Материнская молитва со дна моря достает
Назовем его Андреем. Сейчас ему немного за тридцать, после освобождения несколько лет назад он стал трудиться при из храмов Братской епархии.
Детство Андрея прошло в деревне. Он не был хулиганом. Семья хорошая, верующая бабушка. На ее похороны пришел весь поселок. Когда пятилетнего Андрея крестили в Москве, священник сказал: «Этот ребенок угоден Богу».
По окончании школы Андрей поступил в один из иркутских вузов. «О вере я почти ничего не знал, но что-то меня тянуло в храм, порой поднимался в семь утра и шел на службу. Видел, как люди подходят к Причастию. Я вставал в очередь и несколько раз неосознанно причащался». Но вскоре грянула беда…
«Накануне случившегося вижу сон: иду вброд по грязной воде, кругом плавают окурки, пустые бутылки, шприцы, консервные банки… отвратительные ощущения» – вспоминает Андрей. Это была первая неделя Великого поста. Студенческая попойка закончилась дракой, в результате которой был смертельно ранен милиционер. На следующий день двадцатилетний Андрей вместо студенческой аудитории оказался в следственном изоляторе. Позднее раскаяние... Душевные терзания… Невозможность повернуть время назад и что-либо изменить… Затем суд и приговор – пятнадцать лет строгого режима.
«Когда по этапу из иркутской тюрьмы я был отправлен в поселок Марково, на территории колонии увидел пятикупольный храм Покрова Пресвятой Богородицы… Внезапно ко мне пришло понимание, что жизнь не кончена… Впервые за полгода душевных мучений, раскаяния в содеянном я почувствовал какую-то опору, утешение. У меня появилась надежда на помощь Божью. Дома за меня усердно молились родители».
В Марково
Сразу в храм Андрей не пришел, стал осторожно расспрашивать народ. О храме ходили нелепые слухи, суеверия…
Однажды, проходя по коридору барака, он увидел человека, который помолился и перекрестил пищу (кусок жареного хлеба). И это навеяло Андрею приятные воспоминания о родном доме… и о том, что родители молились перед едой.
«Я познакомился с Колей, и мы стали по утрам подниматься часов в шесть и своими путями, подкупая дежурных, рискуя быть задержанными, пробираться в храм через зону, где читали утренние молитвы», – говорит он. Человеку, не знакомому с лагерным контролем и дисциплиной, трудно понять этот риск, когда из-за одного нарушения можно лишиться всего: и работы, и условно-досрочного освобождения.
– Дойти до храма – продолжает Андрей, – помогала вера в то, что ты идешь к Богу, и что Он Сам управит этот путь. Нужно только набраться мужества и с молитвой выйти за локальный участок. Храм разрешалось посещать только по воскресеньям, когда в колонию приезжал о. Александр Василенко. Ему я впервые открыл душу.
Из полуторa тысяч заключенных было лишь пять прихожан. Батюшка привозил книги, мы много читали. Загорелась душа верой, хотелось поделиться с другими. К нам стали тянуться люди, которым мы рассказывали о вере православной. Завязывалось духовное общение. Помню, в одной бригаде две недели обсуждали беседу Серафима Саровского с Мотовиловым. И вот тогда я почувствовал, что взял Господь меня на руки, как дитя, и бережно понес.
Сколько раз удавалось незамеченным пробираться в храм, сколько раз возникали ситуации, когда могли бы записать нарушение в личное дело или отправить в изолятор, карцер! Но Господь хранил меня. На протяжении всего срока рядом находились больные СПИДом, туберкулезом: по утрам стоял невыносимый кашель, многие умирали, отсидев два-три года. Я не заразился.
Как чувствовал я там близость Бога, словами передать невозможно. Постоянно Господь окружал теми людьми, которые способствовали моему духовному преуспеянию. Кто-то посылался мне для смирения гордыни. Однажды один матерый авторитет, увидев, что мне прислали посылку с духовной литературой, стал открыто глумиться над верой: «Лучше бы сигарет прислали вместо этого бреда!» Через два дня в колонию пришла машина с флюорографией. У этого несчастного обнаружили полный распад легких и увезли. Но были и другие зэки, от их молитв расцветали засохшие бутоны…
В колонии Андрей работал токарем (кустарем) и кузнецом. В числе его работ – оградка к памятнику Александру II в Иркутске, бронзовые подсвечники для храма при Ивано-Матренинской больнице и многое другое.
За четыре с половиной года пребывания в Марково Андрею удалось убедить начальника колонии в необходимости более свободного доступа заключенных в церковь, добиться разрешения передавать по лагерному радио аудиозаписи церковных проповедей. Число постоянных прихожан увеличилось уже до 60 человек. Верующие заключенные организовали выпуск православной стенгазеты, помогали неимущим, обиженным, бичам (опустившимся людям, ставшим бродягами – прим.). Собирались в церкви по субботам на чтение Псалтири, Апокалипсиса.
– Одним сентябрьским вечером, – вспоминает Андрей, – прочитали в храме «Великие знамения на небе и земле», выходим на улицу и оцепенели: на небе три солнца и четыре радуги. Народ из бараков выбежал, ужасается! Месяца через три цунами смыло побережье Индонезии. Я стал усердно молиться после этого: «Господи, помоги мне освободиться из заключения до пришествия антихриста, чтобы успеть найти любящую девушку и создать крепкую семью».
В Вихоревке
Затем Андрей по этапу был отправлен в Вихоревку, в ИТК-25, где получил дальнейшее духовное окормление от о. Андрея Огородникова. Сначала он также трудился токарем, познакомился с двумя верующими заключенными. Приближался Великий пост, и эти трое решили ради искупления своих грехов и исправления жизни в течение всего поста не вкушать пищу по средам и пятницам. «В тот пост, – говорит Андрей, – Господь дал мне понять по-настоящему, что есть покаяние».
Вскоре его назначили старостой Воскресенской часовни. Снова удалось организовать радиолекции. Заключенные слушали по радио профессора Осипова, диакона Андрея Кураева, после чего потянулись в часовню. В библиотеке разобрали всю православную литературу. Андрея стали приглашать на диспут протестанты (приходилось перечитывать много литературы, чтобы отвечать на их вопросы и возражения).
При Воскресенской часовне трудился Дмитрий, который умел искусно оформлять иконы, изготавливать оклады. Этому он научил и Андрея. У Дмитрия были золотые руки, но веры настоящей не было. Окормлявший колонию настоятель часто говорил заключенным: «В первую очередь вам нужно стать христианами. Выйдешь нехристианином – снова сюда вернешься». Так случилось и с Дмитрием.
– Он освободился раньше меня, – говорит Андрей, – в храм так и не пришел: лукавый в мир утянул; по пьянке Дмитрий убил двух человек, и ему дали пожизненный срок. Настоятель так переживал из-за этого... И когда я освободился, батюшка дал мне побыть с родными только два дня, потом сам приехал за мной в поселок на машине и увез в свой храм.
Долгожданная свобода
Последние девять месяцев заключения прошли в Зиминской колонии. Там его ждали храм Анастасии Узорешительницы и такие же заботы, как в Марково и в Вихоревке… И туда приезжал настоятель: привозил лампадное масло, свечи. Храм был почти заброшен, но с Божьей помощью в день освобождения Андрея уже звонили колокола, а православная общинка заключенных, успевшая сформироваться за эти девять месяцев, читала благодарственный акафист Господу нашему Иисусу Христу.
Всего Андрей отбыл в заключении девять с половиной лет вместо пятнадцати – на прошение об условно-досрочном освобождении ему пришел положительный ответ. Когда его перевели в Зиму, многие заключенные, узнав, что Андрею «скостили» пять с половиной лет, тоже стали писать такие прошения. Однако всем им пришел отказ…
Православный человек сможет найти этому объяснение: за Андрея молились батюшки, которые его духовно окормляли, молились родители. Молился он сам...
Помолитесь и вы об этом человеке, хотя настоящее имя у него другое. Но Господь его знает.
Оксана СОРОКИНА
Публикация сайта Братской епархии