Радик Гарипов возглавляет этно-инструментальный ансамбль «Седой Урал». Увлечение музыкой началось после тяжёлой травмы и стало профессией.
59-летний музыкант и авиатор – о втором дыхании, тяге к полётам и о том, как сохранить молодость тела и души.
Озарение музыкой
Наталья Стерледева, «АиФ-Прикамье»: Радик Рауфисович, с чего началось ваше увлечение музыкой?
Радик Гарипов: Это случилось через два года после того, как я получил тяжёлую травму. В 1995 году на аэродроме в Перми, во Фролах, я устанавливал лебёдку для запуска планеров. Произошёл несчастный случай – и я потерял ногу. До травмы девять лет служил авиационным инженером в ВВС, был главным лесничим заповедника Вишерский, учителем физики в средней школе. После травмы все изменилось. Однажды по какому-то наитию я взял в руки думбыру и решил заняться музыкой.
– Пришло озарение?
– Можно сказать и так. Это как найти долгожданную рифму, когда пишешь стихи. От восторга даже дрожь пробивает.
– А вы пишите стихи?
– Да, пишу стихи, есть и песни. Правда, строчки редко ложатся на мою музыку. Стихи пишу философские, у них немного другой ритм, чем у этнических мелодий.
– У вас музыкальная семья?
– Отец играл на мандолине, до сих пор играют на этом инструменте и все тётки по линии отца. А двоюродные братья предпочитают курай и аккордеон. Есть у меня музыкальный ген, этого не отнять. Но, видимо, чтобы развить его, нужен был какой-то толчок. К тому направлению в музыке, которое полностью бы меня захватило, я шёл долгие годы. Например, в школе пытался играть на гитаре, но популярные тогда импортные диско-композиции мне не нравились, казались слащавыми. Интерес быстро угас. Можно сказать, что в поиске своего направления я был до 1997 года – именно тогда занялся этнической музыкой. Сначала присматривался, изучал аутентичные мелодии. Очень помог мне всемирный фестиваль башкир – Курултай. Там меня свели с выдающимися музыкантами Башкортостана. Они дали мне путёвку в жизнь. С некоторыми из них поддерживаю отношения до сих пор.
Песни тайги
– На чём сейчас играете?
– Играю на башкирских инструментах – трёх– и пятиструнной думбыре, курае, кубызе, на русских крыльчатых гуслях, немного на коми-пермяцких пэлянах, мансийском санквылтапе.
– Когда появился ансамбль «Седой Урал»?
– Коллектив начал создаваться лет девять назад. Несколько раз состав его менялся. Сейчас в основном составе ансамбля три человека – Антон Михеев (играет на русском гудке и балалайке, башкирской думбыре и кылкамызе, таджикском гиджаке, монгольском эрху). Гульнара Есенеева у нас вокалистка, но ещё и играет на кубызе, башкирском барабане (киле), перкуссионных шумелках.
– Как подбираете репертуар?
– Мы играем башкирскую, русскую, коми-пермяцкую, мансийскую, татарскую музыку. Исполняем аутентичные вещи и авторские композиции. Есть в нашем репертуаре и современные авторские мелодии, созданные на основе эпического наследия. Я создавал их, изучая мелодии, которые присущи тому или иному народу. Если мелодии русские, то исполняются на балалайке, гуслях, гудке. Башкирские – на курае и кылкамызе. Мансийские – на санквылтапе.
Есть у нас и этно-электронная программа «Урман» (в переводе с башкирского – «тайга»). Я не люблю современные примитивные электронные произведения. Однако решил взяться за этот проект по одной причине – считаю, что молодёжи оцифрованный звук будет проще воспринять. Изучил программу по созданию электронной музыки, интегрировал туда все свои авторские вещи. Иногда в одной песне мы стыкуем инструменты разных народов. Например, есть известная русская мелодия «Скобари». Я играю её на гуслях, Антон Михеев вступает на русском гудке, а потом продолжает на башкирском кылкамызе. Получается очень красиво. Да, это нельзя назвать каноническим исполнением. Но это наш стиль.
Потомки сарматов
– Почему вы назвали свою группу «Седой Урал»?
– Урал – наша родина. С другой стороны – это башкирское слово (означает «пояс»). Есть даже такое башкирское имя – Урал. Сам я башкир, и, кстати, весь седой. Вот и получилось: «Седой Урал».
– Вы башкир на 100%?
– Отец у меня катайский башкир. Сейчас модно сдавать генетический анализ. И я его тоже сдал. Анализ подтвердил, что я башкир из рода Катай. У башкир много разных родов и генетически мы все разные, каждый род имеет свой исторический путь. Например, бардымские башкиры – носители итало-кельтской генетики, а башкиры Пермского района – иранской. Катайские же башкиры родом из Аркаима. Род Катай очень древний. Первые упоминания об Аркаиме относятся к II-III вв. до нашей эры. Башкиры – прямые потомки сарматов. Потому и характер у нас такой.
– Какой?
– Башкир должен быть прямой, как полёт стрелы. А если начинает крутить, юлить – это уже не башкир. У нас так принято говорить.
– Где вы выступаете?
– В основном по Пермскому краю. Посещаем различные фестивали. Периодически ездим с выступлениями в Башкортостан. Были на этническом фестивале «Крутушка» в Казани. Выступали в Аркаиме. Мы – коллектив-партнёр Пермского дома народного творчества «Губерния», там у нас репетиционная база. И они привлекают нас на разные мероприятия. Выступаем мы и вместе с ними. Представляем регион. Мы – лауреаты международного конкурса «Хрустальный ключ» в Нижнем Новгороде. Из-за пандемии и карантина зарубежными поездками похвастаться пока не можем, зато диски наши там слушают. Например, на одной интернет-радиостанции в Австралии три года назад две мелодии с нашего диска оказались в топе самых популярных композиций.
Тяга к полётам
– Музыка сейчас единственное ваше увлечение?
– Нет, я по-прежнему увлекаюсь полётами, летаю с протезом. Периодически беру параплан и отправляюсь летать в Кишерть, в Башкортостан. У меня три прыжка с парашютом, два из них я совершил уже без ноги.
– Вы рисковый человек? Что руководит вами в жизни?
– Стараюсь жить по традиции. Семья, наши ценности (народные, этнические, религиозные) для меня очень важны. Долгое время был заместителем муфтия Пермского края, потом подоспела молодёжь. Тогда я всё им передал и стал заниматься только музыкой. Иногда башкиры зовут меня революционером. Потому что древние музыкальные инструменты восстанавливаю и делаю это по своему усмотрению. Я вернул башкирам пятиструнную думбыру, о которой не вспоминали с 19-го столетия, вернул коми-пермякам шлемовидные гусли.
– Где вы берёте инструменты? Находите и реставрируете старые?
– Нет, старые инструменты не годятся для концертной деятельности. Инструменты делают мастера. Конечно, они создают их с использованием современных технологий – используют другой клей, применяют станки с программным управлением, чтобы сделать, например, ровную чашку. И струны на наших инструментах используются нейлоновые или стальные гитарные. Бывает, что некоторые детали мы берём от классических инструментов, потому что это улучшает качество звука. При этом сохраняется аутентичный тембр.
– Кто вы по образованию?
– По первому образованию – военный авиационный инженер. По второму высшему – философ. Хотел даже писать кандидатскую, но тогда нужно было поднимать детей, зарабатывать деньги. В нулевые годы было не до кандидатской.
– Музыкой вы начали заниматься после сорока лет, а полёты не прекращаете и после пятидесяти. В чём секрет «вечной молодости»?
– У каждого человека в детстве были мечты. Кто-то хотел заниматься музыкой, кто-то танцевать. Считаю, что в зрелом возрасте появляется возможность заняться тем делом, о котором всегда мечтал. Активным можно быть в любом возрасте. Я, например, регулярно хожу на утреннюю зарядку у нас в Гайве. Туда ходят очень пожилые люди. Они не сдаются. И правильно. Активная деятельность не даёт мозгам застаиваться.