После их отъезда дом снова становится сонным. Мы с сыном выносим на веранду чай.
-Mir gefällt es hier, - заявляет мой сын ни с того, ни с сего, болтая ногами. – Und dir?
- Мне тоже. Мне всегда здесь нравилось, - к этому нам обоим больше нечего добавить, некоторое время мы молчим. Сын не торопясь хлебает чай, причмокивает и льет его на себя, при этом умудряется запихнуть в чашку горсть малины и какие-то мятые листики, кажется, яблочные. – А как тебе наши гости?
- Es geht, - тянет он в ответ. – Sie spielen mit mir kaum. Die Hunde von Alex mag ich lieber.
- Ну в этом вообще никто не сомневался! – смеюсь я. – А больше собак ты, конечно, любишь Натусину козу.
- Sie ist die Beste! – охотно соглашается юный Гумбольдт.
Ночью я хвалю себя за то, как вовремя я вспомнил эту почти чеховскую традицию нашего дома – одаривать отъезжающих гостей овощами и фруктами из нашего сада. Когда-то их было больше, с другой стороны, и гостей тогда было больше. К нам приезжали Ларины подруги и родственники, наши с отцом родственники, естественно, не приезжали, а друзей у нас не было.
Мой сын подарил нашим гостям свое первое яблоко – это очень широкий жест с его стороны. Он следил за ним с неделю, каждый день оценивая размер, цвет и аромат, и только вчера решился снять его с дерева. Просто чудо, что он отдал его добровольно – он очень щедрый мальчик.
И тут я думаю о том, что мне тоже хочется поделиться. Наш первый урожай хотя и скромен, но мне будет приятно разделить его с Ларой. Отдельную ноту в мои рассуждения вносит мысль о том, что кормящей женщине, наверняка, нужны витамины. Решено – к следующей пятнице я обязательно соберу посылку. Без ответа, правда, остается вопрос, как именно ее передать. Сам я ехать не решусь – она, наверняка, не захочет меня видеть. Просить мать тоже нецелесообразно, если Лара хочет оставить в тени ряд подробностей своей жизни, значит и от встречи с Юлией откажется однозначно. Курьер? Или есть что-то еще?
- Слушай, а ты не можешь моим друзьям посылку завести? – спрашиваю я вдруг, слушая, как Александра жалуется на необходимость поездки в город. – Я бы тебе бензин компенсировал, а?
- Немецкий бюргер, - презрительно бросает она. – Так и хочется тебе все баш на баш организовать. Просто так отвезу – диктуй адрес и телефон.
Как заботливая мать, отправляющая ребенка к бабушке в лес, я провожаю свою добросердечную соседку в город и пишу Ларе о том, что сегодня или завтра к ней заедет ходок из деревни с дарами. Денег Александра с меня, конечно, не берет, я расплачиваюсь натурой – выгуливаю ее зоопарк сначала вечером, а потом еще и утром. Сомнительное удовольствие.
Мой сын, однако, считает иначе – он безумно рад возможности поиграть в хозяина двух взрослых псов. Псы рады меньше, но, тем не менее, ведут себя прилично – хорошие собаки.
Александра возвращается ближе к вечеру – я спешу послушать ее рассказ:
- Все забрали, поблагодарили, вам привет передали. Малышка – прелесть! Обожаю детей в возрасте кабачка! Ну и потом, ближе к тридцати… Но в промежутке убила бы!
- Значит, у меня еще есть шанс, - смеюсь я.
- О у тебя есть все шансы. Такие балбесы как ты прекрасны в любом возрасте!
Значит, Лара ничего не сказала, ни о чем не спросила. Бывает.
Так проходит июль, лето начинает заканчиваться – я начинаю задумываться об отъезде. Не то чтобы мне очень хотелось ехать, но дом очень ветхий, все мои усилия вернули ему жилой вид, а может быть, даже и уют, но водо- и теплоизоляции поспособствовали мало. Да я к этому особо и не стремился. В моем детстве мы жили в нем только в теплое время года. Мы и теперь провели в нем прекрасные летние месяцы. Но лето подходит к концу, и я начинаю чувствовать себя как школьник, которому так или иначе придется вернуться в надоевшую школу. В которой все по-прежнему – в Германии все уже привыкли работать на удаленке, да и жить, никого не видя, тоже. Более того, я даже думаю, что многие немцы убеждены, что бог услышал их мольбы.
Я вспоминаю свою берлинскую квартиру, представляю, как буду сидеть в ней целыми днями – утром за кухонным столом, весь день за рабочим. Друзей у меня нет, коллег я и сам видеть не хочу…
С другой стороны, оставаться в Самаре тоже бессмысленно – своего жилья у меня нет. У матери тесно. Лара? Она не написала даже ни разу! Спасибо хоть фотографии шлет. Если быть честным, я очень надеялся, что она позвонит или даже приедет, она ведь знает адрес. Может быть, и ее воспоминания о тех днях в деревне так же теплы и солнечны как мои…
Тем не менее, за все лето она так и не дала о себе знать.
Я по-прежнему жду, но постепенно смиряюсь с тем, что мое ожидание напрасно.
Я планирую отъезд на сентябрь – обычно в это время уже дождливо и холодно. Александра вернется в свой универ, уедет. Юрий уже уехал. С матерью после моей разгульной недели отношения натянутые. Я не могу ее винить, беспроблемные родственники всегда желаннее проблемных, а я на данный момент медленно перехожу из первой во вторую категорию. Все эти люди уйдут из моей жизни, останется только неунывающая Натуся. И все чаще проявляющий мой же собственный скверный характер отпрыск.
За месяцы деревенской жизни Ларс совсем одичал – привык ходить, куда ему вздумается, делать, что в голову взбредет. Недавно я снимал его с сарая. На мой совершенно справедливый вопрос о целее этого высокого визита он ответил, что планировал собрать яблоки для козы. И, вероятно, отнести их означенной выше козе. А это километра два пути. Я молча закатываю глаза и радуюсь, что об этом позорном эпизоде моей родительской жизни не узнают немецкие органы опеки.
С другой стороны, это ли не воспеваемая всеми самостоятельность?! Я своими руками ращу гипер-самостоятельного ребенка. Свою копию. Через десять лет он будет вспоминать отца, которого никогда с ним не было. Сможет ли он рассказать мне об этих воспоминаниях?
Или через десять лет меня с ним не будет?
Я возвращаюсь к мыслям о смерти. Летом за буйством света и зелени они поблекли, я думал, что избавился от них навсегда, но вот наступает осень – и они возвращаются. В сером осеннем Берлине они накроют меня с головой. Тогда я буду смотреть на летние фотографии и слушать воспоминания сына – вроде, не все так плохо.
А следующим летом, если повезет и пандемия продолжится, мы вернемся…
Август течет сонно, гостей становится все меньше. Я полностью погружен в битву за урожай и иногда, если находится время, прибиваю где-нибудь очередную доску – их, нуждающихся во внимании, по-прежнему много.
Вопрос с удобствами тоже решен только частично. Водопровода я все-таки добился. Со скандалом, конечно, с большим количеством денег. Сколько из этого составила госпошлина, а сколько – дополнительная оплата, я не интересуюсь – мне важен результат. Теперь у нас есть электричество и вода, но по-прежнему нет газа. Как зимовать в разваливающемся доме, да еще и без газа?!
Ответ однозначен. Я рассматриваю весьма сократившиеся за эти полгода возможности для выезда, ну и правила въезда соответственно. И вынужден признать, что путешествие заметно подорожало. Но еще больше меня удивляет не это, а то что я обращаю внимание на такие вещи. Ну все правильно – это возраст! Скоро и голова, как Юрий обещал, заболит… И депрессия еще эта сезонная. Надо у Натуси спросить, как она с этим борется. Послушаю, как старушка смеется.
С Натусей мы встречаемся не часто, но систематически. Ей депрессиями страдать некогда – она активно готовится к грядущей зиме. Выскабливает до состояния лунного ландшафта свой и без того ухоженный огород, спускает в погреб картофель, проверяет сохранность кормов для козы.
- А козленка куда? – к слову спрашиваю я ее как-то в конце августа. Солнце уже стремится к горизонту, золото заливает выжженную жаром траву у двора, сам ветхий двор и Натусю в опрятном цветастом халате. Она отдыхает на завалинке после трудового дня, я в праздности стою рядом, мой сын гладит как собаку пристроившуюся в ногах у хозяйки козу. И только козленок мелким бесом скачет вокруг нас.
- Тоньке подарю. У нее как раз старший в первый класс идет, праздновать будут, - она продолжает свой рассказ о приготовлениях старшего внука к школе, а я украдкой смотрю на сына. Нет, он не понял натусиных слов и пребывает в счастливом неведении относительно судьбы козленка.
- Все правильно, - говорю я Александре в тот же вечер. Мы сидим у меня дома и пьем травяной чай, собаки носятся по участку в безуспешных попытках спастись от сына. Моя очередная попытка дать урок немецкого в очередной раз с треском провалилась. – Таков круговорот природы. Натуся отдала ему полгода своей жизни – и он был счастлив, но лето кончится. Теперь он отдаст свою жизнь пожилой женщине, чтобы у нее были силы заботиться о его братьях и сестрах в следующем году.
- Ты говоришь так, как будто это очень важно для тебя, - замечает она задумчиво.
- Пожалуй, так и есть. Вся Германия на ушах стоит от этих бесконечных дискуссий. Имеет ли право человек отнимать жизнь животного и, если да, то на каких условиях. При этом жрут они как не в себя, что мяса, что соевых заменителей. Я этого никогда не понимал, зачем?! Там же все безвкусное! Здесь продукты имеют вкус, аромат, а значит и вопрос о правомерности потребления мяса мог бы получить какой-то смысл. Но в деревенских реалиях он опять-таки блекнет – у Натуси есть силы только на одну козу, в которой веса-то от силы килограмм двадцать, а если без костей, так и вовсе на один немецкий гриль.
- Не знаю, мне как-то странно, что ты сравниваешь немцев с Натусей, - отвечает Александра. – Но, наверное, ты прав… Эти вопросы всегда были далеки от меня. Оно и понятно – собаки никогда не станут вегетарианцами, у них природа другая, значит и мне от мясоедства никуда не деться.
- Куда ты, Гай, туда и я, Гая, - почему-то вспоминается мне. Вряд ли она меня поняла, но и спрашивать ей не хочется. А мне не хочется объяснять. Какое-то время мы молчим.
– Со следующей недели мне на работу, - вспоминает она, прощаясь.
- Да, конечно, скоро сентябрь. И мне тоже пора собираться.
Сентябрь наступает.
Александра начинает появляться в деревне только на выходные.
Козленка отдают на шашлык, и мне приходится придумывать историю про другую натусину внучку, которая живет в соседнем селе и будет очень хорошо заботиться о козленке. Сын полон праведного негодования – это он хорошо заботился о козленке и очень к нему привязался.
- Следующий, дай бог, девка будет, - утешает его, как может, Натуся. – Тебе подарю! – маленький немец недоверчиво всхлипывает. – А то, может, и два за раз родятся. Хочешь двоих?