(Вторая часть)
Про проводника-балкарца
…Вскоре я начал замечать признаки соперничества, которые проявляли Цурфлю и татарин по отношению друг к другу, что в дальнейшем переросло в соревнование по ходьбе за честь их народов, убеждений и обуви. У меня не было никакого желания присоединиться, поэтому они быстро скрылись из виду…Спустя некоторое время, когда я оказался напротив обрыва, эта груда обломков, изрезанная глубокими ручьями, стала доказательством того, что переводчик из Цурфлю не очень хороший…
… Когда я боролся с очередным склоном, пастух сжалился надо мной и настоял на том, чтобы я отдал ему свой рюкзак вдобавок к тому грузу, который он нес до этого. И, несмотря на все это, он все еще был в состоянии подниматься вверх и показывать нам дорогу. Этот человек был прекрасным олицетворением силы и превосходного чувства баланса…
Куда более закаленный татарин отказался занять предложенное ему место рядом с нами и, вымыв голову, руки и ноги, как предписывает его вера, лег снаружи под большой скалой Цурфлю с грустью смотрел на все это, будучи уверенным, что тот под порывами безжалостного ветра замерзнет до смерти еще до того, как наступит утро. В час ночи Цурфлю, который не спал на случай, если придется оплакивать медленную смерть татарина, вылез из палатки, чтобы узнать, как этот процесс продвигается. Несколько минут спустя он, стуча зубами, но, тем не менее, с неподдельным восторгом на лице и в голосе заявил, что татарин не просто жив, а выглядит так, будто наслаждается сном на свежем воздухе (да еще и без ботинок)!
Про охотника, шашлыки и «якшы»
Однако через час печаль сменилась радостью, ибо мы заметили, как по травянистому склону пытается подняться охотник, узнать которого можно было лишь по широким плечам, видневшимся из-под огромной вязанки поленьев.
Кажется, когда ему стало понятно, что здесь нет дров, он положил свои вещи в сухую яму под камнем, вернулся в Миссес-кош и принес наши припасы оттуда. Сильный и добрый поступок, сделанный без ожидания награды, для тех, кто ничего от него не ждал.
Овцу быстро догнали и закололи, и вскоре мы уже сидели вокруг потрескивающего костра, наблюдая за тем, как шипит мясо, нанизанное на длинные деревянные штычки. От вида этих сочных кусочков в ореоле танцующего пламени я воспрял духом. На мой вопрос, станет ли завтра погода лучше, охотник дал, как мне показалось, вдохновляюще благоприятный ответ. Однако Цурфлю не был этим удовлетворен, он отказался признать мой перевод слова «якши», выказав беспощадное презрение к моим попыткам говорить по-татарски.
На следующее утро его пессимизм казался оправданным, потому что туман стал гуще, чем когда-либо. И все же охотник на все расспросы так же отвечал «якши», поэтому, вопреки желанию Цурфлю, мы собрали лагерь, и примерно в полдень татарин повел нас по великолепной тропе сквозь туман. Пастух тоже согласился присоединиться к нашей группе, поэтому мне выпала честь испытать редкое удовольствие идти налегке.
... Охотник, видимо, хотел подняться к леднику вдали от сераков, а затем вернуться к хижине по тропе, по которой мы шли сейчас. Однако Цурфлю, признавая тот факт, что уходит по леднику слишком высоко, повернул вправо и в непроглядном тумане прошел это место по наихудшему пути из возможных. Разумеется, охотник не показал белого пера (т.е. проявить трусость) неверующему и проследовал за ним.
Шхара, Джанги и Дыхтау
Перед нами стояли величественные стены Шхары и Джанги, покрытые угрожающим льдом и уходящие высоко вверх в теплый бледноватый воздух, оставляя внизу молчаливый ледник, мрачневший во тьме и холоде, по мере того, как обволакивающий вечерний туман медленно окутывал его склоны. Позади нашей палатки возвышались великолепные крутые стены Дых-тау. Что-то есть в этих гигантских непокоренных вершинах, особенно когда смотришь на них в лучах закатного солнца. Что-то необыкновенно торжественное и серьезное одновременно. Острить на эту тему было бы профанацией. И ты глядишь на эти потрясающие отвесные стены с чувством сродни тому, что испытывал паломник во времена Средневековья в каком-нибудь святом храме. Длинные косые тени падали на их грани, подчеркивая кулуары, зубчатые гребни, обледенелые скалы и бесконечные равнодушные гранитные плиты
На вершине
Все горы в Европе, кроме Эльбруса, были у нас под ногами, и с такой дозорной башни высотой в 5198 метров мы наблюдали за этим вращающимся миром. Я повернул налево и через несколько шагов оказался у того самого кульминационного момента восхождения, и опустился на разрушенную вершину горы. Над Шхарой мантией чернели громадные тучи, а гребень Джанги был окутан плотными спутанными облаками, белизной сверкающими сверху и недобро темнеющими внизу.
Белоснежные доспехи Коштан-тау сияли вопреки черным сгущающимся тучам. Только над Эльбрусом не было ни облачка, и из- за его величины казалось, что он так близко, что Цурфлю с пренебрежением усмехнулся над моим утверждением, что между нами и Эльбрусом расположены перевалы, по которым мы ходили из Муджаля в Башиль-су.
При взгляде на снег возникало подозрение, что гора действительно довольно далеко, но из-за ее огромного размера и высоты расстояние казалось незначительным, поэтому я не удивлен тем, что он ошибся.
… Спустя сорок пять минут отдыха под яростными порывами ураганного ветра мы поняли, что вполне готовы к спуску, и в одиннадцать тридцать мы покинули вершину.
Гималаи
В июне 1895 года Маммери отправился в Гималаи для восхождения на вершину Нанга-Парбат (8125 метров) — девятой по высоте вершины в мире. Тогда у альпинистов не было ни малейшего представления об особенностях восхождений на столь высокие горы, Маммери рассматривал Гималаи как «обычные» горы наподобие Альп или Кавказа, только с большими высотами. Такая беспечность стоила ему жизни.
24 августа 1895 года Альберта Маммери и двоих его спутников в последний раз видели на предперевальном склоне. Их гибель, первая в истории Нанга-Парбат и покорения «восьмитысячников», произошла, предположительно, на высоте 6400 метров со стороны ледника Ракиот в результате схода снежной лавины. Тела до сих пор не найдены.
#Кавказ #Дыхтау #Эльбрус #КБР #Балкария #балкарцы #путешествие #достопримечательности #Гималаи