуговку на сумке с противогазом, тянете на себя это резиновое изделие, одновременно снимаете шапку, натягиваете на голову противогаз и одеваете шапку. Стёкла, из-за разницы температур запотевают мгновенно... Теперь надо найти рукавицы, правильно их одеть, найти в снегу автомат… А атаку и минус двадцать никто не отменял…
Моё удивлённое недоумение снова сменилось отчаянной злостью. Мои ноги сами замолотили по этому снегу, я как юла закрутился влево-вправо, и побежал... Во всяком случае, это мне казалось. Бежал, в противогазе, с запотевшими стёклами, крича спасительное «УРА», мне казалось, что ещё немного, и вот-вот, и…
Я ощутил сильный удар в живот, благо, что вся сила удара пришлась по пряжке ремня. Услышал хруст… И я полетел…
Летел я вниз. Летел долго… По ощущениям, очень долго… Приземлился удачно, в снег… Шланг противогаза смягчил удар моего подбородка по автомату. Стянув с себя противогаз, осмотрелся… Я воткнулся в снег по грудь. Вокруг меня была шинель. Руки намертво схватили автомат. Посмотрел вверх и ничего не увидел. Стало невыносимо любопытно, что сзади меня. Попытался повернуться опираясь на шинель. Получилось. Снова взглянул. В метрах четырёх-пяти от меня была видна отвесная земляная стена. Недалеко лежали какие-то тонкие брёвна или столбы. Вверху, на фоне чуть посветлевшего неба, по сбитому нависшему снегу было заметно откуда был «полёт». Мда, высоко, раз по грудь забился. Кругом было тихо и чертовски темно… Тут меня охватила паника - а вдруг там, внизу, где сапоги… На этом, паническом подъёме, опираясь на шинель, втыкая автомат в снег, я неистово начал выбираться… Меня не покидала мысль – почему так тихо, где все?...
Наконец сапоги ступили на твёрдое… Оглянулся… Это был какой-то огроменный, огороженный овраг, может провал. Но теперь без части ограды – это она меня шибанула по ремню. Аж до сих пор подташнивало. Хорошо, что на неё не наткнулся, когда приземлялся… Покрутил головой - на дороге, в метрах тридцати стояли наши…
Я не могу передать эмоции моей радости, когда их увидел. Это было счастье! Куда-то пропала усталость и злость – я был счастлив. Счастлив от того, что сумел выбраться, что всё снаряжение со мной, что ничего не повредил (не считая болевшего подбородка и живота)… Я пошёл к своим, проваливаясь по ремень и выбираясь по пристёгнутой к ремню крючками шинели… Как же я был счастлив!... Первое, что я услышал, когда наконец добрался: «Ты где был? Мы тебя минут тридцать искали?»…
Наконец, вот и она, далёкая, желанная, теперь такая огромная сопка с нежным именем Сися… Уже стало совсем светло… Наш капитан бодр и свеж, поигрывает фляжкой. Мы же - полная противоположность: уставшие, мокрые, жаркие, тяжело дышащие… Капитан и тут нас пожалел, сказав, чтоб мы отдыхали, а он сбегает на сопку, наберёт воды…
Благодаря большому перекуру, мы привели себя в порядок. Главное - перемотали портянки, друг друга поддерживая… Фляжка была наполнена. Мы возвращались. Поднималось солнце, при каждом шаге всё выше и выше… На завтрак мы опаздывали, но бежать никому не хотелось, скорее не моглось. Мы шли. Шли молча, опустив головы. Попытки нашего капитана нас подбодрить успеха не имели. Мы вымотались полностью. А нашей части ещё не видно…
Совершенно неожиданно прозвучала команда: «Песню – запевай!». Мы заохали, что и так тяжело идти, какой уж тут петь. Да и чего петь, у всех строевые песни разные. Капитан предложил прекрасный выход, выбрать: или песню, или «бегом марш»… Каждый сразу затянул свою строевую. И сразу все загоготали… Капитан, отсмеявшись вместе с нами, сказал мне, чтоб я сделал выбор песни. Я запел: «Мы рождены, чтоб сказку сделать былью…». Строй сразу подобрался, головы подняли, шаг застучал. Ещё мгновение и пели все. Спели ещё раз… Потом ещё… Действительно стало как-то легче. Слаженность строя передавалось всем. Решил поддержать, командуя: «Арас-Арас-Арас-Два-три…». Но утомлённость нас догнала…
Я заставил себя запеть снова. Пел, если так можно сказать, или скорее орал, подстраиваясь под строевой шаг, те песни, которые знал… Пел почти до части. Голос сорвал. Охрип напрочь… Но строй был! И мне подпевали!…
В расположении, после сдачи противогазов и чищенного оружия, сидели, дремали у тёплых батарей - ждали нашего капитана, который пошёл на доклад к тому проверяющему.
По крику дневального, было понятно – это он. Он вошёл, мы поднялись и ждали, что скажет… Капитан оглядел нас, поправил ремни и сказал, по уже привычному нам тихо: - Инцидент полностью исчерпан. После обеда занятия в таком-то корпусе. Сейчас всем спать. На обед только не проспите. Отбой. И, в следующий раз, при «тревоге» поднимайтесь, и офицеров, ТУДА посылать не надо! Всё, отбой, отдыхайте и запомните этот марш-бросок в десять километров…
***
Спасибо ВАМ, товарищ Капитан за науку быть человеком. Человеком всегда и везде. Надеюсь, Вы сделали блестящую карьеру военного. Хотя… Кто ж Вас, такого, пустит на верх? Простите, что забыл, как Вас зовут. Всё равно Вас помню и счастлив, что служил и постигал службу вместе с Вами…